Вадим Панов - Крест толкователей

— Прочесали вот этот квадрат. От Починков до Воскресенского. А час назад заявление в милицию поступило — у фермера одного машину угнали. Конечно, не факт, что именно они, но все же…

Самохин обошел стол. На стуле, стоящем у самой стены, стояли несколько ящиков с турецкими персиками. Он взял из верхнего персик и кинул его Ракитину.

— Угощайся… — сказал Самохин.

Капитал ловко поймал персик на лету.

— Ну, ты даешь… Откуда?..

Самохин усмехнулся:

— Как откуда? Держим руку на пульсе торговой артерии. Дары туземных коммерсантов. А чего ж ты один приехал? Обещали же нам людей…

Ракитин аккуратно установил персик обратно в ящик.

— У Ольховки встали, — сказал он. — В восьми километрах. Да не просто встали — мотор стуканул. У нас же одни «УАЗы». Вызвал другую машину — через полчаса будут здесь.

Ракитин посмотрел в окно. Лунин взмахнул жезлом и остановил «Газель», цельнометаллический фургон. Водитель вышел из нее и не спеша достал права.

— Да знаю я эту технику, — сказал Самохин. — Ведро с болтами. Сам когда-то на ней куролесил…

Однако, рассказать о своих приключениях за баранкой он так и не успел. В этот момент раздался звук зуммера. Самохин резко обернулся к экрану монитора. Там был зафиксирован автомобильный номер — 441. Белая шестерка. Самохин схватил автомат, который лежал на столе и кинулся к двери.

Самохин скатился, гремя тяжелыми ботинками, по металлической лестнице вниз. За ним выбежал Ракитин. Лунин без слов понял, в чем дело. Он бросился на помощь Самохину — вместе с ним они все-таки быстро размотали рулон ленты, которая лежала у обочины, и перекрывая ею проезжую часть.

Машина неслась по дороге во весь опор. Это были белые «Жигули» шестой модели, точно такие же, как и у капитана Ракитина. Но нестись вперед было некуда — часть дороги была перекрыта шлагбаумом, другая ее часть — «Газелью», которую только что остановил Лунин. К тому же, после этих двух препятствий, поперек проезжей части лежало еще одно — лента, которую успели размотать милиционеры. За лобовым стеклом «Жигулей» мелькнули перекошенные лица, — два коротко стриженных молодых человека. Один из них вцепился в руль, второй, обеими руками, — в ручку над пассажирским передним окном.

Их машина не сбавляла скорости почти до КПМ. Однако, перед самым шлагбаумом, нервы водителя вдруг сдали. Он резко дал по тормозам, и машина тут же ушла в крутой головокружительный занос. С металлическим лязгом она ударила «Газель» задним крылом и сшибла шлагбаум.

«Газель» взбрыкнула передними колесами, будто пришпоренная. Дверцы грузового отсека распахнулись одновременно. На асфальт вылетел целый штабель ящиков апельсинов. Плоды полились оранжевым потоком, который тут же заполнил проезжую часть.

Удар о шлагбаум произошел именно в тот момент, когда с лестницы спрыгивал Ракитин. Полы его пиджака застегнуты не были, и одна из них вдруг открыла пистолет в наплечной кобуре. Металлическая труба шлагбаума с размаху пришлась по его груди и отшвырнула капитана в сторону. Отлетев на несколько метров, он ударился головою о бордюр. Удар оказался настолько силен, что погасил свет вечернего солнца, и Ракитин на несколько секунд оказался в кромешной темноте.

На излете этого же виража «Жигули» задели Самохина. С неожиданной легкостью тот, как фанерный, подлетел в воздух, совершил там эффектный переворот и упал куда-то за отбойник, на встречную. Машина пронеслась по ленте, пропоров все четыре колеса. Раздались почти одновременные хлопки, резина взлохматилась рваными клочьями. «Жигули» пошли юзом и завертелись вокруг своей оси. Вращение это остановил лишь фонарный столб, о который со всего маху с хрустом ударилась машина. Водительскую дверь сорвало с петель, и, вместе с водителем, она улетела в кювет.

Водитель «Газели» перемахнул через отбойник и без оглядки побежал в лес. Единственный, кто мог еще хоть как-то влиять на ситуацию, был лейтенант Лунин.

Он поднял автомат и медленно пошел к машине, приближаясь к ней со стороны пассажирской двери. Юноша за нею пошевелил головой. Он был пристегнут, и видимых повреждений, по крайней мере, на его лице, заметно не было.

Именно в этот момент открыл глаза Ракитин. Он лежал головою на тротуарном бордюре, и под его затылком собиралась свежая кровь. Сознание вернулось к нему, но, по-видимому, только отчасти — взгляд его был тускл и не вполне адекватен. Он с трудом поднял голову и стал наблюдать за Луниным, который осторожно двигался к машине. Лунин заметил движение пассажира и вскинул автомат. Он прицелился дезертиру в голову.

В двух шагах от пассажирской двери Лунин остановился.

— Не шевелись, — внятно сказал он. — Выходи из машины. Медленно.

Человек в машине, не спуская глаз с автомата Лунина, опять пошевелил головой.

— Не стреляй, братан, — слабо сказал он, — только не надо стрелять… Я сейчас выйду…

Водительскую дверь была сорвана. Сквозь ее проем можно было увидеть, как дезертир сделал движение, будто пытаясь отстегнуть ремень безопасности. На его коленях лежал автомат, который упирался стволом в дверь.

Однако, Лунин находился с другой стороны и, к сожалению, ничего этого видеть не мог. Дезертир взялся за рукоятку, положил большой палец на спусковой крючок, приподнял ствол и дал короткую очередь прямо сквозь дверь.

Ракитин уперся локтем и попытался приподняться. В этот момент раздались выстрелы. С его точки обзора было прекрасно видно шесть пулевых отверстий, которые возникли почти одновременно. Три из них, более кучные — в дверце «Жигулей». Другие три появились вразброс, на спине Лунина. Пули вошли ему в грудь, и вышли со спины, прошив его куртку насквозь с обеих сторон. Лунин уронил автомат и, раскинув руки, без звука повалился на спину.

Ракитин захрипел, попытавшись вскочить, однако попытка эта вышла совершенно безрезультатной. Сила земного притяжения оказалась для капитана попросту неодолимой. Ракитин потерял равновесие и вновь упал на землю.

Дезертир, покачиваясь, вышел из машины. В одной руке у него был автомат, в другой — штык-нож. Он прищелкнул штык к стволу.

Лунин был все еще жив. Он смотрел на дезертира, не отрываясь, однако пошевелиться, скорее всего, он не мог. Зрачки его расширились настолько, что глаза из серых стали черными.

Дезертир коротко замахнулся и, будто ломом, пробил грудь лежащего перед ним Лунина. Лезвие штыка погрузилось в тело почти по рукоять, сталь лязгнула об асфальт.