Николай Желунов - Закон о тюрьмах

— Не дергайся так, Марко, — спокойно сказала рыжеволосая девица, закуривая, — до чего ты нервный придурок.

Марко с шипением отошел в сторону и наклонился над Виком.

— Отвечай, это Содом вот? — строго спросила предводительница.

— Был Содом, — выплевывая кровь, задыхаясь, ответил Гай.

— Вы двое тут? Куда подевались остальные?

— Мы их отправили туда, — кивнул Гай на Мясорубку, — у нас была такая же.

— Врешь, сука! Все ты врешь! — закричал Марко. В его круглых очечках сверкнул отсвет глаз Ахерона, — дайте его мне, ну дайте!

— Заткнись, Марко, — процедила девица, даже не поворачиваясь к нему.

— Гляньте! — подпрыгнул на месте Марко, — что тут такое? А? А?

Четверка обступила неподвижного Вика.

— Его рвало этой дрянью, да? — скривилась девица.

— Вот черт…

— Господи, ты только глянь…

— Запоминайте вот, — простерев руку над Виком, пробасила женщина, — особенно ты, Лайма, запомни. Сие — одержимый бесами. Такие они вот. Такие вот. Видишь, блевал чем? То-то. Давай-ка сразу вот в Давильню его.

И Гай рассмеялся — сперва тихо, потом все громче и громче, и наконец истерически захохотал. Марко взвизгнул и бросился к нему, но был на лету остановлен молчаливым стариком.

— Чего ржешь? Чего ты скалишься, урод? — визжал Марко.

— Вик — одержимый бесами? Ха-ха-ха-ха! — слезы потекли из глаз Гая. — А Вик-то — одержимый! Ха-ха-ха-ха! А Мясорубка — Давильня? Ух-ха-ха-ха-ха-ха!

Он покатился по песку, схватившись за живот, и смеялся без остановки, пока сильные пальцы не подхватили его за руки и ноги, и швырнули в кроваво-черное, чавкающее, бешено крутящееся ничто.

Отдышавшись, полная женщина поправила свой сверкающий плащ, привела в порядок амулетики на шее и бросила спутникам:

— Не стойте, как бараны-то. Поищите чего-нибудь пожрать.

Гай медленно переворачивался в густом красном желе. Рядом, выводя кончиками пальцев кровавые полосы, скользил к невидимому дну мертвый Вик. Стайка пузырьков вырвалась из его рта и застыла в жаркой неподвижной массе. Уже умирая, Гай бросил взгляд вниз и успел увидеть в страшной дали бесконечную человеческую очередь, что изгибаясь и дрожа, как больная змея, медленно и упрямо уползала к гигантской черной дыре.

Красный туман, окутавший все вокруг, незаметно сменился мягким белым свечением. Гай тихонько плыл в нем куда-то, закрыв глаза, не чувствуя ног и рук. Ледяные коготки боли в разбитых губах и ободранном горле растаяли в этом теплом потоке, соскользнули в прошлое.

Как здесь хорошо…

Целую вечность Гай дремал и наслаждался покоем. Потом воспоминание о последних минутах перед забытьем кольнуло сердце, и он вздрогнул в своем белом коконе. Значит, так это бывает? Значит — мертв…

Хриплый стон сорвался с его губ, и тут же вернулся шелестящим эхом.

Куда меня теперь? Ад или рай? Чистилище?

Гай приоткрыл веки и с усилием наклонил голову, но увидел только ту же стерильную, снежно-сахарную белизну. Он лежал на мягчайшем ложе, затянутом белой материей. Подняв руку, он долго смотрел стеклянным взглядом на облегающий тонкий рукав непонятного просторного одеяния все того же белого цвета.

Видимо, все-таки, рай.

Эта мысль не принесла ни радости, ни разочарования.

Гай словно продолжал спать с открытыми глазами. В какой-то момент он осознал, что у белой бесконечности над головой имеется потолок, и довольно низкий. Вслед за этим он сделал еще одно открытие — тут имелись и стены, а значит, он находился в некоем помещении. Все здесь было ослепительно белым… неудивительно, что он не сразу понял, где находится. От потолка бесшумно отделилась белая меланхоличная змея с одним глазом и скользнула к самому лицу Гая.

— Как вы себя чувствуете? — пришел откуда-то голос.

«Как вы себя чувствуете… увствуете… какствуете…» — зашипело эхо.

— Вос-хи-тительно, — прошептал Гай одними губами, — но нем-ного тревож-но.

— Отдыхайте. Я пока распоряжусь насчет завтрака. Вы ведь очень голодны, Гай, — тихий бесцветный голос звучал как бы со всех сторон одновременно, и Гай не мог бы сказать, мужчине он принадлежал или женщине. Змея скользнула в сторону, свернулась кольцом чуть в отдалении — воплощение спокойной, ненавязчивой заботы. Не змея, понял Гай. Камера на гибком проводе.

Он сел на кровати, коснулся голыми ступнями прохладного гладкого пола. После стольких дней блуждания по холмам из пепла и пыли — до чего приятно. Ощупал лицо, шею — царапины и рваные раны исчезли. Выбитые зубы вернулись на место. Невероятно.

Рай. Ты в раю.

Кроме белой мягкой койки в комнате ничего больше не было. Лишь за изголовьем, под полиэтиленовым чехлом неясно проступали очертания идеально круглой, массивной конструкции, уходящей прямо в стену. Гай вздрогнул — вспомнилась Мясорубка. Всё, всё, расслабься, это уже в прошлом…

Бесцветный голос оказался прав: Гай чувствовал дикий голод. Ему стало немного грустно. Вот так живет человек, размышляет о жизни на небесах, мечтает о каком-то сверкающем идеале, о поющих ангелах, о серебряных вратах и прочее, и прочее… а здесь — покой, белизна, невидимый некто предлагает угоститься завтраком. Все так прозаично. Он вновь оглянулся на прикрытую чехлом круглую нишу в стене.

— Лягте, пожалуйста, обратно, — вернулся голос.

Гай подчинился. В то же мгновенье в стене возникла дверь, и койка бесшумно выскользнула через нее в такой же белый коридор.

— Где я? — спросил Гай у потолка.

— В безопасности. Вы что-нибудь помните?