Николай Желунов - Закон о тюрьмах

— В безопасности. Вы что-нибудь помните?

— Помню, я умер…

— Это нормально. Как и журчание в желудке. То и другое мы быстро исправим.

— Но послушайте… — начал Гай и осекся. Плавно движущаяся койка (что-то вроде медицинской каталки, вот что это такое — понял он) выкатилась за поворот и оказалась в коридоре с решетчатыми стеклянными стенами. И сквозь стены лилось яркое утреннее солнце!

— Бог мой, — простонал художник, — солнце… это же солнце!

— Да, вам повезло. Сегодня отличная погода. Вы, конечно, хотите побыть здесь немного, и я не стану возражать.

— Спасибо, о спасибо! — по грани сознания скользнула тень удивленья — невидимый хозяин угадывает все его желанья — но тут же исчезла: конечно же, здесь не может быть иначе. Не до того было Гаю: он окунался в солнечный свет и тепло, без которых жил так долго!

Вскоре бесцветный голос напомнил разомлевшему, постанывающему от наслаждения Гаю о необходимости подкрепиться:

— Нужно придерживаться расписания. Испортите себе желудок.

— Какое это теперь имеет значение? — грустно усмехнулся Гай.

Койка покатилась дальше — в тенистый прохладный проем под округлой аркой розового мрамора. Здесь почувствовалось дыхание сада: в отдушины под потолком просачивался аромат спелых яблок и дурманящее благоухание сочной свежескошенной травы. К ним почему-то примешивался слабый, но явственный запах хлорки. А услышав далекое цвирканье птиц, Гай чуть не засмеялся от счастья, но тут же лицо его посерело от неожиданной мысли.

Чем я заслужил все это? Господи, что я сделал хорошего? Неужто такое счастье мне за то, что отправил в Мясорубку столько ни в чем не повинных людей?

В тишине колеса койки едва слышно скрипели по блестящему изумрудно-зеленому паркету.

Я ведь всех здесь увижу. И тех детей, и Лоллипопа, и… Кати. Простят ли они меня когда-нибудь?

— Гай.

— Да?

— Я накрыл для вас стол не в кабинете, а на веранде. Вы ничего не имеете против завтрака в неофициальной обстановке?

— Ну… что за вопрос. Было бы классно!

— Я рад это слышать, — проинформировал голос, с таким же спокойствием, с каким говорил бы о парламентских выборах в Исландии или способах изготовления рождественских украшений из оберточной бумаги.

Завтрак был восхитительным: бокал холодного молока, хрустящие хлебцы с финским плавленым сыром, свежайшие сладкие булочки, апельсиновый джем. Завидев все это, Гай не удержался от вскрика, и накинулся на еду, как кот на мышиную семью.

Положительно, я в раю.

На веранде царила тень, ветер легонько поигрывал кружевными белыми занавесками. Гай жевал, рассеянно оглядывая комнату: два ряда синих пластмассовых шкафов со стеклянными дверцами, заполненные фарфором и стопками бумаг, приоткрытые окна во всю стену, треугольный циферблат часов с мерно тикающей секундной стрелкой, погасший маленький телевизор, и куда ни кинь взгляд — горшки с комнатными растениями. Зеленые листья и стебли, вьющиеся ползучие и растущие вверх, были повсюду! За всем этим буйством Гай не сразу углядел сидящего за столиком в углу маленького человечка в белом халате, и вздрогнул, когда тот подал голос:

— Приятного аппетита.

Это был тот самый ровный бесстрастный голос, что беседовал с ним на пути сюда — ни мужской, ни женский; и сейчас, вглядевшись в сидящего за столом человечка, Гай не мог бы с уверенностью сказать, видит он перед собой мужчину или женщину. Человеческое существо внимательно смотрело прямо на Гая круглыми далеко посаженными глазками неопределенного светлого оттенка, и само лицо его было по-детски круглым, без единой морщинки или складочки. По абсолютно лысому черепу ползали тени колышущихся на ветру вьюнков. Верхняя губа широкого красногубого рта заметно прикрыла нижнюю, что, по-видимому, должно было означать глубокое участие в судьбе Гая.

— Кто вы? — с трудом проглотив кусок хлеба, спросил молодой человек.

— Мое имя Ягелло, — отрекомендовалось существо, — вы кушайте, кушайте. Дела потом. Рад сообщить, что выглядите вы превосходно. Как ваше самочувствие теперь?

— Отлично, спасибо, — вытирая губы, сказал Гай, — давненько так не ел.

— Пожалуйста, — поклонилось Ягелло, — не скрою, мне приятно слышать, что вам понравилось приготовленное мной угощение.

— Спасибо, спасибо большое, — Гай старательно изобразил улыбку.

— Гай, вы крепкий мужчина.

— Есть такое.

— Не только физически крепкий, но и морально, и это очень важно.

— Вы преувеличиваете.

— Нет-нет, я знаю о чем говорю. Итак, вы способны выдержать многое.

— Смотря о чем идет речь, — улыбка Гая немного увяла.

Из-под синего шкафа с бумагами выставил усы большой рыжий таракан, огляделся, стремительным гоночным болидом пересек комнату, и исчез под тумбочкой.

Никакой здесь не рай, — вдруг мелькнуло у Гая, — Господи, куда я попал?

— Не всем удается держать себя в руках во время этого, — бесстрастно сообщило Ягелло, — поэтому обычно я устраиваю своим гостям эту маленькую процедуру, а уже потом кормлю их завтраком — может и вывернуть желудок. Но в вашем случае я надеюсь, эти предосторожности излишни.

Гай быстро оглянулся. За спиной сверкал зеленым паркетом коридор.

— Не советую бегать, — сказало Ягелло, — это не в ваших интересах. Сделайте, пожалуйста, четыре шага по направлению к моему столу.

После минутного раздумья Гай повиновался. Сердце его колотилось, как кролик в силке.

Это расплата. За все, что мы творили с Виком, и за то, что я сделал с ним потом.

— Что вам от меня надо? Где я?

— Сейчас вспомните. Все внимание вот сюда.

На пустом столе перед Ягелло лежал кусочек картона. Человечек в белом халате вытянул маленькую алебастровую руку с точеными ноготками и двумя пальцами перевернул его.

Фотография. Рыжеволосая маленькая женщина с темными кругами под глазами. У нее на руках — худенький мальчик лет четырех, он сосредоточенно смотрит куда-то в сторону. Уголки губ женщины опущены, под ними крошечные морщинки; в красивых карих глазах — предложение фотографу поскорее закончить и оставить ее, наконец, в покое. Так выглядят домохозяйки, случайно ставшие свидетелями убийства и попавшие под прицел телекамер.

В этих капризно поджатых губах, в водопаде апельсиновых волос на плечах, в отсутствующем взгляде мальчика Гай увидел нечто огромное, необъятное, какую-то позабытую Вселенную из прошлой жизни; в тот же миг словно чудовищный прожектор осветил его мозг. Внезапно Гай понял — все это время он носил в сердце тяжелый ледяной гвоздь, носил, не чувствуя его, и только сейчас этот гвоздь выпал.