Андрей Валерьев - Форпост (Тетралогия)

Степанов ухмыльнулся.

— Ну что поделаешь, ценят люди твою валюту, Иван. Мы им медь, они нам — всё что угодно.

Всего в Крыму насчитывалось чуть больше трёхсот дворов. Около двух тысяч человек, которые населяли два городка: Севастополь и Бахчисарай и три посёлка: Юрьево, Немецкую слободу (это, Вань, там где гостиный двор стоит) и Ялту.

— Да нет, не на месте города. Помнишь бухту рыбаков? Вот там у нас второй порт. Им Виталик твой, на пару с Ермолаевым рулят. О них потом, ладно?

Ещё в Крыму насчитывался тридцать один хутор. И всё. Небольшая колония в Керчи, где жило чернокожее население, считалась полунезависимой и в списках не значилась.

— И самое главное, Иван. Есть у нас ещё один Иван Маляренко. Сын твой. Я ему лучших людей дал. Лучшие лодки. Лучших лошадей. Они на Кавказе нефть ищут. Как найдут — лично поеду с Алексеевым говорить. Будем там посёлок ставить. Добыча и переработка. Вот такие дела Иван.

За разговорами день пролетел совсем незаметно. Когда за окном стемнело, Алина накрыла на стол поздний ужин. Ели мало. Говорили тоже мало. Они обсудили все дела, обговорили все вопросы.

Больше говорить было не о чем. Весь дружеский трёп остался в прошлом.

'А на могилу Маши я так и не попал…'

Ваня посмотрел в окно. За мутным самодельным стеклом горели яркие электрические огни, где-то играла гармонь и пели песни.

— Израэль, как маяк проедете, старшина вас оставит…

Маляренко навострил уши.

'Маяк!'

— А вы тут что? Маяк построили?!

'Когда она меня ждать будет? В ночь с первого на второе?'

— А? Да! — Степанов расплылся в улыбке. — Семнадцать метров! Четыре прожектора. Тут недалеко, на мысу. От Горлового километра три.

Фьюу!

'Архикруто'

— Надо посмотреть.

— Обязательно посмотри. — Степанов скромно умолчал о том, что к маяку всю осень катались свадьбы. На бричках. Как к самой большой местной достопримечательности.

— Олег, а сколько я у тебя тут чарился?

— Иваааан, ты ещё скажи 'на киче'. Сегодня первое, считай сам.

— Ноября?

— Ноября.

Маляренко украдкой посмотрел на израильтянина, который спокойно ужинал за дальним концом стола.

'Не повезло'

Кому из них 'не повезло' Ваня не знал, но то, что кому-то сегодня ночью не повезёт точно — было ясно.

— На вот, — Олег протянул Алине тяжёлый замшевый кошель, — здесь хватит, чтобы расплатиться с долгом и на хозяйство останется. Алина!

Женщина повалилась на колени и попыталась поцеловать руку губернатору. Степанов ловко увернулся.

— Алина. Подъём!

Маляренко отвесил (впервые в жизни!) затрещину женщине и отобрал у неё кошелёк. Олег и Изя понимающе переглянулись.

— У меня целее будут.

Алька же, поднявшись с пола, сначала хотела зареветь, но неожиданно пришедшая в голову мысль её успокоила.

'Мужик. Мой. Будет'

Женщина встала и, потирая ухо, пошла вслед за Иваном.

Из города они выбрались по объездной дороге. Часовые, видя скачущего впереди старшину, моментально отворачивались и пропускали небольшой отряд без вопросов. Маляренко трясся на ослике, которого ему подарил Степанов и думал о том, что в принципе, Олег не такой уж плохой человек. Да что там говорить! Хороший он человек. После казни лже-лже-Ивана у губернатора были развязаны руки. Его, Ивана могли пытать и убить. Просто так. Безо всякой отчётности.

Но Олег так не сделал.

'Эх, генерал-генерал… А город то какой… город!'

Дорога шла вдоль внешнего вала. Судя по тому, что высота вала была метров шесть, ширина и глубина рва значительно выросли. Дома в городке тоже… подросли. И в высоту и в ширину. На улицах, пусть редко, но горели электрические фонари, а на далёкой набережной гуляли парочки.

Изя проследил за взглядом Маляренко.

— Студенты гуляют. Молодёжь…

Израэля Иван убил. Большой острой щепой. Воткнув её точно в горло потерявшему бдительность израильтянину. Простой вопрос 'Изя, скока на твоих еврейских стукнуло?' стоил прошедшему огонь и воду спецназовцу жизни.

— Глупо, да?

Ваня держал Алину за горло и смотрел как на жухлой и выгоревшей траве корчится и сипит в немом крике человек. Кричать у Изи не получалось. Воздух и кровь фонтаном били из горла умирающего человека.

— Извини. Ты сильней, быстрей. Я не мог иначе. Алька, — Ваня повернулся к женщине, — зря ты в это дело ввязалась. Ей-богу, зря.

Маляренко сильнее сжал горло помертвевшей от предсмертного ужаса Алине и от всей души заехал ей по голове палкой.

— Ну что там у нас? Без четверти?

Под полной луной рассмотреть стрелки на часах ещё живого Изи было не трудно. Ваня оглянулся. До маяка отсюда было чуть больше километра. Маляренко содрал часы с руки еврея, быстро обшмонал карманы и припустил к берегу.

'Нормально. Ну, что ж, Оля. Не подведи…'

Из кустов, густо покрывавших склон, обращённый к бухте, было отлично видно, как в посёлок, носящее гордое имя Ялта, нагрянуло два десятка всадников. Переполох среди жителей этого корявого поселения поднялся страшный. Оптики у Ивана не было, но на зрение мужчина не жаловался, так что, в принципе, всё было видно очень даже неплохо. В центре, на площадке у самого большого дома собралось несколько мужчин, которые невозмутимо стояли среди гарцующих вокруг них всадников. Остальные аборигены попрятались кто-куда и на улице не показывались.

— Ругаются.

Оля лежала рядом, на холодной земле, изо всех сил прижимаясь бедром к Ваниной ноге.

'Мда. Оголодала баба'

Иван легонько похлопал женщину по спине. Мол, отстань, не до тебя.

— Да. Ругаются.

О чём кричали всадники, догадаться было несложно. Особенно разорялся старшина, тот самый 'дядька Серёжа'. Ещё один чернявый боец, по виду — точная копия покойного Изи, орал ещё громче, вдобавок махая плёткой направо-налево. Мужчины у дома стояли каменными истуканами и на угрозы внимания не обращали.

— Это твои друзья?

Иван хмыкнул.

— Друзья-не друзья — там видно будет.

Прискакавшая на поиски Маляренко дружина Степанова принялась пинками и оплеухами сгонять на площадь всех остальных жителей посёлка. Делали это они вполне профессионально. Часть всадников перекрыла пути бегства, часть держала под дулами автоматов мужчин, а остальные, разбившись попарно, рассыпались по поселению и принялись переворачивать всё вверх дном. Пух и перья летели столбом. Предсмертно визжали псы, кричали дети, выли бабы.