Роман Глушков - Найти и обезглавить! Головы на копьях. Том 2

Двое южан сей же миг выхватили мечи, а один натянул тетиву лука, нацелив стрелу на ван Бьера. И лишь голозадый насильник (к счастью, пока вроде бы несостоявшийся) запрыгал на месте, пытаясь развернуться лицом к крикуну и одновременно подтянуть штаны. Что выглядело бы не так смешно, кабы он при этом не волновался и не делал уйму неуклюжих лишних движений.

– А ну стой на месте, ублюдок! – приказал Баррелию чернобородый фантерий, самый старший из всех, что выжили в схватке с Зейном. – Стой, кому говорю!

Кригариец уже спустился со склона. Но не остановился, как ему велели, а лишь заковылял медленнее. Затем чтобы промонторцы видели – он им подчинился, – но в то же время он шаг за шагом продолжал к ним приближаться.

– Эфимцы! Там! – Ван Бьер снова указал на вершину пригорка. – Уже близко!

– Эй, а ты сам-то кто такой будешь? – полюбопытствовал чернобородый, глядя туда, куда тыкал пальцем монах.

– Я-то? – переспросил Пивной Бочонок. – Да я лесоруб из ближайшей деревни! Вот пошел в лес за хворостом и нарвался на проклятых эфимцев!

– Из деревни?! Какой деревни? Что еще за деревня? – удивился фантерий и переглянулся с соратниками. Похоже, монах сморозил глупость, и никаких деревень в округе не было.

– Да Гном ее знает! Я еще не придумал ей название. – Голос кригарийца обрел прежнее ледяное спокойствие, и я понял, что устроенный им спектакль окончен. А затем у него в руке вдруг появился топорик, который в следующее мгновение уже летел в лучника.

Баррелий не впервые на моей памяти проделывал такие выкрутасы. Поэтому я не удивился, когда его бросок достиг цели. Лучник даже не успел спустить тетиву – она лопнула, перебитая летящим топором. Который затем вонзился ему в череп аж по самый обух, разрубив лицо от левого глаза до правого угла рта. После чего лучник, прыснув кровью и обломками зубов, отшатнулся назад и грохнулся навзничь. А вылетевший у него из руки, поврежденный лук огрел по плечу стоящего за ним чернобородого.

– Ах ты!.. Ах ты!.. – Тот буквально захлебнулся яростью. – Ах ты, выродок! Издохни, сука!

И, вмиг оправившись от потрясения, первым ринулся на ван Бьера…

«Стреляй в того, кто будет находиться дальше всех от меня и Ойлы», – наказал он мне перед этим. И я в точности исполнил его наказ, выпустив болт в фантерия, что стоял по правую руку от насильника и подначивал его пуще всех.

Обидно, но блеснув меткостью в предыдущий раз, когда мне довелось стрелять из арбалета по живой мишени, сегодня я дал маху. И ладно, попади я южанину хотя бы в ногу или задень его вскользь. Увы, мой выстрел пришелся мимо цели – болт вонзился в землю, не долетев до нее пару шагов. Единственное, чего я добился, так это напугал фантерия. И он шарахнулся за ближайшее дерево, решив, очевидно, что на пригорке засел не один арбалетчик, а несколько.

Его соратник, который в этот момент застегивал штаны, тоже все это видел. Испуг товарища подействовал на него заразительно, и он отскочил за другое дерево, тоже опасаясь угодить под обстрел.

Короче, несмотря на то, что я облажался, мне все равно удалось помочь ван Бьеру. Кабы не моя стрела, на него накинулись бы сразу три противника. Но благодаря мне он сошелся с чернобородым один на один. Что при его хромоте являлось для него самым удачным раскладом.

Подобно спрятавшимся от стрел фантериям, кригариец тоже прибегнул к помощи дерева. Подскочив к ближайшей сосне, он сделал несколько обманных движений вправо-влево, словно предлагая чернобородому поиграть с ним в догонялки. Но тот не принял его предложение. Не став метаться, южанин замер на месте. И, выгадав момент, нанес удар. Так, чтобы выпрыгнувший из-за ствола «лесоруб» сам напоролся на острие его меча.

Однако случилось непредвиденное. Баррелий не просто выпрыгнул перед фантерием, но и, изловчившись, придавил своим клинком клинок противника к дереву. Чернобородый рванулся назад, но было поздно – другой рукой монах уже поймал его за край металлического наручня. И, придержав южанина на месте, рубанул наотмашь ему по шее.

«Эфимец» прошел сквозь вражеские плоть и кость и вонзился в древесный ствол. Голова чернобородого еще пару мгновений продержалась на плечах, а затем, кувыркнувшись, упала на землю. Куда потом упало и тело, но кригарийца в этот момент там уже не было. Хромая, он торопился к ближайшему прячущемуся за деревом южанину. Вернее, уже не прячущемуся, а бегущему ему навстречу. Так и не дождавшись ливня стрел, этот фантерий жаждал поквитаться с «лесорубом» за гибель своего командира.

Я следил за ними с возвышенности, но так толком и не понял, что там произошло.

Промонторец налетел на Баррелия с занесенным мечом, Баррелий отшагнул вбок… а затем промонторец рухнул пластом на землю, продолжая держать меч в вытянутых перед собой руках. Так, будто лежа указывал на что-то острием. Разве что его ноги мелко подергивались, и из шеи у него била похожая на родничок, струя крови.

Только монаха не интересовало, на что был направлен этот указатель. Проходя мимо Зейна, он вырвал копье, что торчало у мертвеца в груди. И когда последний враг – надевший таки штаны насильник, – тоже с криком выскочил из-за дерева, ван Бьер просто швырнул в него копье, не дав ему сделать и трех шагов.

Кригарийца и его врага разделяло небольшое расстояние. Но его бросок был таким мощным, словно цель находилась от него на другом конце поляны. Копье пронзило южанина насквозь и вышло у того из спины аж на половину своей длины. Крик насильника резко оборвался, и он, захрипев, попятился назад, стараясь из последних сил удержаться на ногах.

Разумеется, ему бы это не удалось. Однако прежде чем его ноги подкосились, он дошагал, шатаясь, до края пропасти. Куда и рухнул, наверное, даже не поняв, что с ним стряслось. И, возможно, умерев еще до того, как его мозги и внутренности разбрызгало по камням.

А Баррелий, позволив себе наконец-то расслабить больную ногу, вонзил окровавленный меч в землю, оперся рукой о дерево и замер, переводя дух.

– Помогите! – вновь напомнила о себе Ойла, криков которой во время боя мы не слышали. – Отец! Там мой отец! Да помогите же мне!

Баррелий поднял голову и посмотрел на связанную голую девчонку так, словно впервые ее заметил. После чего поморщился – на самом деле голос у Ойлы был красивый, но не тогда, когда она истошно вопила, – подобрал «эфимца» и, подойдя к дереву, разрубил ей путы…

– Прости, я облажался. – Я потупился и виновато развел руками. – Вроде бы целился как надо, но ветер слишком сильно дунул в лицо, вот стрела и не долетела…

В ответ на мои оправдания кригариец лишь махнул рукой: дескать, забудь; никто не пострадал, так что все в порядке. Теперь он сидел, прислонившись спиной к дереву, массировал больную ногу и наблюдал за Ойлой, которая рыдала над телом отца. Она была убита горем и даже не обращала внимания на то, что все еще голая. А это было нехорошо. Зимы в Промонтории теплые, но простудиться здесь все равно раз плюнуть.