Регент (СИ) - Усов Серг

— Наконец-то! — обрадовалась Веда, до прихода Ули отчитывавшая за что-то одну из дворцовых служанок, — А я тебя уже заждалась. Что пишет Олег? Про меня что-нибудь спрашивает? Напиши, что я по нему сильно скучаю. Ты ведь будешь ему завтра писать ответ?

Веда не умолкала всё то время, пока они раздевались и в сопровождении банных девушек шли в мыльню.

Вообще-то, Олег про Веду не спрашивал — он в свои личные дела старался никого не посвящать, даже Улю и даже в те дела, которые давно всем были известны. Но всё же имя подруги в его письме упоминалось, правда не в том контексте, на который Веда рассчитывала.

— А ты-то откуда знаешь про письма Олега? Опять мой секретарь проболтался?

— Спросила бы его, может, и рассказал бы, — хмыкнула баронесса Ленер, располагаясь на соседнем с Улиным ложе, головой к голове герцогини, — От кого ещё мог прискакать фельдъегерь с внушительным мешком, в сопровождении пятёрки ниндзей, если его тут же проводили в твои апартаменты? Наверное, не от Пражика, Неровского мэра. Угадала?

— Угадала, — Уля закрыла глаза, пока девушки натирали её изумительно пахнущим ароматами весенних цветов мылом — Ринг, этот бывший отравитель, ставший главным химиком герцогства, уже создал отдельную исследовательскую лабораторию, которая не переставала радовать всё новыми образцами бытовой химии и парфюмерии, достигая порой, казалось бы, абсолютного совершенства. Но нет, и правда ведь, предела совершенству не существует, — Он спрашивал про тебя, а заодно вспомнил и про барда. Ну, того раба, которого я тебе подарила и который озвучивает все песни в музыкальной пьесе «Собака на сене». Олег требует его к себе.

— Ох, ты ж, — как-то совсем по-крестьянски среагировала баронесса, — Наверное, хочет его ещё каким-нибудь дивным песням научить?

— Не знаю, Веда, — Уля перевернулась на спину, подставляя другую сторону своего тела под потоки тёплой воды, которые девушки лили из больших кувшинов, — Вроде бы, брат хочет научить его самому мелодии составлять. И петь. Моцартом он должен стать.

— Моцартом? Это не как в Оросской империи? Бедняга. Слушай, мне этого парня жалко. Или что Олег имеет в виду?

Уля даже обиделась за Олега, услышав такое предположение.

В Оросской империи, славящейся своей любовью к вокальному искусству, талантливых мальчиков с красивыми голосами, кастрировали, чтобы когда они станут юношами, их голоса не огрубели, и их красивым пением можно было бы наслаждаться долгие годы.

Винорцы, да и жители многих других государств считали подобный обычай жестоким. И то, что Веда, прекрасно зная Олега, могла истолковать его слова, как желание сделать с её рабом нечто подобное, Улю разозлило.

— Он его хочет сделать Моцартом, а не кастратом, Веда. Я не знаю, что это такое — моцарты, но точно не то, что ты подумала. Тебе сейчас должно быть стыдно.

Взывать к чувству стыда Веду Ленер было делом довольно глупым. Уля вспомнила об этом ещё когда не успела договорить свою фразу.

— Я перепутала. Точно. Кастраты. Это не моцарты, — признала свою ошибку Веда, — Тогда опять неизвестность. Что, интересно, Олег опять придумал?

— Как всегда, что-то хорошее. Кроме твоего раба он ещё попросил отправить в столицу двух мастеров столярного дела. Думаю, это всё как-то связано.

Веда недовольно и грозно посмотрела на неуклюжую рабыню, опоздавшую подать ей широкую простынь, завернувшись в которую, баронесса намеревалась пройти к диванчику, возле которого уже был накрыт столик с напитками, но вопреки своей привычке к поучениям, в этот раз ничего ей говорить не стала.

— Вот любит Олег своими непонятными фразами туману напускать, — вздохнула баронесса, — А мы теперь сгорай от любопытства и ожидания. Моцарт. Надо же такое придумать.

Прошлое Олега было закрыто непроницаемым мраком даже для самых близких и дорогих ему людей. Уля не понимала в этом отношении брата. Ну что ему стоило открыться ей или Чеку с Гортензией? Или Торму с Геллой? Неужели они бы как-то изменили своё отношение к нему, если бы узнали о его прошлой жизни?

Но и она, и все друзья Олега давно смирились с тем, что обсуждение его жизни до появления в Сольте — это табу. И на эту тему не разговаривали.

Сейчас Уле вспомнился разговор, который состоялся сразу после того, как Олег принял решение стать регентом королевства. Они тогда были вчетвером — она с братом и Гортензия с Чеком. И Чек спросил её брата, зачем он вообще согласился на регента. Ведь Клемения родит наследника или наследницу, и Олегу придётся передавать всё им созданное непонятно кому. Хорошим ли будет ребёнок Клемении или плохим — какая разница? Всё равно придётся ему власть отдавать — то, что Олег не собирается предпринимать что-то против ребёнка Клемении было понятно и так. И герцогство Сфорц он собрался передать Уле. Так зачем тогда это всё?

Олег усмехнулся и в очередной раз выдал фразу из своей прошлой жизни. Он сказал, что для Атоса — Винор, это слишком много, а для графа де Ла Фер — слишком мало. На недоумение сестры и друзей пояснил смысл сказанного — если бы он хотел просто спокойной жизни, то ему и графство было бы излишним, а если он хочет власти и силы, то Винор — это лишь ступенька. А какая разница в каком статусе на эту ступеньку наступать, регентом или королём? А раз разницы нет, то зачем усложнять себе жизнь создавая лишних врагов или хотя бы просто недоброжелателей и плодить обиженных?

Именно в том разговоре Гортензия и сказала, что Олег всё чаще начинает использовать выражения из своего туманного прошлого, и что он мог бы пояснять свои мысли вполне бы и без них.

Олег согласился с ней. Но сказал, что это у него происходит, часто, само собой. Видимо, как у моряков якоря, так и у него есть нечто, что позволяет ему цепляться за воспоминания о прошлой жизни, которая ему была по-своему дорога. И чем больше проходит времени, чем больше он погружается в текущие дела, тем больше у него это неосознанное желание не расставаться с другой частью себя.

Он говорил тогда ещё что-то, Уля не всё запомнила, но запомнила ту тоску, которая несколько раз прорвалась в его рассуждениях.

Так что, это пусть Веда раздражается на привычку Олега использовать непонятные фразы и выражения, а она готова принимать всё как есть. К тому же, рано или поздно, смысл сказанного Олегом становился понятным. И с Моцартом они все всё поймут. А Веда пусть помучается от любопытства — ей это на пользу пойдёт.

После бассейна с очень тёплой и ласковой водой Уля совсем разомлела и поэтому легко повелась на очередную просьбу подруги, пожелавшей пристроить дочь одной из своих подруг на очередную синекуру при герцогском дворе.

— Тебе сложно отказать, Веда, — улыбнулась разомлевшая герцогиня, — Умеешь ты убеждать.

Назвать подругу занудой Уля не могла. Во-первых, не хотела обижать близкого человека, а во-вторых, потому что Олег сказал ей, что для любой женщины зануда — это в первую очередь мужчина. Которому ей проще дать, чем отказать.

Получив желаемое, Веда быстро заметила сонливое состояние герцогини и поспешила попрощаться.

Три дня Уля потратила на Укрепление приготовленных форм рельсов и разгребала постоянно выраставшие горы бумаг. Хорошо хоть то, что с постройкой рельсовой дороги до Распила, вдоль которой располагались глинянные карьеры и велось производство рельсов, ей стало быстро добираться до мест своей магической работы и обратно в Псков.

В Рудный, где добывалась и выплавлялась значительная часть необходимых герцогству металлов, добраться самой у Ули не получалось никак — слишком много времени на эту поездку бы потребовалось, зато графиня Гелла ри, Легин, жена Торма, министр промышленности герцогства, смогла выкроить время. Вернулась оттуда злая, но выплавка металлов, по результатам её поездки, увеличилась почти в полтора раза. Ей уже донесли, что по её приказу повесили больше десяти человек. Уля даже пожалела, что дала графине такие полномочия. Людей надо беречь. Если, конечно, это не убийцы какие-нибудь.