Сурен Цормудян - Странник

— Жертвы есть?

— Понятия не имею. Но собирают всех, а особенно тех, кто был на поверхности в эти дни.

— Ну а какое это отношение имеет к нашей ограниченной свободе?

— Посольство Рейха заявило, что вы пришли с поверхности. Значит, вам надлежит обязательно явиться на сход. Власти Красной линии не стали скрывать, что вы сейчас находитесь здесь. Мне предписано сопроводить тебя и твоего друга в Полис.

— Хреново-то как! — вырвалось у Сергея.

— Это еще почему? — Коллонтай внимательно на него посмотрел. — Ты что-то знаешь об этом броневике?

— Да нет, — отмахнулся Маломальский. — Просто это нам ломает все планы.

— Вы только посмотрите на него! — усмехнулся Никита. — Он еще планирует что-то. Да вы радуйтесь, что из кутузки вышли. Могли бы сейчас там планировать.

— Мы рады без меры, товарищ Коллонтай, — угрюмо проворчал Сергей.

Ему было стыдно, что он подвел хозяев того бронетранспортера. Но иначе как бы они сами спаслись? Как бы стали спасать человечество, едрить его налево?

Тела лежали в ряд на краю платформы. С другой стороны станции были уложены ее погибшие жители и защитники. Тела местных были накрыты газетами, трупы фашистов — выставлены на всеобщее обозрение. Однако рассматривать их тут особо было некому. Оставался отряд красноармейцев и наряд пограничников. Гражданских со станции временно эвакуировали.

Странник уже обошел ряды погибших местных и теперь брел вдоль уничтоженных агрессоров, то и дело мотая головой, давая понять Сергею, что очередной труп носителем не являлся. Многие жертвы были сильно изувечены, однако признаков, характерных для исхода мозз, Странник не обнаружил пока ни у кого.

Сергей брел вдоль этих скошенных снопов урожая смерти и хмуро смотрел на тела, думая о бессмысленности бойни. О дикой бессмысленности и ненужности. О том, сколько эти жизни могли бы дать друг другу и всему человечеству во имя выживания и движения вперед, в будущее. Но нет, они ненавидели, обрушивая эту ненависть на других и заставляя ненавидеть себя. Убивали, заставляли убивать и погибали. Какой во всем этом смысл? Давно уничтожено все, что было там, наверху, пропали миллиарды жизней! Неужели людям этого оказалось недостаточно, чтобы утолить свое безумие, ненависть и жажду смерти?

Коллонтай стоял в стороне и разговаривал с каким-то офицером, то и дело бросая взгляд на сталкера и его друга.

Маломальский вздохнул и остановился. Трупов оставалось уже немного, а результата все не было. Он отвернулся, устав смотреть на то, что стало с еще недавно живыми людьми, и взглянул на дрезину, где за бронещитками стояло несколько бочек с напалмом.

Интересно, зачем он здесь? Хотя, если подумать, что может быть проще и эффективнее, чем подогнать дрезину на станцию Рейха и взорвать ее. Сгорит половина нацистской империи, а многие задохнутся. Легкая и сокрушительная победа. Так почему коммунисты этого до сих пор не сделали? Сергей вспомнил, что слышал как-то в застольных беседах с коллегами, будто красные сменили военную доктрину. В основе ее лежит установка не нападать первыми, дожидаться агрессии со стороны фашистов, чтобы иметь моральное право на войну до полного уничтожения противника и благородно выглядеть в глазах остального метро. Видимо, эта дрезина, представляющая собой самое современное оружие массового поражения, как раз дожидалась такого повода.

Но ведь агрессия состоялась… Что помешало красным ответить уже сейчас? Быть может, они в растерянности, или количество напалма недостаточно для окончательного удара. А может, просто не нашлось еще смертника, готового повести заряженную адом машину в стан врага? Хотя не исключено, что коммунисты вообще не планируют уничтожать все население Рейха поголовно. Там ведь есть женщины и дети. Как знать, что на самом деле не дало запустить эту смертоносную дрезину…

Тут Бум вспомнил, что в туннеле стоит еще мотодрезина пограничников. Она, хоть и была поменьше, просто не дала бы проехать второй.

— Тут головы нет. Где голова? — произнес Странник, остановившись у очередного трупа.

Сергей поморщился. Названная часть тела действительно напрочь отсутствовала.

— Никита, где у этого голова? — крикнул Маломальский.

Коллонтай издалека присмотрелся и, морщась, потер шею, а затем пожал плечами:

— Голова?.. Эй, Мазур! — позвал он другого офицера. — Где голова?

— Так, бойцы! Куда, мать вашу, голову дели, а?! — рявкнул Мазур на солдат. — Ну-ка живо искать!

Сергей вздохнул. Как прозаична и обыденна в этом мире смерть, если даже про отсутствие у человека головы говорят так, словно кто-то у кого-то стащил пепельницу.

Тем временем Странник присел на корточки и внимательно разглядывал обезглавленное тело. Удивительное дело! Человеческая тяга к взаимному истреблению его вводила в ступор, а вот мертвые и изувеченные тела совсем не трогали, будто и не имели никакого отношения к убийствам и смерти.

— Нет. Это не он, — мотнул головой Странник.

— Ты уверен? — спросил у него Маломальский.

— Да, уверен. — Напарник кивнул и поднялся.

— Погоди, но ведь мы все тела осмотрели. Где же он тогда?

Странник повернул голову и задумчиво взглянул в туннель.

— Мозз бережет свой носитель. Он не вышел сюда, на станцию, но и обратно ему хода нет. Его убьют. Точнее, убьют носитель.

Брови Сергея поднялись.

— Ты хочешь сказать, что он сейчас в туннеле? Между этой станцией и Рейхом?

— Да. Так может быть, — кивнул Странник. — Но ему так долго нельзя на одном месте. Ему надо двигаться. А значит, мозз мог выйти из головы носителя и искать другого человека. Если только…

Сергей терпеливо ждал, когда напарник договорит. Но тот молчал, о чем-то думая.

— Если только что? — не выдержал Маломальский.

— Если только этот носитель не стал настолько подходящим для мозз, что они одно целое.

— И такое может быть? — напрягся Сергей.

— Да, — кивнул Странник.

— Но хорошо это или плохо?

— А как ты думаешь? — И он впервые усмехнулся. Не улыбнулся, а именно саркастически усмехнулся.

— Так, значит, его теперь легко убить? Это, наверное, хорошо?

— Можно убить человека. Но не мозз. Я уже говорил, для мозз нужно много огня.

— Да почему его нельзя убить, если они стали одним целым? — развел руками Сергей.

— Посмотри. — Странник провел ладонью перед собой, показывая на ряд мертвых тел. — Эти люди умерли. Их убили. А зло и ненависть? Остались.

Маломальский молча оглядел тела и не совсем уверенно вздохнул:

— Ну, ясно. Так что теперь делать?