Александр Афанасьев - Отягощенные злом

Магомет прошел в комнату молча, толкнув ее. Достал сумку, начал собирать вещи. Дарья с ужасом смотрела на него.

– Что вы сделали… Господи, зачем вы это сделали…

Рафак цинично хихикнул. Магомет бросил вещи, схватил ее за руку:

– Пошли.

– Но…

Он втащил ее в ванную и наградил хлесткой пощечиной. Дарья взвизгнула: никто – ни отец, ни мать – не смел бить ее (может, и напрасно), попыталась ударить его в ответ, но он перехватил ее руку и несколько раз с силой ударил ее по щекам. Она прижалась к стене, чтобы не упасть, с ужасом глядя на него.

– Перестань поминать при мне своего бога, – спокойно сказал Магомет, – это мне надоело. Ваш бог не мог и не может помочь моему народу. Ваш бог проповедует слабость и покорность угнетателям. Для меня нет такого бога. Поняла?

– Но зачем? – пролепетала Дарья.

– Зачем? А ты думаешь, можно было как-то по-другому? Нас называют террористами, но этот человек – больший убийца, чем любой из нас. Когда народ Персии восстал против тирана и сверг его, чтобы установить на земле Персии Шариат Аллаха, этот человек послал тысячи злобных псов для того, чтобы разорвать на части мой народ и его стремление к свободе! Он приказывал убивать – и приказы исполнялись. Тысячи детей убиты по его приказу. Как еще я и мой народ можем противостоять оккупации?

Во время операции «Шторм» – взятия Тегерана, – по данным разведки, погибло до двадцати тысяч террористов и фанатиков и около восьмисот русских солдат. На одном только футбольном стадионе нашли тридцать тысяч тел людей, убитых и растерзанных по приказу новой власти, а потом закопанных во рвах, выкопанных экскаватором. Об этом экстремисты предпочитали не упоминать.

– Но… разве можно так? Ты же…

Магомет поглядел прямо ей в глаза:

– А как? Как достучаться?

Дарья не ответила.

– Я не виню тебя. Ты дочь своего народа. Я – сын своего. Когда-нибудь, когда каждый из нас будет жить на своей земле, в своем доме, это не нужно будет делать. Но пока идет война. Я попрошу кое-что у тебя в последний раз.

– Что? – безразличным тоном спросила Дарья.

– Ты говорила, что у вас есть домик и яхта.

– Да… на побережье. А что?

– Поможешь мне добраться до него, ладно? Я возьму твою яхту… мы с Рафаком возьмем. Если мы попадемся, ни один из нас не расскажет про вас, ясно? Мы будем молчать.

– Хорошо… – так же безразлично сказала Дарья.

Магомет взял ее за подбородок, чтобы она смотрела прямо ему в глаза:

– Эй. Ты же сама говорила, что история зашла в тупик. Мы пытаемся вытолкнуть ее из тупика. Но история питается только кровью. Ты должна это понимать. Это не убийство, это просто исторический процесс.

– Да… – сказала Дарья и почему-то заплакала.

Город уже перекрыли.

Даже в обычном состоянии Санкт-Петербург был надежно прикрыт, в частности на каждой крупной магистрали можно было увидеть огромные ажурные прямоугольные арки. На них давали информацию о том, который час, о погоде и о пробках впереди, но мало кто знал, что эти арки были частью системы «Барьер». Совершенно секретная полицейская система слежения, она регистрировала номерные знаки автомобилей, распознавала их, причем все до единого и даже в ночное время, а также распознавала лица водителя и переднего пассажира. Делать это было довольно просто – многие как раз и смотрели на арку, чтобы узнать, нет ли впереди пробки и какая будет завтра погода. С началом эксплуатации этой системы почти до нуля упало количество угонов: угонщики не успевали понять, что происходит, как их брали тепленькими с угнанной машиной. Стало почти невозможно скрываться: система сравнивала полученные данные со списком разыскиваемых машин и давала сигнал тревоги. Но дело было в том, что и Магомет, и Рафак числились мертвыми, в системе их не было. Кроме того… два парня и две девушки, машина с местным номером, да еще довольно дорогая. И Магомет не был похож на араба, он был типичным персом с белой кожей и европейскими чертами лица. Арием.

На блокпосту поднятый по тревоге казак наклонился к окну «Даймлер-Бенц купе»… Хороша машинка. И краля хороша. Правда, грустная почему-то, наверное, с хахалем своим поцапались. Вот на заднем сиденье все нормально…

– Документы, документы на машину…

Дарья протянула документы. Поскольку водительские удостоверения выдавало подразделение, организационно относящееся к Минюсту, отец устроил ей «спецсерию». Официально она установлена не была, но по факту все знали, что такие-то и такие-то префиксы трогать не стоит, могут быть неприятности…

– Что произошло? – нервно спросила Дарья.

Казак возвратил документы.

– Ничего, барышня. Можете следовать…

На заднем сиденье Рафак лапал Малену, и та не особо и сопротивлялась…

По знакомой дороге она быстро добралась до дач. Сосновый лес подходил к самому урезу воды, домики были поставлены прямо посреди деревьев, от янтарного балтийского пляжа шли подмостки, около которых покачивались яхты и катера. Семья Дарьи была достаточно богата, чтобы позволить себе и дачу в таком месте, и яхту – двенадцатиметровую, с дизельным двигателем. Все это Дарья считала само собой разумеющимся, как то, что воздухом можно дышать, а воду – пить.

Она остановила «Даймлер-Бенц» под навесом, примыкающим к дому. Дом был грубоватым, прибалтийской архитектуры, не из оцилиндрованного бревна, а из бруса. Никто и не подумал засыпать здесь дорожки песком – просто к воде шла натоптанная тропинка. Они вышли из машины и вчетвером пошли к пристани.

Яхта была на месте – отец даже не доставал ее из воды на зиму, стальной, а не фибергласовый корпус. Когда они были у яхты, из леса по ним открыли огонь.

Дарья была у самой яхты, когда услышала за спиной что-то вроде влажного шлепка, какой издает кус вырезки, когда бросаешь его на разделочную доску. И что-то упало. Она повернулась и увидела, как Малена падает в воду… и как будто какая-то розовая взвесь у головы… как стоп-кадр в кино, неожиданный и страшный. У самых ног на ступеньках лежал Магомет. Сделать единственное, что могло спасти ей жизнь, – прыгнуть в воду она не догадалась, и следующая пуля попала в нее.

Она упала… было как-то странно, боли не было, но перед глазами темнота… Абсолютная темнота, как будто телевизор выключили. Но звук был… она слышала, как тяжело ворочается под пристанью вода, шлепая о бетонные столбы и о борт яхты.

Потом она услышала скрипучие шаги по дереву. Шаги приближались.

– Готовы. Все четверо.

– А нырять кто будет, а? Козел.

– Ну откуда я знал, что она так упадет…

– Идиот. Посмотри, на яхте багор, наверное, есть…

Еще шаги.

– Ну? – Голос скрипучий, странно знакомый.

– Готовы. Все четверо, господин полковник. Только вон эту шалаву достать осталось.

– Язык укороти. Дима, сходи, там, у дома, булыжники есть хорошие, притащи несколько штук. Проволока у меня в машине.

– А с машиной что делать? Тоже утопить?

– Идиот! Отгонишь на свалку и оставишь. Не засветись только.

– Есть…

– Яхту потом поставите здесь же. Приберетесь как следует…

И тут Дарья вспомнила, где она слышала этот уверенный, чуть скрипучий голос. Это был один из друзей ее отца. Он не раз и не два бывал у них дома на званых вечерах. А звали его…

Но имя Дарья вспомнить не успела. Потому что умерла.

Кронштадт

Несколько дней спустя

Схваченный живым покуситель по-прежнему содержался на гауптвахте Кронштадта. У здания заняла позиции полурота морской пехоты. У входа в здание мешками был обложен крупнокалиберный пулемет, на крышах занимали позиции снайперы и расчеты ракетных установок. Ждали непонятно чего…

– Оружие, господин адмирал, – смущаясь, сказал морской пехотинец, лейтенант по Адмиралтейству на КП на первом этаже, – приказано сдавать всем.

Я молча поднял руки, чтобы меня обыскали. Оружия у меня сегодня не было – и тому была причина.

– Гаврилов. Проводи.

– Есть!

Всех, кто был на гауптвахте, отпустили, сократив сроки наказания, у кого-то сегодня был счастливый день. Оставлять было нельзя: попади этот урод в камеру с моряками – и его просто разорвут на части. А попасть можно разными путями… кто-нибудь из комендантской роты забудет закрыть замок – и привет. И причины этому могут быть самые разные…

На втором этаже было два поста. Коридор перекрывали щиты, какие тут появились еще со времен матросских мятежей, они позволяли превратить каждый этаж здания в неприступную крепость. В бойнице зловеще чернел значок пулеметного ствола.

Я предъявил документы. Затем еще раз…

– Извините, господин адмирал.

Я молча поднял руки. Меня снова обыскали – все делалось правильно, как и должно было быть. Нельзя пенять на усердие нижним чинам, выполняющим приказ, разгильдяйство куда опаснее чрезмерного усердия.

– Можно?

– Да, Ваше Высокопревосходительство.