Анна Фенх - Ружья еретиков

Еретик, не задумываясь, сосредоточился на песне, которую пел старшина Унару, том переводе с горского языка. В нем не было ни рифмы, ни четкого размера, но слова странным образом умиротворяли Еретика, и он снова и снова повторял про себя:

Становилось светлее, Еретик миновал нескольких людей в форме. Один безразлично мазнул взглядом по сутулой уставшей фигуре горожанина в сером пальто и почему-то не обратил на него никакого внимания. Ему не пришло в голову спросить у этого объекта документы, как не спрашивают их у фонарных столбов, бездомных собак или ветра. Через минуту солдат уже не помнил, что мимо вообще кто-то проходил.

— И еще вы должны уметь становиться другим человеком. Женщины в этом плане даровитее, — признавал лейтенант Вегру. — Ей достаточно юбку новую надеть, глаза подвести, волосы завить, или остричь, или перекрасить — и она уже другая. Не из-за одежды, просто чувствует себя другим человеком. Ей и думать об этом не нужно, замечали ведь — новое платье надела, и уже и ходит по-другому, и уже говорит иначе, и осанка, наклон головы, и смех, — все другое. А ведь никто может и не знать, что в другой юбке у нее другая походка, она не из-за других меняется, а из-за себя самой, для себя самой. Вы должны чувствовать то же и поступать так же. Вспомните, наверняка что-то меняется, когда вы переодеваетесь из военной формы в гражданскую одежду. Теперь эту способность нужно развить. Меняете обувь — меняется походка, меняете широкие брюки на узкие, меняете оправу очков, меняете майку на рубашку и галстук — и вы не просто выглядите иначе, вы становитесь иным.

Еретик бездумно свернул в переулок, так же не осознавая себя, прошел еще квартал и остановился возле длинного, в четыре этажа, здания с высокими потолками, вычурной лепниной вокруг окон и широким парадным крыльцом. Отсюда Чейзу не было видно, но он знал, что наверху красуется герб Империи, вписанный по традиции в круг и полукруг — церковный символ. В те времена когда этот знак появился, люди еще считали, что Саракш есть полусфера, Чаша. Красивая идея. Когда ученые доказали, что Мир есть полая сфера, в Церкви случился «окружный раскол». Святые отцы дискутировали — следует ли изменять символику круг-и-полукруг на круг-и-окружность… Окружники уходили семьями в какие-то леса, строили там свои поселения, и на их воротах, и церквях был их символ. А казалось бы — какая разница?

Еретик не был верующим, но сейчас, перед тем как войти в здание с гербом, ему отчаянно хотелось начать молиться. «Как же там говорится? — бессвязно думал Китт. — Господь… какой он там? Всемогущий? Всеблагой? Вседержащий… Сохрани меня, Вседержащий Господи… Господи… Или не так? Дед мой, инквизитор, все эти молитвы точно знал. До старости дожил, правнуков нянчил… А я доживу? Я последний в роду, какие там внуки. И теперь уже не будет. Позвоню сейчас полковнику, скажу — давайте я попозже схожу за „Старушкой“, мне обязательно нужно оставить наследника, продолжить род. А как только появится сын, так я сразу и отправлюсь… Господи, да что ж такое. Только ведь и слов-то в голове, что это — господи-господи-господи. Как заело. Больше ничего сказать не могу. Все, хватит. Господи-господи-господи… Пошел, вперед!»

Когда он вошел в здание, ему кивнул боец с контрольно-пропускного пункта и нажал на кнопку, активируя турникет.

— Объект расположен в подвале здания, — сообщил Еретику Ганк, один из трех агентов полковника Мору. На нем была черная форма гвардейца и берет. Ганк был среди тех, кто пришел сменить посты этим утром и заступил на КПП вместе с двумя другими агентами.

— Вы хоть знаете, что за объект? — спросил Еретик, натягивая на припасенную агентами гвардейскую форму, разгрузку, набитую гранатами. Все трое покачали головами:

— Никак нет, — Ганк вручил Еретику рацию. — Нам не положено ничего знать, мы только обеспечиваем вам проход к объекту.

Фаше, совсем еще мальчишка, безостановочно потирал лицо и шею:

— В подвал ведут две лестницы и два лифта. Сейчас нам нужно пройти охрану на проходной, дальше по коридору и выйдем на площадку. Там большой пост. И дальше либо по лестнице, либо с шиком, на лифте.

— Прорываемся к лифту, — Еретик зачем-то попрыгал, проверяя «гром-звон», понимая, что это, в общем, не требуется.

Первый пост на проходной они прошли без затруднений, сыграла роль форма, уверенный вид Еретика и знакомые лица агентов Мору. Четверо в ногу шли по коридору.

«Господи-господи-господи… Что я буду делать, если сейчас выскочит кто-то в черном и начнет стрелять в меня? Если не попадет — упаду на пол. Если попадет, впрочем, тоже упаду на пол. Ну и какая тогда разница, попадет или не попадет? Господи-господи-господи… Помню, как Зону 15 брали. Гвардейцы и брали, захватывали „Старушку“. Не захватили ее все равно, так зачем приходили? Построили бы сразу по чертежам, все были бы живы… Бессмысленная атака, глупость. А теперь мы здесь отбиваем новую „Старушку“ у гвардейцев. Если бы не отбирали, сейчас меня бы здесь не было… Господи…»

Их остановили в фойе возле лифта, и Соле, мгновенно сообразивший что к чему, вдруг швырнул Еретика за угол коридора. А потом началась пальба.

Еретик видел, как от стены под выстрелами отваливается побелка, видел, как Ганк сухо и точно стреляет одиночными, щурясь и сводя брови, словно ему плохо видно и он этим недоволен. Еще было слышно, как кто-то кричит, как входят в стену пули и застревают в ней, оставив проломленные внутрь дырки, как какие-то цветы. Китт забыл их название.

— Тревога! — орет гвардеец, стуча зачем-то кулаком по стене сбоку, словно передает ударами сообщение тем, кто сидит в соседней комнате. — Тревога, массаракш! Тревога! Тревога, массаракш-и-масс…

Его ударило очередью, и он упал, не успев закончить фразы.

«А это же я его убил, — подумал Китт с удивлением. — Когда же это все закончится?»

Автомат колотился в руках, отбивая Еретику плечо. Никакого мира вокруг не существовало — только фойе с роскошным лифтом, до которого нужно добраться, только аппендикс коридора, только маленькие кусочки свинца, плевки разъяренной смерти, пролетающие мимо, и над, и сквозь тебя. Лежащему рядом с Еретиком Фаше попали в голову, и Еретик на минуту перестал стрелять, чтобы вытереть себе лицо грязным рукавом.