Анна Фенх - Ружья еретиков

— Тревога! — орет гвардеец, стуча зачем-то кулаком по стене сбоку, словно передает ударами сообщение тем, кто сидит в соседней комнате. — Тревога, массаракш! Тревога! Тревога, массаракш-и-масс…

Его ударило очередью, и он упал, не успев закончить фразы.

«А это же я его убил, — подумал Китт с удивлением. — Когда же это все закончится?»

Автомат колотился в руках, отбивая Еретику плечо. Никакого мира вокруг не существовало — только фойе с роскошным лифтом, до которого нужно добраться, только аппендикс коридора, только маленькие кусочки свинца, плевки разъяренной смерти, пролетающие мимо, и над, и сквозь тебя. Лежащему рядом с Еретиком Фаше попали в голову, и Еретик на минуту перестал стрелять, чтобы вытереть себе лицо грязным рукавом.

— Лейтенант, — Ганк махнул рукой Китту. — Сюда!

Еретик поднялся с колена и в несколько неуклюжих шагов пересек коридор, словно не умея и не понимая пригнуться. Он снова упал на колено рядом с Ганком, и тот, кивнув, неловко прижимая локти к животу, выскочил в фойе. На полу гильзы, на них сыпется известь, и опять падают гильзы. И пахнет гарью.

«Сколько их там? Шестеро же, шестеро. Четыре и шесть. Зачем они в нас?.. Я же в их шкуре… На мне форма… Почему бессвязно? Не так, нет, нет. Почему я думаю так бессвязно? Я должен мыслить четко и не должен мыслить путано…»

— Вперед, лейтенант, — Ганк сел на пол рядом с Киттом и принялся искать что-то в кармане непослушными, мелко дрожащими пальцами. — Дальше чисто, но по лестнице не ходите. Давайте в шахту лифта, сбоку лестница.

— Уже все? — спросил Еретик, и Ганк, не удивившись, кивнул.

— Все и всех.

Ганк вынул ампулу из кармана, прихватил зубами пластик и стянул крышку, обнажая короткую иглу.

— Руки дрожат… Лейтенант, сделайте в шею. И сразу в шахту лифта.

Китт взял ампулу-шприц и привычно вколол Ганку стимулятор.

— Запомните, у вас одна светошумовая граната, одна дымовая завеса. Две осколочных…

Он еще что-то сказал, Еретик кивнул, мол, понял и побежал в фойе.

«Надо сосчитать… Зачем? Все одинаковые, черные. Один, два… Четыре, шесть… Семь… Сбился, но должно быть восемь. Ганк там прикрывает меня, а я иду один… Господи, пожалуйста. Больше никогда, никогда, слышишь? Только вот выбраться отсюда, и я никогда… Я тебе обещаю, я клянусь тебе, честью тебе ручаюсь, что больше никогда, никогда, никогда!»

Что никогда? Еретик и сам не знал. Приходило на ум что-то детское — я больше так не буду. Я никогда не буду плохо себя вести. Я больше никогда не сделаю ничего плохого…

Он замер у зеркальной дверцы лифта, глядя на себя. Он, никчемный и злой, с дурными белыми глазами, словно совсем без радужки, один белок, в котором едва виднеются точки съежившихся зрачков. Он, в откуда-то взявшейся грязи и в крови, с перекошенным не то от брезгливости, не то от страха лицом, держался за автомат и тяжело и шумно дышал.

— Зверье, — выплюнул он себе в лицо, сжимая зубы и скалясь от стыда. — Смотри на себя, доктор Китт!.. Мразь…

Дикий человек в зеркале, носящий гордую фамилию Китт, скалил в ответ зубы. В отражении коридора Еретик видел быстро и мерно бьющую по ковру ладонь мертвеца.

— «Старушка», — сказал себе Еретик, снова посмотрев в глаза. Зрачки медленно расширялись, приходя в нормальное состояние. — Не отвлекайся. Не важно. Потом.

Хотелось умыться и выпить бочку холодной воды. Можно даже теплой воды, но непременно бочку. Напиться и сунуть туда голову, а лучше перевернуть на себя.

Кнопка вызова лифта была разбита случайным выстрелом. Еретик автоматом развел дверцы лифта и пролез внутрь. Устроив чужой автомат так, чтобы дверцы не закрылись, Еретик пролез в шахту и, нащупав ногой первую ступеньку лестницы, начал спускаться. Потом подумал, забрался обратно и ударом вышиб автомат из пазов. Зачем он нужен? Двери закрылись, и стало темно. В этой темноте, стараясь не издавать шума, Китт спускался в подвал, аккуратно и внимательно нашаривая ступеньку носком ботинка.

Шахта была широкая, но Еретику скоро стало неуютно в ней. Все время представлялось, что вот-вот с верхнего этажа двинется громада роскошного лифта и неторопливо вытравит из шахты воздух, а затем выдавит и его самого, суетящегося, торопливо спускающегося вниз, как поршень выдавливает из шприца лекарство. Из-за атаки на пост во всем здании переполошились, Еретик время от времени слышал неясный шум. «Пусть они решат, что все нападающие там и легли, у лестничной площадки», — просил Еретик. Пусть они решат, что они были втроем — Ганк, Фаше и Соле, ушли с контрольно-пропускного пункта, и вздумалось им напасть на посты. Нет, выругался Еретик про себя, нас видели на проходной. Впрочем, мало ли народу пришло в здание утром, могли и не заметить… Пусть не запомнят.

Обмануть себя Еретик не мог, внутренний хронометр отсчитывал секунды, в которые будет обнаружен уничтоженный пост и объявлен режим «Крепость». Тик-так. Блокируются выходы из здания, все окна заслоняются щитами, все двери запираются, и к ним приставлен охранник. Тик-так, тик-так. Оружие снято с предохранителей и всем постам отдан приказ открывать огонь на поражение по людям, нарушающим регламент. Тик-так. Весь резерв поднимается в ружье и выдвигается на огневые позиции. Тик-так, тик-так, тик-так. Всему личному составу, кроме патрулей и высшего командного состава подразделений, запрещается перемещаться по этажам. Тик-так. Вся сигнализация приведена в боевую готовность. Тик-так… И потом начнется проверка шахты лифта — сюда спустятся злые вооруженные патрульные и, перекрикиваясь и непрестанно проверяя, все ли на месте, найдут его, скорчившегося, мягкого, такого живого, цепляющегося за лестницу. И мгновенно расстреляют. Не спрашивая ни имени, ни документов. Зачем им все это знать?

Одно хорошо, что ползти по лестнице Еретику осталось совсем мало. И еще хорошо, что никому не придет в голову кинуть в шахту гранату. Взрывом разнесет противовес, самим же не понравится. Но даже если просто высунутся в шахту и дадут очередь в стену, будет очень громко. Еретик помнил, как на учениях у него над головой дали очередь из автомата. Слух восстанавливался сутки.

Еретик остановился возле лифтовых дверей в подвал и подумал, что сейчас нужно остановиться, собраться с мыслями, переждать минутку. Просто отдышаться, всего минуту, не больше. Казалось, если вот прямо сейчас остановиться и замереть, то все как-то само собой закончится, его не заметят, о нем забудут. Вечером он вылезет отсюда, пойдет как ни в чем не бывало домой… Только дома уже нет.

Еретик просунул левую руку между ступеньками и, сжав локоть, крепко уцепился за шест. Он нашел единственную, имеющуюся в наличии светошумовую гранату и, пожалев, что больше нет, разжал проволочные усики и сжал в ладони. Другой рукой Китт нашарил в правом верхнем углу дверного проема два небольших ролика и, поддев нижний, бесшумно и без усилий отодвинул левую дверцу на сантиметр в сторону. Переложив гранату в правую ладонь и продев большой палец в кольцо, Еретик выдернул чеку. Он распахнул дверцу в шахту до конца, целую секунду держа гранату в ладони, выжидая время замедления, и метнул «вспышку» в открывшийся коридор. Пружина дверного механизма захлопнула дверь, Еретик спрыгнул на дно шахты и тут же услышал, как взорвалась «вспышка». И почти сразу услышал крик.