Эдуард Иноземцев - Слипперы

Старик поднял на него глаза и сделал незаметный жест. Огромный мужик вдруг согнулся, как будто его резко ударили по яйцам, и захрипел. Если бы его коллега не поддержал его, он бы свалился. Я вспомнил, что тоже так умею, точнее, недавно на учился, и меня обуяла гордость. За себя.

– Убирайтесь на улицу, – скомандовал несколько побледневший «паук».

Оба жлоба убрались. Второй все так же поддерживал первого, который несколько раз в недоумении оглянулся на старика.

– А вы говорите, что никого не можете уничтожить, – мечтательно произнесла Венера.

Старик промолчал. Я ощутил, что говорить больше не о чем. Все слова были сказаны. И видимо, ощутил это не только я один.

– Значит, вы отказываетесь нам помогать? За очень хорошие деньги? – спросил «паук».

– Отказываюсь, – подтвердил старик.

– И нам тоже? – поинтересовалась Маргарита.

– И вам тоже, – кивнул старик.

Левая половина лица Мориатти снова задергалась. Он сунул трубку в карман дорогого кашемирового пальто. Вынул оттуда платок, высморкался. И неприязненно покосился на меня.

– Когда вы вернете деньги, Духов?

– С какой стати? Вы хотели встретиться с видящим, вы с ним встретились. Это вы должны мне семь тысяч, – пожал я плечами.

– Вы не получите никаких семи тысяч. Не держите меня за идиота.

– Ну что ж. Тогда наш договор о сотрудничестве расторгается, – улыбнулся я.

«Паук» ничего не сказал. Он просто встал. Брюнетка последовала его примеру. Потом он погрозил мне пальцем. И они вышли на улицу. Сквозь стекло было видно, как сели в машину. Она тронулась. И следом еще одна машина. Видимо, с охраной. Бог ты мой, как же «паук» заботился о своей безопасности…

– Ну ладно. Мне тоже пора, – проговорил старик, проводив машину взглядом.

– Уже? – погрустнела Маргарита.

– Уже, – хмыкнул старик.

– А мы с вами еще встретимся? – Она спросила это таким тоном, что я не понял, что тут кроется: профессиональный интерес или личный.

– Обязательно встретимся. Когда вы оба будете готовы к новой встрече, – заверил видящий и тоже встал…

Этот вечер мы провели в тишине и задумчивости, не включая телевизора, не слушая музыки и не читая газет. Можно сказать, что встреча со стариком нас изменила. Или, по крайней мере, сделала более серьезными. Ощущение игры, во всяком случае у меня, куда-то пропало. Я понял, что все, что с нами происходило до сих пор, имело некий смысл. Какой именно – я не знал. Но главное – вернулась вера в смысл. Теперь я понимаю, насколько это важно. И еще, впервые за то время, что мы жили на конспиративной квартире, я лег на второй диван. Не от обиды или из ревности. Мне просто показалось, что так правильнее. Марго не возражала. Впрочем, и она, и я спали очень плохо. Всю ночь я ворочался, урывками проваливаясь в некое подобие сна, но очень чуткого и непродолжительного, а Марго несколько раз вставала и шла курить на кухню. А утром мы узнали, что этой ночью умерла Вера. Как старик и предсказывал. Умерла во сне. Надеюсь, что она действительно попала в некое место, куда попадают все светлые и ранимые души. Если, конечно, такое место есть и если вообще существует жизнь после смерти.

Несколько дней мы были заняты похоронами. У Веры никого не было, кроме старого и довольно странного отца, абсолютно не приспособленного к жизни. Он был художником, невостребованным и никому не известным, но картины, разбросанные по их захламленной квартире на Ленинском проспекте, мне понравились. Особенно одна, почти точная копия той, что я видел в квартире Заречной. На ней была изображена долина, очень похожая на ту, что мне приснилась. После похорон я попросил его продать эту картину, и он просто отдал ее мне, отказавшись взять деньги. Тогда я сунул довольно приличную сумму в карман его осенней куртки, висевшей на вешалке в коридоре. А картину отвез к себе на Верхнюю Масловку и повесил над своим диваном. Почему-то мне не хотелось привозить ее на конспиративную квартиру.

Ну а потом снова наступили будни. И будни довольно серые. Мы потеряли Веру и потеряли все свои зацепки. Я был уверен, что найти старика мы больше не сможем. Он появлялся только тогда, когда сам хотел этого. Заречную убил фан. Списки себя не оправдывали. Это был тупик, и Параманис бесился. Группа Zetta, на которую было потрачено столько сил и средств, себя не оправдывала. Я бы тоже бесился на его месте. И слава богу, что я был не на его месте.

На двенадцатый день после смерти Веры, вечером, Марго испекла яблочный пирог. Багира все вертелась около духовки, привлеченная соблазнительным запахом, и, когда пирог наконец был готов, она первая получила свой кусок. Отношения котенка и Маргариты явно улучшились. А мои отношения с ней все еще оставались несколько натянутыми. После той ночи. Уж не знаю почему. Может быть, мне стала надоедать работа в этой группе. Может, конспиративная квартира уже казалась не той, что была раньше. Может, на меня действовала общая атмосфера в группе после смерти Веры. Я не мог разобраться в себе. Правда, мы опять спали вместе, но что-то все-таки было не то.

Наверное, если бы мы поговорили по душам, это могло бы помочь. Но днем не было времени, вечером и ночью – сил и желания. Одним словом, наши отношения были пущены на самотек, и, видимо, идея яблочного пирога возникла у Марго именно поэтому. Пока она разрезала пирог, я приготовил чай. И мы сели за стол, полные невысказанных или недосказанных мыслей.

– Макс, давай уйдем отсюда. И начнем нормальную жизнь.

Именно с этой фразы начался тот вечер. И это было настолько неожиданно, что я перестал жевать и тупо уставился на Марго.

– Уйдем из группы? Вообще?

– Да. Мне кажется, так будет лучше.

Маргарита не смотрела на меня. Она уставилась на свой кусок пирога. Но я чувствовал, что она напряжена. И голос ее был напряжен.

– Лучше кому? – уточнил я.

– Мне. Тебе. Всем. И Вере тоже, если она оттуда нас видит и чувствует.

– Но ты же у них штатный работник, – напомнил я.

– Ну и что? – Она отпила из чашки и обожглась. – Я могу подать заявление и уйти в отставку. Многие так делают. Проблем не будет…

Я все же откусил пирог. Он был вкусным. Марго постаралась.

– И давно ты это решила? – поинтересовался я.

– Я ничего не решила. Я с тобой советуюсь.

Я отпил большой глоток из своей чашки. И тоже обжегся. Потом отрезал кусок от своего пирога и кинул Багире в блюдце. Она меня отвлекала. Тут решался серьезный вопрос, и было не до ее ужимок.

– А что значит – начнем нормальную жизнь?

Марго прямо взглянула на меня: