Сергей Дмитрюк - Лик зверя

— Ничего страшного, — улыбнулся я. — Смотрите, Лума, как светятся у них глаза! Было бы не справедливо лишать остальных этой радости.

Я по очереди сажал себе на шею детишек. Они с восторгом поднимались на эту «грандиозную» высоту, каждый раз издавая вздох восхищения. Когда последний из них, налюбовавшись вдоволь, был опущен мною на землю, я помог девушке-воспитателю вывести детей на тротуар и, узнав, что они идут в том же направлении, как и я, пошел вместе с ними.

— Я хочу показать им деодаровый[5] парк с его ступенчатыми водопадами, — рассказывала Лума. — На мой взгляд, это одно из самых красивых мест в этой части Города, не считая, конечно, Открытых Оранжерей и Водного Стадиона. По-моему, нужно приобщать детей к пониманию прекрасного с самого раннего детства и учить их воспринимать красоту во всех ее оттенках не разумом, а душой, самим сердцем… Разве я не права? — Она вопросительно посмотрела на меня. Темные глаза ее возбужденно блестели.

Я согласно кивнул. В это время дети оживленно загалдели: по легкой ажурной эстакаде над нами промчался магнитный поезд. Снизу, сквозь полупрозрачное полотно магнитной дороги, было видно, как под плоскими днищами вагонов вращаются дисперсионные[6] диски.

Дорога пересекала проспект на стометровой высоте, опираясь на гигантские конусообразные башни, служившие одновременно станциями пересадки. Эти башни-станции, разделенные равными промежутками, высились над Городом до самого горизонта — дорога проходила над жилыми кварталами, над парками и обширными садами, пробегала над многочисленными озерами и водохранилищами. На восточных и южных окраинах Города к ней примыкали векторные магистрали, расходившиеся во все концы планеты и вливавшиеся в единую сеть Общеконтинентальной Дороги, гигантской спиралью обегавшей весь земной шар: от северных широт до южного полюса.

Лума ждала моего ответа. Помолчав, я сказал:

— Вы, конечно же, правы. Без понимания красоты окружающего мира невозможно понимание ценности жизни в целом. Ребенок никогда не сломает ветку дерева, если будет видеть, как оно совершенно и прекрасно, не обидит собаку или кошку, сознавая их таким же неповторимым творением природы, как и он сам. Только тогда у него появится сострадание ко всему живому и осознанное стремление оберегать и охранять его. Если мы добьемся этого сейчас, то впоследствии значительно снизим вероятность появления в нашем обществе людей, видящих себя центром всей Вселенной и не замечающих вокруг присутствия других живых существ. Ведь такие люди, как островки неправильной, вредоносной жизни, незаметно прорастают в чистом океане человеческого бытия, и если их вовремя не обезвредить, то они принесут непоправимые страдания и беды остальным людям. Вот почему так важно не допустить их появления в нашей жизни, и на вас, воспитателях, лежит основная забота об этом. Ведь общество доверило вам свою главную ценность — наших детей, которые сменят нас на пути построения новой жизни через несколько десятилетий. Поверьте мне, Лума, вы делаете великое дело!

— Скажите, а кем работаете вы? — спросила девушка, на которую мои слова, видимо, произвели сильное впечатление.

Я усмехнулся и беспечно пожал плечами.

— У меня не такая интересная работа, как у вас. Кому-то, в конце концов, необходимо быть стражем общества, чтобы исправлять чужие ошибки и упущения… Знаете, как в природе? Животные-санитары очищают свой мир от больных и слабых, чтобы те не приносили вред здоровым.

— Так значит вы «лиловый»? — догадалась Лума и тут же спохватилась: — Ой! Простите. Я хотела сказать, что вы работаете в ОСО?

— Да. Но я не вижу в ваших словах ничего обидного. В этой форме ходят тысячи замечательных людей, готовых в любую минуту отдать жизнь ради счастья и спокойствия жителей Земли, и я горжусь, что могу носить ее вместе с ними.

— Конечно-конечно! — поспешила добавить девушка. — Я совсем не то хотела сказать. Просто вы говорили об этом так… — Она помолчала, подбирая слова. — Обыденно, что ли? А ведь у вас такая замечательная работа! Подумать только — охранять общество! Да половина моих ребят мечтают об этом!

Лума возбужденно оглядела своих питомцев, занятых созерцанием окрестностей.

— Ну, им-то, пожалуй, об этом мечтать не стоит! — Я тоже посмотрел на детей. — Думаю, совсем уже скоро необходимость в таких людях, как я, отпадет вовсе. Мы идем вперед семимильными шагами, и если ваши усилия принесут свои бесценные плоды, то через десяток-другой лет мы сможем не опасаться возможности повторения прошлой истории.

— Вы так думаете? — Девушка внимательно посмотрела на меня.

— Да. Я уверен в этом.

— Знаете что? — сказала Лума, беря меня за руку. — Приходите к нам, в детский городок! Нашим девочкам-воспитателям будет очень интересно послушать о вашей работе. Обещайте, что придете.

— Я бы с удовольствием, Лума. Только обстоятельства складываются так, что в самое ближайшее время мне придется покинуть Землю. Получил новое назначение, на Терру.

— Ой! Как жаль! — огорченно воскликнула девушка. — Но ничего не поделаешь. Тогда я желаю вам успехов в вашей работе…

— Пожелайте лучше, чтобы этой работы было как можно меньше!

Лума откинула с лица волосы, улыбнулась:

— Ну что ж, пожалуй, вы правы. Успехов желать нужно мне. А вам — чистого неба! — традиционно попрощалась она, протягивая мне руку.

Я осторожно пожал ее узкую твердую ладонь и соскочил с тротуара на боковую дорожку. Постояв немного, помахал на прощание удаляющимся детям и их симпатичной воспитательнице и двинулся в глубь широкой аллеи из цветущих тюльпанных деревьев к высокому зданию из молочно-белого плавленого камня. Его волнистые контуры четко рисовались на фоне бесконечно глубокого солнечного неба.

Я не ошибся: Артур Порта был дома. Он встретил меня в одних плавках, сонный и слегка недовольный. Мы вошли с ним в полутемную комнату, застланную светло-зеленым ворсовым ковром. Он кивнул мне на глубокие кресла, расставленные вдоль стен, мерцавших голубыми огоньками звездного неба, и отправился в ванную, шурша босыми ногами по ковру.

Подойдя к окну, я убрал оптические шторы, и радостный поток солнечного света наполнил комнату, ослепительно блестя в темной полировке мебели из искусственного дерева. Вдоль левой стены, над широким диваном нежного кремового цвета, висело несколько репродукций известных картин, отображавших все разнообразие земной природы.

Я остановился около одной из них, внимательно вглядываясь в гладко отполированную полосу прозрачного кристалла. В глубине ее могучие вековые сосны стояли на краю песчаного откоса, пронизанного узловатыми жилами корней. Солнечный свет, заливавший весь передний план, не в силах был рассеять первобытный мрак, скрывавший от зрителя глубины этого сказочного леса, где, казалось, таились самые немыслимые чудища, рожденные древними сказаниями и поверьями. Свежестью лесного утра и неведомой тайной веяло от этой удивительной картины.