Владимир Свержин - Страж Каменных Богов

– Кто держит флаг в крепости?! – зычным голосом прокричал Шерхан, и ущелье, умножив силу его голоса, эхом понесло слова на боевую галерею крепостной башни.

– Я, отец! – Атиль аш-Шариф, сын Шерхана, встал между зубцами крепостного парапета, желая показать себя неприятелю. У султана Крыши Мира перехватило дыхание. Он ожидал чего угодно, только не этого.

– С тобой желаю говорить я, воитель, получивший среди местных жителей именование Песнопевец. Оно не подобает человеку, рожденному для власти и оружия, но со временем станет звучать не менее громко, чем прозвание Грозный. Я отдаю тебе и твоему отряду старое торжище. Мы встретимся там.

Шерхан нахмурился, желваки заиграли на скулах. Этот юнец смеет диктовать ему условия?! Причем какие условия! Он вскользь глянул на каменную ограду старого торжища, прилепившегося у подножья скал, чуть в стороне от входа в ущелье. В прежние времена, когда здесь пролегала добрая караванная дорога, за высокой каменной оградой находили приют хозяева караванов. Тут их ждали перекупщики, готовые дешево приобрести товар и продать дальше уже втридорога. После Того Дня, а судя по всему, и много раньше, караваны перестали ходить здесь так часто, как в былые времена. На старом торжище лишь изредка появлялись гости. В обычные дни там находился дежурный наблюдательный пост, но сейчас обе створки ворот были распахнуты, и наблюдателей, похоже, не было.

Шерхан прекрасно знал, что в скалах над торжищем оборудованы стрелковые позиции, так называемые лисьи норы. Стоит отряду войти за каменную ограду, и он станет легкой мишенью.

– Я клянусь тебе, что это не западня! – продолжал Атиль, будто читая мысли отца. – Мне нужно говорить с тобой, это в наших общих интересах.

– Если это не западня, то ты еще больший дурак, чем я думал, – пробормотал старый воин. – Но если ты дурак, то непременно сдержишь свое глупое обещание.

Шерхан открыл было рот, чтобы начать торговаться о заложниках, которые обеспечат своей жизнью исполнение обещаний мятежного сына. В другом случае он и думать бы об этом не стал, но неясно, на что Атиль готов пойти. Однако начать торги он не успел. Гонец на взмыленном скакуне подлетел к нему, спешился и пал на колени пред султаном.

– Что случилось?

– Как было договорено, Арслан идет на соединение с тобой, пресветлый султан. С ним сто тридцать два человека. Со мной сто тридцать три.

– Так мало? – Лицо Шерхана побагровело. Он, конечно, помнил слова боевого товарища о свободном выборе. Но, признаться, надеялся, что у того будет в два, а то и в три раза больше сторонников.

– Все, что есть, – с сожалением проговорил гонец. – Но зато все они готовы сражаться, не щадя жизни, за своего предводителя.

– И все равно, слишком мало, – процедил Шерхан. Он повернулся к ждущему ответа Атилю: – Ладно, я полагаюсь на твое слово, сын!

– И еще, – продолжил встревоженный посланец, – должно быть, где-то тут у Эргеза были соглядатаи. Он знает, что Врата Барсов заперты. Его передовые отряды уже переправились через реку. Ньок-тенгер спешит, чтобы зажать нас между молотом и наковальней.

Шерхан, казалось, никак не отреагировал на его слова. Лишь дернул уголком губ и скомандовал гвардейцам:

– Занимаем старое торжище! Готовимся к обороне!

Шум военного лагеря привел в чувство Тимура. Он застонал от пульсирующей боли в глотке и на обваренном лице. Похоже, сейчас до него никому не было дела. Люди вокруг воза, на котором он лежал, во весь голос обсуждали предстоящую встречу Шерхана с его мятежным сыном. Как понял он из их речей, Тилю все же удалось захватить Врата Барсов и тем самым загнать лучших полководцев благословенного Пророка в глухую западню. Теперь лишь чудо могло спасти их от расправы.

Войско Эргеза, по словам караульных, сменившихся только что, все прибывало и прибывало, тянулось нескончаемым потоком. По всему видать, штурма избежать не удастся. А стало быть, неполные четыре сотни пусть и отлично подготовленных воинов схлестнутся в последней сече с тысячами бойцов ньок-тенгера. И, увы, полягут с честью. А гарнизон мятежников будет лишь смотреть и посмеиваться со стен неприступной горной твердыни.

– Нет же, – спорили с ними другие, – Эргезу хватит ума не соваться на торжище. Там он сразу же попадет под кинжальный огонь горной крепости. Да и эти камни ответят ему огнем, так что мало не покажется. У Атиля всегда есть возможность договориться с отцом, а уж если он поможет старому тигру расправиться с самозванным наследником Пророка, то и подавно.

Все сходились на том, что дальнейшее зависит от переговоров Шерхана с его сыном, которые вот-вот должны начаться на подъемном мосту, соединяющем торжище и укрепление, господствующее над ним.

Тимур слушал словесные перепалки, напрягая все силы, чтобы изгнать боль из сознания. Недостойно воина так много внимания уделять собственным недугам. Как учил Пророк: «Смерть – не повод забыть о приказе. Даже если ты умер, сделай шаг вперед».

Тимур скрипнул зубами и принялся ощупывать дно возка в поисках автомата. Тот лежал рядом как ни в чем не бывало. Никому в отряде Арслана и в голову не могло прийти лишить оружия свободного воина. Да что там! О командире Несокрушимых рассказывали, что храбрецам, плененным в бою, полководец иногда даже оставлял клинок в знак уважения к личной отваге. Брал лишь слово не обнажать его против великодушных победителей.

Тимур коснулся автоматного цевья, холодного металла спускового крючка, волшебным образом отделяющего жизнь от смерти. Твердость и прохлада железа придали ему сил, и даже мысли перестали сворачиваться узлом, подобно линяющим змеям. Он совершенно не помнил, как попал сюда, но раз автомат рядом, он не пленник. А раз жив, должен выполнять приказ! Тимур проверил, как слушаются руки и ноги. Свернутое запястье болело, но все же не настолько, чтобы рука была неспособна держать автомат. Он со стоном сделал попытку выползти из возка.

Неподалеку горел костер, несколько бойцов в доспехах Несокрушимых варили что-то в походном котелке. Спасенный внезапно почувствовал, что страшно голоден, и с ненавистью поглядел на исходящее паром варево. Он не смог бы проглотить даже капли этой до головокружения аппетитной похлебки. И ведь, казалось бы, еда самая простая, в дальних походах она успевает надоесть. Но сейчас отведать густого просяного отвара хотелось, как никогда раньше.

– Очнулся! – сказал кто-то, указав на Тимура. – Лекаря позовите!

Один из воинов поспешил к пострадавшему с давешней мазью. Вскоре боль от ожогов чуть приутихла, и он смог глядеть на мир без разъедающего душу отвращения.