Сергей Плотников - Отражение

Олег ещё раз осмотрелся: кроме резных книжных полок в венецианском стиле комнату украшали заботливо подсвеченные японские панно на рисовой бумаге — на самом деле старинные, или под старину, Абрамов не разбирался. С этими декоративными (или нет?) элементами «отлично» сочетались четыре блестящие никелем стойки от пола до потолка, увешанные в три ряда жидкокристаллическими панелями мониторов: на две стойки выводился видеоряд с внутренних камер Академии, обычных и скрытых, на третью — трансляция с камер снаружи вокруг холда, с последней беззвучно вещали новости дикторы разных телеканалов мира. Разумеется, были и компьютеры со столами-пультами, с которых вся эта красота управлялась — включая центральный, оккупированный завучем. Но «гвоздем программы» была, без сомнения, центральная композиция.

На потолке на кронштейнах несколькими группами были развешаны лазерные эмиттеры: почти такие же штуки используют для лазерных шоу на поп-концертах. Но тут излучатели не вращались — наоборот, их жёстко, раз и навсегда, закрепили так, чтобы пропущенные через специальные пластины лучи интерферировали на уровне пола и образовывали трёхметрового диаметра голограмму. Трёхмерную проекцию карты академии «Карасу Тенгу». Место проекции было заботливо огорожено заборчиком, дабы никто из присутствующих не сунулся случайно внутрь и не поймал зрачком лазерный «зайчик».

Впрочем, была и другая причина — в этом месте пол образовывал заметное углубление, на дне которого лежало огромное, тоже круглое зеркало. Тщательно отшлифованное и восстановленное вместе с другими зеркалами — разных форм и размеров — полвека в морской воде не пошли на пользу артефактам, отправившимся на дно вместе с потопленной субмариной. Только с этого, в отличие от остальных — потому что реквизит, ага — не сняли тяжёлую, золотую, довольно вульгарно выполненную и не несущую никаких реальных функций раму. Раму, сплошь украшенную угловатыми символами древнегерманских рун и хорошо узнаваемыми свастиками. В «Аненербе» тоже понимали, только немного по-своему, необходимость пиар-технологий. Дополняла композицию тонкая нить, свешивающаяся с потолка и дотягивающаяся другим концом до центра трёхмерной карты: на ней в качестве груза висел кулон-указатель. Пресловутая «магия вещей», как она есть.

— До сих пор не по себе, что мы используем… эти штуки, — признался Мао, зябко передернув плечами. Он, вслед за русским, тоже подошел к барьеру вокруг карты. — Ведь из них собирали оружие…

— А собрали «пылесос» для высасывания бюджета собственной страны, — а вот Нацуро перед «реквизитом» не испытывала никакого пиетета. — Мистики Рейха скушали за время Второй Мировой больше золота, чем вся атомная программа нацистов. И на что? Большая часть даже не понимала, что творит. Зато почему-то все вовремя сбежавшие из Европы, с позволения сказать, «мистики» всю оставшуюся жизнь как сыр в масле катались.

— Тем не менее, зеркала работают, — напомнил Абрамов, — и мы их используем.

— Так и сделали артефакты «немного» пораньше середины двадцатого века, по крайней мере большую часть, помнишь? Ну и во-вторых: работают, а что толку-то? Даже если бы немцы нашли пресловутую «Шамбалу», как планировали… Догадались, как найти, и даже смогли бы использовать — ну вдруг. Ну и что дальше? Какой только прок от единственного как-бы «сверхмага», не способного, в отличие от пушки или ракетной установки, закинуть снаряд за горизонт? Грохнули бы его в первой же атаке, и все дела. В общем, в военном плане совершенно зеркала бесполезны, можешь не переживать на этот счёт, Мао. А вот в известной тебе операции без них никак не обойтись.

— Перекуём мечи на орала, — опять не удержался от реплики русский.

— Именно. Но в плане пиара, наличие у нас «секретного тайного оружия Рейха» будет очередным доводом в пользу необходимости договориться, а не бить на поражение, не разобравшись…

Когда о планируемых действиях своей команде рассказывал директор, все казалось простым, четким и ясным. Но стоило Куроку отъехать из холда — и на его ближайших сподвижников вновь наваливались сомнения. Несмотря на то, что все мелочи вроде бы были заранее продуманы и собраны в единую систему, разработанный план действий, если окинуть его взглядом целиком, казался безумной авантюрой! Хотя, возможно, нормальному человеку безумным кажется любой план, так или иначе связанный с большой политикой?

Весенний ветер, радующийся, что удалось вырваться из тесного для него лабиринта улиц исторической части Бухареста, радостно шумел в голых ветвях деревьев Кароль-парка. Потоки воздуха несли за собой запахи речной воды, сырой земли и молодой зелени: трава, в отличие от родичей-исполинов, обременённых толстыми стволами и разветвлённой кроной, уже успела отреагировать на весеннее тепло и покрыть всё свободное пространство по обе стороны от мощёной каменной плиткой аллеи сплошным зелёным ковром. Куроку Родика-старшая заметила сразу же, как только добралась до привычного места встречи: могучая фигура Учителя у самого берега Дымбовицы чем-то напоминала маяк.

Здесь, вне холдов, суккуба не могла «услышать» мощного аккорда излучаемых мужчиной эмоций, каждый раз после длительного расставания в прямом смысле слова сбивающего с ног и заставляющего дрожать всем телом. Но даже тех отголосков, что проглядывали во властных спокойных движениях и позе, хватило, чтобы на секунду перехватило дыхание и часто-часто забилось сердце.

Роксана безумно любила Кабуки, но это была любовь дочери к отцу, преданного ученика к наставнику. Оскорбить такое чистое чувство низменными желаниями? Ни за что! Рукс прекрасно помнила, какой она была до встречи с Куроку — хотя, честное слово, предпочла бы всё забыть. Помнила, сколько Учитель возился с ней, поднимая с самого дна и дав шанс начать всё заново, сделав той, кем она была сейчас — а вот этого забывать она категорически не желала. Можно сказать, долг демонессы по отношению к теперешнему директору Академии Карасу Тенгу был неизмерим — но мужчина категорически неприемлил само понятие таких «долгов» и своё убеждение вдолбил-таки в голову подопечной. Кабуки собирал сподвижников строго на добровольной основе: только тех, кто сам был готов следовать за ним. Что ж, для того она сегодня и оказалась здесь.

Колоритный мужчина и очень красивая женщина встретились у самого среза воды: гладь несудоходной реки бороздили лишь наглые городские утки да редкие ветки, принесённые ленивым течением. Двое встречающихся обменялись лишь короткими кивками да парой общеупотребимых, ничего не значащих слов, потом дама передала кавалеру стопку извлечённых из сумочки тонких ученических тетрадей, да пачку сложенных вдвое машинописных листов. Особой необходимости соблюдать конспирацию не было, но у Родики-старшей были определённые проблемы с непринуждённым общением и внешним выражением чувств: чтобы перебить наследие бурной юности, пришлось сильно постараться, и привычка сдерживаться и молчать, делать самой, а не пытаться заставить окружающих, въелась в личность суккубы насмерть. Иногда, если было очень нужно, она могла пересилить себя — но ничего приятного в таком времяпрепровождении не было. Внутри холдов способность внушать эмоции окружающим вполне заменяла и красноречие, и богатую мимику: мало кто из собеседников Рукс вообще замечал, что его визави больше молчит и слушает, чем говорит. Увы, но с некоторыми подобный фокус не проходил: сила воли или естественная сопротивляемость сводили весь эффект проекции чувств на нет…