Василий Сахаров - Солдат

К ночи появились три гаубицы, старые, но все еще работающие и исправно стреляющие Д-30. Тяжелые чемоданы гаубичных снарядов начали перепахивать остатки аула, а мы, потеряв за этот день семерых бойцов и четыре пулемета, собирались начать отход. Еременко связался со штабом корпуса и узнал, что наши части, благополучно пройдя через Советское, все же достигли населенного пункта Карагач, пограничного поселения Горского Содружества. Раз так, значит и нам пора.

Привычно взвалив на плечи рюкзак, собрался уже покинуть руины некогда большого и просторного жилого дома, где мы отсиживались, когда совсем рядом со зданием взорвался очередной снаряд. И ладно бы, черт с ним со снарядом, но от сотрясения задрожало все строение, вернее его остатки, и крыло в котором мы находились, попросту обвалилось. Когда меня вынули из под кирпичей и кусков бетона, которые только чудом, не прибили меня, я огляделся и понял, что из всего старого состава нашей разведгруппы, уцелел только я. Под обвалом погибли трое, и все они были ветеранами, которые прослужили в батальоне дольше меня.

Они лежали рядком, все трое, пулеметчик Зырян, снайпер Туман и командир группы Гера. На лицах их застыла мертвенно-бледная маска, и выглядели они в этот миг, настолько спокойно, что так и хотелось сказать, что отмучались парни и что все их испытания уже давно позади. Был бы верующим, обязательно тогда молитву или что-то поминальное произнес, а так, все что смог, это закрыть их глаза, забрать медальоны-смертники и постараться запомнить их лица.

Вот Зырян, отличнейший пулеметчик, любитель девушек легкого поведения и постоянный залетчик. Рядом Туман, получивший такой позывной за умение на слух определять цель и мечтавший только о том, чтобы отказаться от своего СВД, сменить должность снайпера на разведчика и получить нормальный АКМ. И, конечно же, прапорщик Гера, бывший наш «замок», ставший в эту кампанию командиром группы, но так и не получивший офицерского чина.

– Прощайте, парни! – еле слышно прошептал я и, накинув на плечи лямки рюкзака, встал в общий строй батальона, который разделился на две части и стал уходить в лес.

После тяжелейшего ночного марш-броска вдоль дороги на север, утро мы встретили на развалинах Советского. Приняли от окопавшейся здесь роты штурмовиков позицию, пополнились боеприпасами, и принялись готовиться к новым боям. Здесь, сидя в обороне, на окраине бывшего поселка, впервые за все время службы, я стал курить. Не то, чтоб потребность была, а попросту вши заели, и единственное, чем от них можно было хоть как-то защититься, это интоксикацией организма никотином. Совсем уж, мелкие твари, ползающие по моему телу, не исчезли, но и донимать стали не так сильно, как в начале. Хотя, может быть, я попросту привык к ним.

Подошедшие к поселку воины Халифата, в этот раз нахрапом не полезли, а проведя ночь в чистом поле, попробовали с нами договориться. К окраине Советского выдвинулась группа всадников под белым флагом, и один из них, какой-то горбоносый мулат, закутанный в несколько одежд, с непонятным акцентом, начал выкрикивать:

– Воины Кубанской Конфедерации, уходите! Вам нечего здесь делать! Зачем вы защищаете тех, с кем не одно столетие враждовали? Возвращайтесь домой, и знайте, что наш возрожденный пророк Магомед не желает вам зла!

На некоторое время переговорщик замолчал, и ему ответил наш комбат, появившийся на позициях:

– Мы уйдем тогда, когда сами этого захотим. Вали в свою пустыню, чмо черномазое, и не сотрясай зря воздух! А что касается нашей вражды с горцами, то она наша, и другим в нее лезть не надо, сами разберемся. Разговор окончен!

Еременко опять исчез в блиндаже, оборудованном штурмовиками, а парламентер продолжил свои уговоры. С полчаса, обещая нам всяческие блага он разливался соловьем и, в конце концов, нам это надоело. Пулеметчик дал предупредительную очередь под ноги лошадей, и вся вражеская делегация незамедлительно испарилась.

Еще сутки стояла тишина, а потом, с самого утра, все завертелось по старому сценарию. Обстрел поселка, где мы закрепились, и атака. Халифатцы несут потери, вновь отходят назад, и снова обстрел. Сутки происходило данное действо и, когда южанам это надоело, они начали обходить нас по лесным чащобам. Делать было нечего, мы покинули поселок, и отошли по дороге на север.

Карагач, некогда обычный небольшой поселок возле дороги идущей в Ставропольский Край, в настоящий момент представлял из себя типичный современный аул Горского Содружества. Густой лес на равнине, каменные дома, толстые стены, и дорога, которая раньше кормила все невеликое население этого места. За то время, что мы сдерживали противника, основные части корпуса успели подготовить вокруг поселка добротные полевые укрепления. Тут было все, и минные поля, небольшие, конечно, но и это хорошо, окопы, блиндажи, врытые глубоко в суглинок, и даже засеки из толстых бревен, сваленных в ближайшем лесу.

Итак, мы соединились с основными силами корпуса, наш комкор, все еще был «болен», и имелась крепкая надежда на то, что еще какое-то время, мы сможем сдерживать наступающих врагов. Именно так думали наши командиры, а я их не понимал. Какого, спрашивается, лешего, сидеть в этих предгорьях, которые никому из нас не нужны? Непонятно. Тем более что у горцев начинается гражданская война, и все договоренности между нашим президентом и Советом Старейшин, можно спокойно спустить в отхожее место.

И вот, когда я сидел в окопчике и размышлял на эту тему, рядом со мной присел мой старый знакомец, Ваня Тарасов, тот самый, который хотел после окончания контракта завести огромное стадо дойных буренок и стать в своем селе самым уважаемым человеком. Он вместе с Иноковым служил в Третьей роте нашего батальона, но видел я его не часто.

– Млять, заколебался, – скинув на землю свой РД, Тарасов плюхнулся на него задницей, и прислонился к брустверу. – Как поживаешь, Мечник?

– Как и все, Тарас, смутно и неопределенно, – плотнее закутавшись в бушлат, ответил я. – Что там со Стасом?

– У него все нормально, бедро навылет, отправили в госпиталь. Счастливчик, четвертое ранение, и каждый раз ничего серьезного.

– У вас, как, радиоприемники в группе еще работают?

– Один, и тот на ладан дышит, зар-ра-за.

– Чего в большом мире слышно?

– Да, все то же самое, люди праздники зимние отмечают и наши геройские действия обсуждают. Правда, была новость, которая лично тебе интересна будет, – он посмотрел на меня, и продолжил: – Кару и его отряды на побережье разбили в пух и прах.

– Как так? – я был удивлен словами Тараса.

– Наши не стали ждать, пока он в наступление перейдет, а сами его атаковали. На «Цезаре Куникове» и «Аделаиде» перебросили наемникам в тыл два батальона морской пехоты, а сами в лоб ударили. Говорят, что там Первая гвардейская бригада отличилась и от наших сводный батальон разведки был. Сам Кара успел сбежать, а вот его бойцы и солдаты Халифата, что на побережье стояли, почти все под Гудаутой полегли.