Владимир Перемолотов - Звездные войны товарища Сталина. Орбита «сталинских соколов»

Через доверенных людей в России стали приглядываться к большевистским космическим аппаратам. У тех вроде бы дело шло быстрее. Они, правда, еще не оповестили, как это было у них в привычке, весь мир о предстоящей экспедиции на Луну, но уж очень многозначительно молчали и о Луне, и о золоте.

Неделю спустя агенты миллионера в Москве и Париже получили новые задания.

Но опекаемые миллионером яйца лежали в разных корзинах. Не такой бизнесмен был мистер Вандербильт, чтобы поставить на одну лошадь. Ставки были так высоки, что пришлось даже в надежде на чудо обратиться к энтузиастам-любителям.

Проблема решилась неожиданно.

Если б какая-то из лабораторий в своих изысканиях набрела на ответ, миллионер, без сомнений, поверил бы в то, что Бог любит Америку, но помощь пришла не с небес, а с другой стороны океана.

Один из бесчисленных его агентов, натурализовавшийся поляк, почитывающий время от времени газеты с исторической родины, наткнулся на заметку о неудавшемся ограблении банка. Статейка была явно заказной (мистеру Вандербильту потом её перевели) – пелись дифирамбы полиции и лично какому-то комиссару Пшигоде, а в самом конце репортер бодро утверждал, что наконец-то польская промышленность вышла на мировой уровень и даже кое в чем его превзошла. Поводом для авторского оптимизма стал невскрытый сейф отечественного производства. Швейцарский и бельгийский сейфы не устояли перед злоумышленниками, а польский – устоял!

Там было еще много чего, но мистер Повецкий за репортерской трескотней увидел главное – грабители (не любители – профессионалы!) не смогли вскрыть польский сейф, имея и время, и карбидный резак.

Будучи в прошлом полицейским, мистер Повецкий в полной мере представлял возможности карбидного резака. Не так уж и давно появившееся оборудование для резки металла огорчало производителей сейфов тем, что резало практически все.

И неудивительно – сталь плавилась при температуре полторы тысячи градусов, а кислородно-ацетиленовая смесь, сгорая, давала около трёх тысяч. Поляк сообразил, что если умельцы не смогли разрезать сейф, то виной тому не плохой резак, а особенный металл сейфа. Он вовремя почувствовал дуновение пролетевшей мимо птицы-удачи. Пернатая бестия махала крыльями где-то совсем рядом, и каждое перышко в её крыльях походило на листок из чековой книжки…

Неделю спустя он уже встречал в Нью-Йорке прибывшего германским почтовым дирижаблем бывшего соотечественника, нагруженного образцами сталей, выпускаемых на принадлежащем ему маленьком заводике. Еще по прошествии трех дней пан Гонцверлеген, став богаче на сто двадцать тысяч долларов, вернулся в Европу, чтобы наладить поставку в САСШ специальных легирующих добавок, делающих сталь его сейфов неподвластной ацетиленовому пламени.

ОГПУ узнало об этом через неделю.

Идея, высказанная наркомфином, запала Генеральному в душу.

В тот же вечер он не пожалел времени и бегло просмотрел «Гиперболоид инженера Гарина». Его интересовал не сюжет и не мастерство писателя, а только то место, в котором автор живописал ситуацию на Западе, после того как в мир хлынуло дешевое золото.

Несколько раз перечитав нужные страницы, он заложил пальцем книгу и задумался.

Придуманный писателем ход поражал правдоподобием. Так вполне могло быть, и значит, так должно стать!

Если Архимеду недоставало точки опоры, чтоб перевернуть мир, то Сталину недоставало для этого рычага. И теперь писатель дал ему этот рычаг. Точнее, идею рычага. Чтобы воспользоваться им, его еще следовало построить.

Конечно, это не отменяло работы по превращению Германии в союзницу, но это было новой, еще одной возможностью, не связанной с этим. Генеральный негромко засмеялся. Новый шанс – не лишний…

Утро началось для него со встречи с Цандером. Советский ученый занимался ракетостроением и самое живейшее участие принимал в строительстве «Знамени Революции». И сейчас только он мог дать ответы на вопросы, появившиеся у Сталина.

Поздоровавшись с ученым, Генеральный сразу спросил:

– А что, товарищ Цандер, когда мы сможем организовать экспедицию на Луну?

Вопрос был задан таким тоном, что Цандеру захотелось расправить плечи, бодро ответить «Хоть сейчас!». Но благоразумие победило, и он сдержался.

– Не готов ответить за ваш вопрос, товарищ Сталин. Есть технические сложности…

– Я помню наш прошлый разговор, – сказал Сталин. – Тогда мы тоже говорили о сложностях, но вы сумели их преодолеть.

– Любые трудности преодолимы, но…

– Но?

– Это вопрос времени. Поэтому я и не могу ответить на ваш вопрос. Мы сможем добраться до Луны, когда решим технические сложности.

Иосиф Виссарионович неопределенно качнул головой.

– В чем они состоят?

Цандеру показалось, что Сталин вызвал его для того, чтобы он сказал, что его помощники что-то не поняли, напутали, а на самом деле все просто, и достаточно будет принять какое-то постановление, и все кончится… Самое сложное – объяснять политику очевидные для ученого истины. Он посмотрел на хрустальный графин, рассчитывая, что там, словно в магическом шаре, отыщутся нужные слова, чтобы объяснить невозможность исполнения этого желания.

– Товарищ Сталин! – произнес он после короткого раздумья. – Существуют законы природы. С ними бессмысленно бороться.

Сталин нахмурился, но не перебил его, и Фридрих Артурович торопливо продолжил:

– Земля притягивает любое тело, находящееся около себя – вас, меня, ракету… Оторваться от неё можно, только развив определенную скорость. Для того, чтобы выйти на орбиту Земли, достаточно иметь скорость чуть больше 7 километров в секунду. Этой скорости мы сегодня можем достичь и достигаем. Но для того чтобы оторваться от Земли и достичь Луны, скорость должна стать еще больше – примерно 12 километров в секунду.

– Наши советские ракеты могут сделать это?

– Двигатель, что сейчас профессор Вохербрум испытывает в Свердловске, может развить нужную мощность, но..

– Но?

– Вот тут и начинаются технические трудности, о которых я упомянул. Высокая температура плавит ракетные дюзы. Двигатели взрываются на испытательном стенде…

В лице хозяина кабинета что-то изменилось. Это не было огорчением взрослого человека, скорее какой-то детской обидой и разочарованием. Гость ощутил, что товарищ Сталин старается скрыть досаду.

– Но это преодолимо?

Цандер выпрямился в кресле так, что оно жалобно скрипнуло.

– Я уверен, мы найдем правильное решение, только у меня нет уверенности в том, что это свершится завтра или послезавтра.