Владимир Корн - Отряд смертников

– Нельзя, – повторил Егор. Он хотел добавить что-то еще, но закрыл вдруг глаза.

Все трое переглянулись, Войтов недоуменно пожал плечами, а Прокоп открыл рот, чтобы что-то сказать, когда Егор продолжил:

– Это твари, много тварей, очень много. Нельзя, – и он снова закрыл глаза.

И вновь все переглянулись. Егор – самый молодой из них, но и ему опыта не занимать. Пожалуй, у него опыта даже больше, чем у Киреева, последние четыре года покидавшего Вылково только по самым неотложным делам. Егор в отличие от Киреева в поселениях не засиживался, у него уже в четырнадцать лет на личном счету было не меньше сотни убитых тварей. И в каких только местах ему не пришлось побывать.

– Это ж сколько их там должно быть? – пробормотал Прокоп. – Если даже сюда смрадом доносит.

– Неужели?.. – И Денис со значением посмотрел на Чужинова.

Всем им доводилось слышать рассказы, что в иных местах на зимовку твари собираются в немыслимых количествах. А тут еще преследующая их зимняя особь, которая может настичь их в любую минуту.

– Стороной обойдем, – решил Чужинов. – Прижмемся ближе к реке. Если повезет, переберемся через нее.

Не повезло: вода, выступившая поверх льда, разлилась широко в стороны, подтопив окраину города. Киреев длинно и витиевато выругался, зло сплюнул.

– Из огня да в полымя, – сказал он.

– Что делать-то будем? Смеркается. – Денис выглядел на удивление спокойно, но его выдавал слегка прищуренный левый глаз: верный признак того, что Денис нервничает.

– Здесь точно не останемся. Попробуем все же пройти через город. Осторожненько, на цыпочках, не дыша. Горемыки, – неожиданно улыбнулся Чужинов. – Не дрейфь, парни, прорвемся. Где наша не пропадала?

Никогда прежде Чужинову не было так жутко. Они шли заметенной улицей, крадучись, ставя ноги на снег так, как будто в любой момент можно было наступить на таившуюся под ним мину. Волокушу с Егором несли на руках, чтобы не выдать себя даже легким скрипом снега. Глеб чувствовал частое покалывание в висках. Да что там покалывание: в виски будто кто-то часто и старательно давил чем-то острым. И еще вонь. Она окружала со всех сторон, пробиралась в ноздри сквозь ткань балаклав, проникая куда-то внутрь, вызывая острые приступы тошноты. Хотя твари где-то там, глубоко внизу, сплетенные в огромные тесные клубки, и лишь узкие отдушины соединяют их с внешним миром.

«Сколько же их там! – ошеломленно думал он. – Даже представить трудно».

И еще он опасался, что вода поднимется выше, потревожит какое-нибудь кубло, часть тварей проснется, их неразличимые для человеческого уха крики разбудят остальных, и тогда произойдет невообразимое. Они начнут появляться со всех сторон, поначалу сонные и медлительные, но мороз и ненависть к людям мгновенно приведут их в чувство. Или их разбудит преследующая отряд особь. И что тогда? Окраина города – зачастую сляпанные кое-как домишки. Они и в прежние времена особой крепостью не отличались, а уж сейчас, по прошествии времени, без заботы человеческих рук, и говорить-то нечего.

Слева от них тянулись обычные панельные пятиэтажки, и в них надежное укрытие найдется. Но именно там и должна быть основная масса спящих тварей.

– Глеб, – негромко окликнул его Денис, но тот лишь дернул головой: вижу.

Вода поднималась все выше и уже затопила ближнюю к реке улицу. От воды поднимался пар, различимый даже сейчас, в сгущающихся сумерках, которые в самом скором времени превратятся в кромешную мглу. Глеб посмотрел в сторону так заманчиво притягивающих взгляд пятиэтажек, но продолжал упрямо идти вперед.

– Давай подменю, – шепотом предложил он тяжело дышавшему Кирееву, на пару с Денисом несущему волокушу.

– Нет, – отказался тот. – Ты лучше по сторонам смотри, от тебя больше толку.

«Смотри – не смотри, толку не будет, – подумал Чужинов. – Если они откуда-нибудь выскочат, ничегошеньки мы сделать не успеем. Так, пальнуть несколько раз, лишь привлекая других тварей. Чтоб уж с музыкой».

– Кажется, окраину видно.

– Видно, Егор, видно. Немного осталось, потерпи.

Они уходили от города все дальше и дальше, все еще не веря, что им удалось его пройти. Город давно уже исчез в наступившей темноте, но кто-нибудь из них то и дело оглядывался, как будто мог увидеть хоть что-то.

Наконец они углубились в лес и на самой его опушке обнаружили брошенный автомобиль. Изначально армейский ГАЗ-66 с кузовом типа КУНГ[23], в последнее время перед катастрофой, судя по некоторым изменениям, он явно имел гражданского владельца. С развороченной кабиной и распахнутыми настежь дверями, но сама будка была цела.

Некоторое время они стояли, не решаясь приблизиться. Затем Денис сказал:

– Ну что застыли? Смотрите, из крыши труба торчит, значит, и печь имеется. И стекла в КУНГе как будто бы целы. Сейчас внутрь заберемся, печку растопим, водички вскипятим. У меня какао из пайка осталось. Попьем горяченького, в тепле переспим. Что еще для счастья надо?

– Риск, – ответил ему Прокоп.

– Да плевать! Начну в тварь мутировать – пристрелите, и вся недолга. Ну а если вы – слово даю! – помогу вам. Плакать горючими слезами буду, но не дам этой мерзостью стать. – Денис хохотнул. – Устал я, – честно признался он. – Причем настолько, что плевать мне уже на все. Да и шанс словить импульс минимальный. Ну так что, Чужак?

Устали все. И Прокоп, с красным, в темноте кажущимся багровым лицом. Он молчит и будет молча идти дальше, пока не свалится на снег без сил – такой характер. И сам Глеб. Он вымотался до такой степени, что, кажется, еще миг – и все станет безразлично. Включая собственную жизнь и смерть. Не говоря уже о Егоре, которого тряска измучила так, что кровь из искусанных губ скоро покажется из-под укутывающего лицо шарфа.

Если они остановятся на ночевку в глубине леса, опасность возрастет. Да и отдохнуть толком не получится: нет у них уже того снаряжения, с которым они вышли из Мирного. Словом, одни мучения предстоят. Не говоря уже о том, что обшитый алюминиевыми листами КУНГ далеко не самая плохая защита, если твари вдруг их настигнут.

– Остаемся, – решил Глеб. Хоть и утверждают, что береженого Бог бережет, но слишком велик соблазн переночевать в тепле. – Какао – весомый аргумент, против такого не попрешь.

Кружка сладкого горячего какао и овсянка быстрого приготовления показались пищей богов. Пусть каша жидкая, словно кисель, но зато полный, до краев, котелок. Егора Чужинов почти силой заставил проглотить немного каши, кормя с ложечки, как ребенка. Заставил бы и больше, но тот после очередного глотка вдруг безвольно поник головой. Поначалу Глеб подумал о самом худшем, но нет, Егор, разморенный в тепле, просто уснул. Весело трещали дрова в печурке, сквозь отверстия в поддувале веселыми бликами играл огонь на стенах их временного пристанища, создавая тот самый уют, когда категорически не хочется думать о плохом.