Бен Бова - Месть Ориона

– Это лагерь Одиссея, – негромко пояснил Политос, когда мы сели и приняли большие плошки с жареным мясом и кубки подслащенного медом вина. – Перед тобой жители Итаки.

Прежде чем выпить, он пролил на землю несколько капель вина и жестом велел мне сделать то же самое.

– Почтим богов, – проговорил Политос, удивленный тем, что я не знаю обычая.

Люди восхваляли мой подвиг у ворот, а потом принялись спорить, какой именно бог подвиг меня на героические деяния. Здесь предпочитали Посейдона и Ареса, впрочем, не забывали Афину, да и самого Зевса поминали время от времени. Греки разговорчивы до самозабвения, и никто из них не подумал спросить меня самого.

Болтовню ахейцев я слушал с радостью, поскольку из их слов многое сумел узнать о войне. Конечно, они не сидели десять лет под стенами Трои, просто столько лет ахейцы каждое лето приплывали сюда воевать: Ахиллес, Менелай, Агамемнон и прочие цари грабили восточное побережье Эгейского моря, жгли города, брали пленников, пока наконец не набрались смелости и силы, чтобы осадить саму Трою. Но как все предполагали, без Ахиллеса, самого могучего ахейского воина, ничего хорошего их не ждет. Случилось, что Агамемнон наградил Ахиллеса молодой пленницей и тут же забрал ее обратно. Подобного оскорбления великий воин не мог снести даже от самого царя.

– Самое смешное в этом, – сказал один из мужей, бросив тщательно обглоданную баранью кость псам, бродившим возле нас, – то, что Ахиллес всем женщинам предпочитает своего друга Патрокла.

Все закивали и одобрительно зашумели. Ахиллес с Агамемноном поссорились не из-за женщины, дело было в оскорбленной гордости и попранной чести. Причем с обеих сторон, насколько я смог разобраться.

Пока мы ели и разговаривали, небо потемнело, над сушей прокатился гром.

– Отец Зевс взывает с горной вершины, – сказал Политос.

Один из пехотинцев в кожаной куртке, заляпанной жиром и кровью, поглядел на облачное небо:

– Зевс, может быть, позволит нам отдохнуть сегодня после полудня.

– Нельзя же драться в дождь? – откликнулся кто-то.

И в самом деле, дождь начался через несколько минут. Все разбежались по укрытиям, кто какое сумел найти. Мы с Политосом устроились у борта корабля Одиссея.

– Великие вожди теперь встретятся и заключат перемирие, чтобы женщины и рабы вышли и забрали тела погибших. Сегодня их сожгут, а над прахом насыпят курган. – Он вздохнул – Так начали этот вал – с кургана, который укрыл останки погибших героев.

Я уселся и принялся следить за дождевыми каплями, прибивавшими пыль, образовавшими лужи на песчаном берегу, барабанившими по волнам. Порывистый ветер гнал серую пелену дождя через залив, стемнело, и теперь я уже не видел мыса. Стало прохладно, делать было нечего, оставалось только бездумно ждать, пока не вернется солнце.

Я вжался в борт лодки насколько мог, ощущая холод и полнейшее одиночество. Я с тоской размышлял о том, что мне не место в этом времени и в этих краях, куда забросила меня беспощадная сила, которая убила мою любовь.

«Я служу богу», – так мне пришлось сказать доверчивым ахейцам. Служу, но против желания. Бедный безумец, заблудившийся в дремучем лесу, я покоряюсь силам, недоступным моему пониманию.

«Кто толкнул меня на подвиг?» – размышлял я. Золотой бог моего сна называл себя Аполлоном. Но по словам греков, окружавших очаг, Аполлон поддерживал в этой войне троянцев, а не ахейцев. Я боялся уснуть, потому что знал: стоит мне закрыть глаза – и опять придется предстать перед этим… богом. Иначе назвать его у меня язык не поворачивался.

Отвлекшись на мгновение от своих дум, я заметил, что передо мной появился дюжий, плотно сбитый мужчина с поседевшей темной бородой и угрюмым выражением лица. Подняв глаза, я разглядел волчью шкуру, накинутую на его голову и плечи, по которой барабанил дождь, тунику до колен, меч на бедре, ступни и лодыжки в грязи, кулаки размером с хорошие окорока, упертые в бедра.

– Это тебя зовут Орионом? – выкрикнул он, пытаясь перекрыть шум дождя.

Поднявшись на ноги, я увидел, что на несколько дюймов выше пришедшего. И все же он не из тех, кого можно одолеть.

– Да, я Орион.

– Пойдешь за мной, – отрезал он и повернулся.

– Куда?

– Мой господин Одиссей хочет видеть человека, который сумел преградить путь царевичу Гектору. Живее! – бросил он через плечо.

Под проливным дождем мы с Политосом направились к веревочной лестнице, спущенной с палубы.

– Знал я, что здесь лишь у Одиссея хватит ума, чтобы прибегнуть к твоим услугам, – хихикнул старик. – Да-да, я знал это!

– Какому богу ты служишь? – спросил Одиссей.

Я замер перед лицом царя Итаки, сидевшего на деревянном табурете. Рядом с ним расположились знатные воины. На первый взгляд царь выглядел низкорослым: ноги его были коротковаты, плечи широки, а мощная грудная клетка такова, какой и должна быть у человека, плававшего с мальчишеских лет. Его крепкие накачанные руки охватывали кожаные браслеты на запястьях, а над левым локтем – бронзовое кольцо, поблескивавшее полированным ониксом и ляпис-лазурью даже во мраке корабля. На темной коже царя белели шрамы старых ран, разделявшие черные волосы обеих рук, словно дороги в лесу.

Из свежей раны на правом предплечье сочилась кровь.

Дождь барабанил по холсту в паре дюймов над моей головой. В шатре пахло собаками, мускусом и сыростью. Несмотря на холод, Одиссей был в тунике без рукавов, ноги царя оставались босы, а широкие плечи согревало овечье руно.

Лицо украшала густая темная вьющаяся борода, в которой лишь изредка мелькала седина. Курчавые волосы спускались на плечи и лежали на лбу, доходя почти до самых бровей. Глаза, серые словно море в дождливый полдень, искали, выпытывали, судили.

Он начал с вопроса, едва мы с Политосом переступили порог его шатра, без каких бы то ни было фамильярных приветствий и вежливых фраз:

– Какому богу ты служишь?

Я поспешно ответил:

– Афине.

Не знаю, почему я выбрал богиню-воительницу. Однако Политос говорил, что она держала сторону ахейцев в этой войне.

Одиссей буркнул что-то и пригласил меня сесть на единственный свободный табурет. Двое мужчин, сидевших по обе стороны царя, выглядели почти как он. Один из них казался ровесником Одиссея, второй был много старше: волосы и борода его полностью побелели, а конечности иссохли до костей. Старик кутался в синий плащ. Все они после утренней битвы выглядели усталыми и изможденными, – впрочем, кроме Одиссея, свежих ран не имел никто. Одиссей как будто бы только что заметил Политоса.

– Кто это? – спросил царь.

– Мой друг, – отвечал я, – спутник и помощник.