Виталий Лаптухов - Ушедшие в небытие

— Хорошее ты дело делаешь, сталкер, — грустно сказал Бармен, наливая себе стопку водки, — хорошая дата, год, за Живого, пусть освободится душа его от мира этого и пусть будет счастлив он и здесь, если уж свобода ему не дана. А кормить я его сам буду, ты только ему подскажи. Видно за грехи наши мы с тобой его видим. Мало нас, ветеранов-то осталось. А времени прошедшего за спиной, ой как много. Как и ошибок наших, за них и расплачиваемся. Давай Куш за Живого, — бармен налил сталкеру и посмотрел ему в глаза.

— За всех живых! — ответил ветеран, и скупая мужская слеза вырвалась и скатилась по щеке, падая в поднятый стакан водки.

Тихий, спокойный рассвет. Заря. Солнце медленно, никуда не торопясь поднимается после сна. Оно освещает своими холодными утренними лучами заброшенный, грязный пейзаж. Чужеродными и словно инопланетными кажутся эти бетонные трубы, плотно вдавленные за два десятилетия в землю, кирпичи, остовы автомобиля, блоки, балки и рассыпающие стальные пруты. Небольшой домик, такой же чужеродный и заброшенный. А вокруг благородный сосновый лес, самый что ни есть естественный и свой.

На самом краю, около леса раскинулось большое кукурузное поле. Дикая мешанина растений, сросшиеся переплетения стеблей, шипов и листьев. Конопля, осока, пшено по пояс. Как зёрна этих растений попали сюда — неясно. Как приспособились к жизни друг с другом — тоже. В центре полянка диких подсолнухов, вымахавших на радиации и кислотных дождях в три раза больше обычных размеров. Не иначе, как на этом — эти растения не знали никакой другой пищи. И то, что они выжили — невероятная заслуга природы.

Внизу, там, где переплетения ветвей образовали глухую чащу, тёмную и сырую, то и дело раздавались неясные шорохи, резкие тени метались, задевая стволы и заставляя сорваться на землю несколько отсыревших и размякших непонятно от чего веток.

Неподалёку было видно большое грушевое дерево. Ядовито-жёлтые плоды, пульсирующие и подрагивающие, облепили дерево, заставляя ветви склоняться почти к земле.

Флора Зоны жила по своим законам. Они написала их сама.

Раздался дикий вскрик, глухой удар и сухая очередь. Всё это казалось чужеродным и ненужным здесь. Этого здесь быть не должно…

Солнце взошло в небо и засияло, как ни в чём не бывало.

Хруст костей и испуганное тяжёлое дыхание.

Подсолнухи лениво подняли верхушки к небу, улыбаясь солнцу.

Перемахнув через невысокую ограду, в заросли ворвались два человека. Один из них, поскуливая, пытался оттереть кровь с лица, другой хотел вытащить обойму из заклинившего автомата.

— Блин, что это за тварь? — оглядываясь и подпрыгивая от любого хруста, спросил долговязый, костлявый парень по кличке Худыш. — Сань, чё это было?!

— Я откуда знаю? — мрачно огрызнулся второй. Автомат не поддавался, и сталкер уже от усталости, навалившейся на него, в сердцах ударил оружием об землю.

— Видел, как оно Батю порвало? — резко переходя на шёпот, спросил Худыш. — Аж кости хрустели.

— Тихо, — оборвал его Саша. Его звали Калмыком. Непонятно за что.

Они замерли, вслушиваясь в окружающие их звуки. Мозг уже научился выделять среди общего фона Зоны инородные звучания. Но сейчас всё было, как обычно. Никто не крался через заросли к ним, раздвигая сухую кукурузу. Никто не водил зубами со страшным скрежетом, означающим, что через секунду наступит смерть. Страшное чудовище, напавшее на хорошо вооружённый отряд, лезть в заросли не решилось. И это было довольно странно.

Калмык поднял автомат и повертел в руках. Ладно, на ближайшем привале почистит. А пока нужно как-то добраться до людных мест.

— Слушай, а вдруг оно нас там поджидает, на выходе? — спросил Худыш.

Друг с сомнением посмотрел на него. Затем снова вслушался. Всё также тихо. Но после такого предположения выходить здесь охота пропала.

— Пойдём, поищем другой путь — предложил он, доставая из кобуры пистолет.

Осторожно раздвигая сухие стебли, двое сталкеров двинулись вперёд. В молчании они прошли несколько метров, каждый думая о своём. В основном о смерти своих товарищей.

Они вышли на небольшую горку. Заросли становились чуть ниже, и друзья смогли увидеть окрестности.

— Вон там, — указал на единственное в округе дерево Калмык — будет наш ориентир.

— Смотри, — Худыш смотрел в другую сторону и первым увидел цель. Он указывал на небольшой, разваливающийся домик на краю поля. От него вела едва заметная тропинка на юг. То, что нужно.

— Ладно, идём, — согласно кивнул Калмык.

Друзья уже уверенно двинулись сквозь дикие джунгли. На них сыпалась труха и раскрошившиеся листья, ноги путались в корнях и змеящихся внизу странных лианах.

— Никогда не думал, что такое бывает у нас, — взволнованно сказал Худыш.

Калмык ничего не ответил. Он смотрел на компас, вертел его так и эдак. Но стрелка словно прилипла к стеклу и не двигалась. Электроника же отказала уже давно.

— Очень странное поле, — продолжал разглагольствовать успокоившийся паренёк. — Мы уже очень долго идём. Давно бы прошли.

Калмык опять промолчал. Он это заметил уже несколько минут назад. Место и вправду очень необычное.

Вот впереди стал заметен просвет, и Калмык вздохнул спокойно. Но ограды и домика они так и не увидели. Вместо этого двое ошарашенных сталкеров поняли, что вышли на поляну, на которой росло грушевое дерево.

— Стоп… Как это? — громко произнёс Калмык, обращаясь скорее сам к себе. Он действительно ничего не понимал.

Он в отчаянье метнулся к дереву и пнул его ногой. Худыш стоял и растерянно смотрел на впавшего в ярость друга, всегда бывшего таким сдержанным и спокойным.

Калмык уселся возле дерева и обхватил голову руками. Он не заметил, как с дерева рядом с ним упал один из ярко-жёлтых плодов и с неприятным тихим хлюпаньем разбился. Внутри, в прозрачной вязкой мякоти шевелилось что-то чёрное и склизкое. Оно высвободилось из кожуры и, оставляя за собой слизистый след, направилось к сидящему сталкеру. Очень резво, буквально за секунду доползло до него и скрылось под штаниной. А затем, когда встревоженный сталкер вскочил и захотел что-то сказать, оно молниеносно метнулось по шее и залезло в горло.

Жуткий хрип вырвался из глотки Калмыка. Он схватился за горло, упал и забился в жутких судорогах. Испуганный Худыш робко мялся на краю поляны, не зная, что сделать, как помочь другу.