Старая Земля - Кайм Ник

Шадрак Медузон стоял, обозревая поле битвы, в которое превратился Хамарт III, и сознавал, что ему необходимо нечто большее, чем то, что простирается впереди. Это лишь начало. У него есть собственный план.

Аванпост пылал. Оборона была прорвана. Сторожевые вышки объяты пламенем, баррикады разрушены. Воины Железной Десятки в угольно–черной броне стремглав бежали вперед. Вороны в еще более темных доспехах маячили на периферии. Он видел лишь немногих из них — такова их тактика: скрытность, молчание, диверсии. Еще меньше было Змиев, воинственных и агрессивных, защищенных зеленой чешуйчатой броней. Они стойко сражались, не зная страха. Как и всем остальным, им нечего было терять. Тем более что добыча стоила драки.

Захваченные припасы им пригодятся. После сражения предстоит все собрать, разделить и спрятать мелкими партиями в небольших складах. Танки, шагатели, тяжелая артиллерия, взрывчатка, даже медикаменты — Сыны Хоруса оставили обширные запасы.

Все пойдет в дело. В обычном состоянии Медузон мог бы даже испытывать благодарность к Сынам Хоруса. Но ему мешали ненависть и гнетущая боль неудовлетворенной жажды мести. Его пальцы непроизвольно сжались в кулак. В последнее время это случалось довольно часто. Аугментика. Отличного качества и грамотно установленная благодаря хирургическим талантам Горгонсона. Она все еще раздражала его, как, впрочем, и множество других вещей.

В этом рейде участвовало шестнадцать отдельных ячеек. После Оквета нелегко было их собрать, но сегодняшняя атака показала, чего они могут добиться, объединив свои силы и используя тактики всех трех легионов, а не одного. На подготовку имелось всего два дня, поэтому пришлось рисковать. Два дня, чтобы выработать общий план и скоординировать удар. Железные Руки всегда отличались высокой организованностью, но и немногочисленные воины Саламандр и Гвардии Ворона неплохо адаптировались к принципам большинства, да еще внесли элементы собственной тактики. Все получилось так, как было предсказано в Этерии. Сращивание тактик привело к успеху.

Один риск порождал другой. Недалеко то время, когда растущая опасность станет для некоторых неприемлемой. Медузон это сознавал. И отчасти по этой причине атаковал склад снабжения. Уверенность — тоже ценный ресурс. А после Хамарта ему потребуются все резервы.

Кое–кто из отцов кланов — те, кто де–факто занял посты, освободившиеся после убийства Виркула, Лоресона, Колвера и Маха, — проявлял недовольство, но Медузон не сомневался, что логика перевесит стремление к самосохранению. Иначе Железная Десятка не сможет дальше двигаться вперед. Им приходилось так поступать с тех пор, как они восстали из пепла Истваана.

В ухе затрещала вокс–бусина, и Медузон тотчас сосредоточился на связи. Он едва слышал голос за своими думами и шумом боевой бронемашины, ожидавшей его приказа неподалеку.

— Мы здесь закончили? — спросил он того, кто открыл канал связи.

— Остались лишь немногие, но они разбиты. Сломлены.

— Всех и каждого, Френикс. Никакой пощады. Никаких пленных. Соберите их где–нибудь и перебейте. И не вызывай меня, пока не закончите.

Медузон отключил связь и сделал глубокий вдох, стараясь успокоиться.

— Знакомая переменчивость, — произнес стоящий рядом с военачальником Ауг.

— Правда, брат? Я вижу ее в каждом верном боевом брате на этом поле битвы. — Он повернулся к одному из членов своего совета. — А ты что скажешь, Нурос?

Легионер Саламандр держал свой шлем на сгибе руки. Пряди его ярко–рыжих волос, хоть и слипшиеся от пота, трепетали на ветру подобно языкам пламени. Он до сих пор не расставался с волкитом, похищенным на корабле XVI легиона, хотя успел улучшить его вид в соответствии со своими вкусами. Дуло оружия украсила скалящаяся голова змия. Нурос повторил звериный оскал. Он усмехнулся, и огрубевшая черная кожа растянулась, обнажив белые как алебастр зубы.

— Да, я бы сказал, это согревает кровь. — Его взгляд устремился на север, где разгорался пожар. — Пусть эти шавки сгорят. Все до одной.

Медузон обратился к остальным:

— Лумак? Мехоза?

Капитан клана Аверний кивнул:

— О, я заодно со Змием. Огонь — это надежно.

Мехоза воинственно хохотнул, выражая свое согласие.

— А Далкота, я думаю, и спрашивать не нужно, — сказал капитан клана Сааргор, обращая взгляд в сторону безмолвной фигуры легионера Гвардии Ворона.

Сын Коракса, как всегда, стоял несколько в стороне от остальных, словно черная призрачная тень, смертельно опасная и невидимая. Он лишь крепче сжал бронированный кулак на рукояти зачехленного топора, выражая желание обнажить оружие.

— Хорошая победа, — сказал Ayт, положив руку на закрытое доспехом плечо Медузона.

Несмотря на ухищрения механикусов с Льякса, в результате которых в нем осталось совсем немного плоти, Джебез Ауг не утратил дух товарищества. Он теперь очень редко снимал шлем, а под броней было больше металла, чем человеческого тела. Это ничего не изменило. Плоть может быть слабой, а братство — нет.

Медузон качнул головой:

— Припасы нам пригодятся, хотя, признаюсь, я испытываю большее удовольствие от того, что лишаю врагов обеспечения, чем от того, что забираю его для нас.

— Но ты же не собираешься уничтожить все склады без разбора?! — воскликнул Ауг.

Мехоза и Лумак украдкой усмехнулись, однако Медузон это заметил. Про себя он тоже улыбнулся, но тут же напомнил себе, насколько далек Избранная Длань от своего ближайшего окружения. Шадрак не добивался этого намеренно, однако изнурительное лечение Ауга после Оквета так затянулось, что внутренний круг образовался в его отсутствие. Медузон очень не хотел нарушать хрупкий союз, особенно теперь, когда наметился некоторый прогресс.

«Возможно, со временем мы научимся пересаживать головы», — подумал он.

А вслух признал:

— Мне хотелось, но прагматизм все же победил. Кроме того, — добавил он, — припасы нам действительно нужны.

— Рад это слышать, — сказал Ауг.

Медузон почувствовал обращенный на него взгляд железного отца. Из шестерых присутствующих только Джебез до сих пор оставался в боевом шлеме.

— Мы что–то пропустили, брат? — спросил он.

— У тебя кровь на лице, — ответил Ауг.

— Не беспокойся, — заверил его Медузон, надевая шлем. — Это не моя кровь.

Лумак рассмеялся и вскинул на плечо отключенный медузийский двуручник.

— Надо бы дать имя твоему клинку, — сказал Нурос.

— У него есть имя, — ответил Лумак. — Меч.

— Нет. Лучшее имя. Боевое.

— А как ты вообще узнал, что я поднял его?

Нурос стоял в нескольких шагах впереди двух капитанов Железных Рук. Его улыбка стала шире, превращаясь в оскал змия.

— Я услышал, как он скрипнул по твоей броне. Металл прокован трижды три раза. Это сплав, ручная работа, изделие настоящего оружейника. Отлично закален. Все это вместе плюс надпись, высеченная на клинке, дает особый звук при касании.

— Ты пускаешь пыль в глаза, Нурос? — спросил Медузон.

Воин Саламандр показал большой и указательный пальцы, разведенные на сантиметр:

— Совсем чуть–чуть. Как насчет «Верного»?

Аверний помедлил, обдумывая его предложение.

— Чересчур прямолинейно, ты не находишь?

— Совсем напротив.

В ухе Медузона послышался треск вокса, и, воздев руку, он прекратил все разговоры.

— Понятно, — произнес он через несколько секунд и закрыл канал связи.

— Френикс? — насторожившись, спросил Мехоза.

Медузон кивнул:

— Дело сделано. — Он снова активировал вокс–связь, но на этот раз не с Френиксом. — Железнокованный Бирег, — сказал он, — предатели мертвы. Припасы сохранены. Сровняй с землей все остальное.

На юге, примерно в километре от их позиции, раздались скрежет гусениц и натужный рев работающих двигателей. Через несколько минут рев сменился пульсацией пневматики. Еще через три секунды напряженного затишья воздух взорвал вой яростного залпа орудий.

Шквал снарядов осадных минометов, кажущихся в ночи пятнами в облаках пара, пронесся над головами. Шестеро легионеров наблюдали, как мины летят по параболическим траекториям в самый центр склада снабжения, уже лишенного своего содержимого. Теперь это были всего лишь шаткие ангары и наспех возведенные рубежи обороны. Тяжелые снаряды сделали свое дело. После трех последовательных залпов от аванпоста не осталось ничего, кроме кратера. К небу поднимался дым, подсвеченный немногочисленными язычками пламени, беспорядочно вспыхивающими на выжженной земле. Все строения на участке превратились в развалины.