Олег Шовкуненко - Оружейник-3

Словно кара за грехи людские, за то что слепы и скудны умом, за то что грешим сами и не прощаем грехи чужие, за то что не сохранили, не уберегли своего бога, на планету обрушился огненный шквал. Мир загрохотал, закачался, и, закрывая голову руками, я кубарем полетел на землю.

Смрадный черный дым медленно поднимался к облакам. Догорали трава и поваленные деревья. Исходил жаром искореженный взрывами асфальт. С подозрительным уханьем осыпались на дно высохшей реки куски битого бетона, когда-то именовавшиеся мостом.

Я поднял голову, словно папиросой затянулся горьким, пропитанным гарью воздухом и пустым, безжизненным взглядом уставился вдаль, туда, где на холме чернели кресты древней церкви. В голове продолжало гудеть. И не поймешь было ли это последствием контузии или подлого удара судьбы, который та нанесла с циничной жестокостью и полным равнодушием к человеческому роду.

— Полковник… — тихий как шелест ветра шепот заставил меня буквально упасть на колени и впиться глазами в лицо лежащего на земле человека.

— Очнулся? — рядом со мной моментально очутились Лица и Пашка.

— Бредит, похоже, — вслед за Орловыми подошел и Загребельный.

— У него есть хоть какой-то шанс? — Лиза посмотрела на пропитанную кровью милицейскую рубаху, которой мы заткнули страшную рану ханха, и задала вопрос, который не решалась задать с тех самых пор, как мы отыскали его среди груд смердящих, превращающихся в серую замазку трупов.

В ответ подполковник отрицательно покачал головой и поглядел в сторону. Там, в метрах двадцати от нас на пыльной обочине старой дороги сидел Нестеров. Спина сгорблена, голова обхвачена руками. Пожилой милиционер смотрел в землю перед собой и, кажется, не видел и не слышал ничего из происходящего вокруг.

— Это же надо… — на мгновение Андрюха отдался своим мыслям. — Как он его трубой засондолил!

— Всё… — шепот вновь привлек наше внимание, и на этот раз я точно заметил, что у Главного шевелятся губы. Он что-то говорил или вернее пытался сказать.

— Я здесь. Я слушаю, — зная, кто этот человек, было невозможно поверить, что его слова просто бессмыслица, бред умирающего. Главный должен, обязательно должен сказать что-то важное.

— Все случилось так… Он этого пожелал… — ханх запнулся. Сил у него оставалось совсем мало, настолько мало, что он даже не мог открыть глаза.

— Кто пожелал? — я попытался помочь Главному.

— Он… Судья… — ответ абсолютно ничего не прояснил.

— Какой судья? — страшась не разобрать, пропустить что-то очень важное, я наклонился к умирающему.

— Ветров, иди… — проклокотал тот, глотая кровавую пену. — Найди модуль.

— Но как… — я начал, но ханх не позволил мне договорить.

— Ты сможешь. Ты все сможешь. Для вас это единственная, слышишь, единственная надежда… надежда… на… — голос Главного стал слабеть, и уже третье по счету «надежда» я не услышал, а скорее прочитал по его губам.

В этот миг я почувствовал, что это конец. Главный уходил, и уходил навсегда. От одной этой мысли по всему телу разлился ледяной холод, а сердце стало биться медленно и гулко, один в один как церковный колокол. Цирк-зоопарк, я ведь прекрасно понимал кого мы теряем. Этот человек… Да, я ни секунды не колеблясь назвал его человеком, то есть тем, кем его знал. Так вот этот человек был с нами всегда. И я имел в виду не лично себя, Лешего, Лизу, Нестерова и всю остальную нашу команду, а все человечество в целом. Его нехитрое учение, его дела и поступки, хотим мы того или не хотим, принимаем или нет, это часть нас самих. Так было всегда, сотни, тысячи лет. И вот все оборвалось, вернее оборвется всего через несколько секунд, и мы останемся одни, совсем одни.

Тут мне стало… нет, совсем не страшно, скорее горько. Ведь я никогда не верил в бога, да и сейчас не верю. А вот в Главного… Цирк-зоопарк, он ведь не может просто так взять и уйти! Но он уходил, и стараясь остановить, помешать этому, я двумя руками обхватил его голову, закричал: «Нет! Дыши! Живи!».

Сперва я почувствовал тепло. Оно быстро прибывало. Настолько быстро, что всего через миг жар стал обжигать мои ладони. Цирк-зоопарк, что за чертовщина! Я не то чтобы испугался, скорее сработало чувство самосохранения. Повинуясь именно ему, я и отдернул руки. Но жар не ушел. Словно прилипнув к моим ладоням, он потянулся за ними, и не просто потянулся, он стал видимым. Это был лучистый белый свет, подвижный и живой. Он выходил из тела Главного и концентрировался около моих рук. Чем дольше я глядел на это странное свечение, тем страшнее мне становилось. Вдруг подумалось, что это светящееся облако ни что иное как душа ханха, и я, уподобившись какому-то черному демону, отбирал ее у него, что это именно я, а совсем не Нестеров истинный убийца бога.

Устыдившись и устрашившись сего злодейства, я резко отдернул руки. Свечение не успело за этим рывком. Оно оторвалось от моих ладоней и повисло в воздухе небольшим медленно вращающимся шаром.

— Умер, — голос пришел откуда-то извне, из-за пределов того мира, в котором находились я и этот сгусток сияющего снежно-белого света.

Услышав его, мы оба вздрогнули, вместе вздрогнули. Я потому, что понял к кому именно относится это страшное слово, а шар… Откуда же мне было знать что повлияло на этот диковинный сгусток энергии? Но что повлияло, так это точно. Шар тут же ожил, затрепетал, забился, а затем вертикальной свечой взмыл высоко в небо, пробил низкие серые облака и скрылся из виду.

Я долго глядел ему вслед, уж не знаю сколько. Из оцепенения вывела чья-то рука, которая очень настойчиво стала трясти мое плечо. Довершил дело слегка встревоженный голос Лешего:

— Эй, Макс, ты меня слышишь? Ты как вообще? Очнись же в конце концов!

— Ты… Вы видели? — Прохрипел я, оглядывая лица собравшихся вокруг людей.

— Видели, — с тяжелым вздохом кивнул чекист. — Как говорится, был человек, и нет человека.

Тон Загребельного, как и его лицо, по-прежнему оставались пасмурными, угрюмыми и безжизненными, собственно говоря, как и лица Лизы и Пашки. В глазах одна серая тоска, перемешенная со скорбью и печалью. И ни толики, ни искорки удивления от только что произошедшего. Ну как же так? Я задал себе вопрос и вздрогнул, догадавшись об ответе. Они ничего не видели. Абсолютно ничего! Никакого сияния, никакого светящегося шара.

В поисках разгадки я медленно перевел взгляд на лицо Главного. Но оно было бледно и неподвижно, словно гипсовая маска. Бог не мог ответить на мой вопрос, потому что бог был мертв. Глядя на ханха, я видел просто человека, обычного человека, такого же как и десятки других моих товарищей, которых довелось хоронить. И было это страшно, больно и до нельзя печально. Так что какой тут, нахрен, свет? С башкой у тебя, Ветров, не в порядке, вот и мерещится невесть что.