Павел Старовойтов - ВОСПОМИНАНИЯ

Добрынинская мне очень понравилась. Эта была небольшая, очень красивая, не смотря на все сколы и следы отрикошетивших пуль, станция с толстыми колоннами бежевого цвета. С внутренней стороны они были украшены каменными фресками, с внешней — деревянными лавочками. Переход, на смежную Серпуховскую, уходил от нас вправо, вверх. Палаток почти не было (народ сюда не шёл). Порталы походили на невысокие ступенчатые арки. С одной стороны платформа заканчивалась тупиком. За перилами, в нём, находилась ещё одна лесенка. Она вела вниз, в подсобку-штаб — настоящее место обитания начальника Добрынинской. Туда-то нас и вели.

Начальником станции стал некто Карл Боткин. Человек не молодой, гражданский, но имеющий огромный авторитет среди выживших поселенцев Добрынинской. Он сидел за широким столом. Одной рукой держал сигарету и подпирал лоб, другой — мерно барабанил по деревянным крышке стола (видимо о чём-то размышлял). Увидев нас, Карл даже не шелохнулся, только поднял глаза.

— Вот, Карл — начал часовой — У самой платформы задержали. Шпионы, наверно.

Боткин перевёл взгляд с нас на солдата, попросил его выйти и снова уставился на нас.

— Мы с Курской — сказал Лёша и положил Холмогорский конверт Боткину на стол — Пришли с деловым предложением.

Карл поднял брови и убрал руку ото лба.

— Предложением… — протянул он, затягиваясь — Это интересно.

Начальник Добрынинской распечатал конверт, выпустил клуб дыма и посмотрел в листок. Наступила пауза. У меня появилось подозрение, что Боткин не умеет читать…

— И? — не выдержал Лёша.

— Мне надо бы всё это изучить — сказал Карл, приподнимая конверт — И обдумать… Вы погуляйте пока.

Лёша хотел, было ещё что-то сказать, но Боткин его опередил.

— Оружие получите потом…

Делать было нечего, и мы отправились смотреть смежную с кольцевой Серпуховскую. На ней мы оказались, преодолев одну лестницу-переход, площадку и стоячий эскалатор.

Станция оказалась несколько больше, чем Добрынинская. Главным её украшением были серо-жёлтые колонны. Они были слегка вогнутые с рифлёными металлическими вставками. Платформа была из серого камня. Палаток стояло больше, чем на только что покинутой нами Добрынинской. А прямо на перроне, разложив перед собой всякие безделушки, торговали индусы. Ансамбль станции освещала шлея потолочных светильников. Особенно впечатляло название «Серпуховская», выбитое в огромных светлых плитах, на внешних стенах станции. Были ещё каменные барельефы, сделанные, видимо, по той же технологии. Они крепились над самым переходом и гермоворотами.

Проплутав по станции часа два, мы вернулись на Добрынинскую, где получили обратно свои автоматы и согласие Карла Боткина на вступление в Кольцевой союз.

— Правильную тему толкают мужики — сказал Карл на прощанье и подписал членский листок.

Мы уже собирались идти дальше, к Октябрьской, как вдруг к нам подбежал какой-то солдатик. Удостоверившись, что мы с Курской (кольцевой), он попросил проследовать за ним к начальнику станции. Мы были немного обескуражены. Союзнический договор, без каких-либо трений и нареканий, был только что подписан. Какие ещё дела могли быть к нам у Боткина, мы не знали, но подчинились и отправились обратно к подсобке-штабу. Оружие на этот раз у нас забирать не стали (забыли, наверное).

Боткин сидел за столом в той же позе, в какой мы его и оставили, только теперь вместо сигареты правая рука его сжимала телефонную трубку. Увидев нас, Карл расплылся в улыбке.

— Нагнал, стало быть — обратился он к нашему провожатому — Молодец… Хвалю!

Солдатик приложил руку к виску (видимо по привычке) и ушёл.

— Вы что-то хотели? — спросил Тевтон, подходя ближе к столу.

— Да — сказал Карл и протянул Лёше трубку — Это вас.

Лёша вопросительно посмотрел на Боткина, взял трубку и приложил её к уху.

— Рядовой Тевтонов слушает…

Звонил, как ни странно, наш старший лейтенант. Видимо телефон на станции электрики, наконец, починили. Он приказал прекратить дальнейшее продвижение по кольцу и потребовал скорейшего нашего возвращения на Курскую. Что послужило поводом для этого, Холмогор умолчал.

Распрощавшись (ещё раз) с начальником Добрынинской, мы пустились в обратный путь. Дорога была знакома, поэтому идти было легко. Переход до Павелецкой мы преодолели за час. Там передохнули. Капитана Фролова, правда, не видели. По словам часовых, он решал какие-то организационные вопросы и на платформу давно не выходил. На станции мы правели около получаса, после чего снова ушли в темноту тоннеля.

До Таганской мы еле дошли. Ноги ныли, а остальной организм просил пищи и сна. Старшина внимательно на нас посмотрел, после чего позвонил Холмогору и сказал, что на станции мы появимся только завтра. Лейтенант ответил, что другого от нас не ждал и повесил трубку.

Наутро, выспавшиеся и накормленные, мы вернулись на Курскую (кольцевую). Лёша был настолько рад, что, взойдя на платформу, тут же бухнулся на колени и со словами: «Наконец-то, я дома!», — поцеловал пол. Наша с Вовкой радость была несколько меньше, поэтому мы просто постояли рядом.

Первого кого мы встретили на станции, был Лёша Ларин. Он стоял в карауле у тоннеля, из которого мы только что вышли. Расспросив нас, что да как, Лёша поведал, что несколькими днями позже, после нашего ухода, Холмогор организовал второе посольство. В него вошли Метелица, Величко и Волков (он возглавлял группу). Разница состояла в том, что ребята должны были двигаться по кольцу вверх (в противоположном от нас направлении). На мой вопрос был ли у них такой же «флаг», как у Тевтонова за спиной, Ларин ответил утвердительно. Только теперь в роли дипломатического знамени выступали не кальсоны, а белуга (рубаха), оставшаяся от Метелинского комплекта.

Ещё Лёша сообщил, что заваленный переход на радиальную станцию недавно расчистили, из-за чего населения Курской (кольцевой) немного возросло. Он также открыл нам возможную причину отзыва посольств (второе посольство тоже отозвали и сейчас оно находилось в дороге). Всё обстояло гораздо проще и банальнее, чем можно было себе представить. Оказывается, когда починили телефон, нужда в обходе станций просто отпала. Холмогор мог сам, когда ему заблагорассудится, позвонить и лично переговорить с начальником любой станции прямо из подсобки, а роспись на листке получить как-нибудь потом (при случае так сказать).

Мы бы долго ещё трепались с Лёшкой про жизнь, но Вовка вдруг вспомнил, что нас всё-таки ждут и мы поспешили к Холмогору.