Гай Хейли - Сезон теней

Здесь был демон. Ненависть, молча пылающая между двумя сердцами, убедила его в этом. Зубы зудели, во рту появился металлический привкус. Верный признак колдовства. Вот единственное подходящее слово.

— Пусть свет Императора осветит мне путь. Пусть Его свет идеально сияет, отделив истину ото лжи. Пусть ложь станет ложью, а обман обманом.

Молитва становилась всё громче, пока не стала отражаться от стен туннеля. И тут его зрение изменилось — туннель превратился в пищеварительный тракт огромного существа. Краткое видение, словно издёвка над просьбами об истинности, но его воля отринула ложь.

— Пусть Его свет ослепит моего нечестивого врага. Пусть Его свет явит мне врага. Я — сын Рогала Дорна. Я — избранный Императора. Я — сосуд Его мудрости и мести. Я — космический десантник Чёрных Храмовников, адепт звёзд и я не знаю страха. Я приказываю — покажись.

Ответом стал глубокий хриплый смех, абсолютно нечеловеческий звук, включавший урчание хищников и бульканье сосущей раны. Это был смех вызывавший безумие.

— Маленький солдатик, маленький солдатик. Как ты смешон. Разве у тебя есть власть приказывать мне?

Послышался скребущий шум, словно чешуя тёрлась о камень. Отвратительный вопль взорвался прямо в ушах Браска, пройдя мимо звуковых фильтров шлема. Он споткнулся, в ушах зазвенело от очередного раската смеха невидимого врага, который завершился угрожающим многоголосым рычанием.

Брат меча, шатаясь, миновал последний поворот и вошёл в каменный зал, залитый кроваво-красным светом. В центре стоял обелиск из тёмного кристалла. Многогранный и неправильной формы, с острой вершиной и начинавший сужаться примерно на высоте бедра Браска. Изгибавшийся над ним купольный свод покрывали отслаивающиеся фрески кошмарных видений.

Демон наблюдал. Длинные змеиные кольца обвивали обелиск мерцающей чёрной чешуёй. Его тело было полностью змеиным, кроме головы. Лиц оказалось целых три и все человеческие. Левое и среднее оказались сморщенными и мёртвыми, иссохшими, словно мумии. Но правое рассматривало Храмовника с мерзким интересом. От него исходил странный запах — не едкая вонь рептилии, а неожиданно мускус. Приятный, пока после глубокого вдоха не повеяло ароматом гнилого мяса.

Зал наполнился тревожным невнятным лепетом, множеством голосов, множеством языков. Громкость этих странных разговоров всё время менялась, падая ниже уровня слышимости и поднимаясь снова, пока слова не становились почти различимыми. Голоса мучились от боли или дразнили Браска и его Императора или просили положить конец их мукам или упрашивали присоединиться к ним. Рык и шёпот животных переплетались с человеческими звуками. Слышались и голоса ксеносов. Ни один из них не был правильным.

Демон поднялся выше, чтобы смотреть на Браска свысока. Такая примитивная демонстрация превосходства помогла Храмовнику прийти в себя. Ненависть пронзила его и он выпрямился.

— Во мне мощь Императора. Она во всех людях, которые обладают силами призвать её. Я — выбран Императором. Я — один из его избранных.

— Ты не псайкерская душа, — произнёс демон.

— Моей веры хватит, чтобы Император обратил свой взор на меня, и Он встанет по правую руку от меня. Через меня Он убьёт тебя.

— Император. Ты поклоняешься Ему? Он твой бог? — прошипел демон. Какофония голосов проклятых стала громче от его слов, когда он говорил, а сам демон зашёлся смехом. — Хорошо. Такое я не видел много веков. Только однажды я встретил увечных бездумных детей Терры, которые мычали молитвы. Их преданность не принесла им ничего хорошего.

— Больше никто из Адептус Астартес не видит истину света Императора и не увидит никогда. Только мы избранные.

— Не будь столь уверен, маленький солдатик. Были и другие, пока они не узрели правду, что стоит за ложью вашего господина. Но Он упорный. Мы дали Ему это. Ему поклоняются и Ему поклонялись. Глупость — вечна.

— Правда спасает.

— Ах! Спасает, спасает! Тут ты прав! — демонический змей покачивался и извивался, его тело удлинилось до неприличия. — Но не твоя правда, потому что она — ложь. Узри! Вот тот, кого правда спасла.

Демон сдвинулся, и Храмовник увидел человека, который стоял на коленях у обелиска, и которого раньше там не было. Второй из часовых Гхаскара. Он не смотрел в сторону Браска. Потом что-то заставило его медленно повернуться, и стало видно, что у него нет кожи на лице. Он клацнул зубами и забормотал что-то неразборчивое. Губ у него тоже не было. Затем не спеша поднял руку и показал на рваную тряпку лица. Оно корчилось по собственной воле, приняв выражение крайнего ужаса.

— Если хочешь поклоняться, маленький солдатик, вот как это делается. Пожертвуй и получи. Простая сделка, более честная, чем ложь Золотого Короля. — Тройная голова метнулась вперёд. Улыбка играла на толстых губах змея. Сухой запах старого разложения веял с его мёртвых лиц. — Положи своё жалкое оружие. Ты не можешь причинить мне вред. Прими моих господ и познай неограниченную силу!

На обелиске загорелись невидимые раньше руны. Астартес подался назад, чувствуя жар даже сквозь броню. Изуродованный гвардеец поднял руку и вспыхнул. Он стоял и медленно танцевал под монотонную песню, которую пели насмешливые голоса, пока всё его тело не засверкало. Потом упал. Даже сейчас, когда чудовищное розово-голубое пламя пожирало его, он резко дёргался под песню демона до тех пор, пока уже больше не мог двигаться. Брат меча отключил воздушные фильтры — запах горящей плоти и вонь демона стали слишком сильны. От них больше не было никакого толка, запах в любом случае впитался в броню и стал столь терпким, что кружилась голова. Его изменённое тело тяжело и безрезультатно работало, очищая организм от токсинов. Демон наклонился очень близко, приблизив лицо к визору шлема. Браск понял, что не может пошевелиться. Запах благовоний и испорченной крови подавлял.

— Ты сражался в битвах. — Длинный чёрный язык, морщинистый, словно щупальце кальмара, скользнул по трещине на наплечнике. — Война уже приходила на этот мир. Я прибыл во время одной такой войны вместе с примархом Ангроном и его демоническими легионами. Он ушёл, но я остался.

— Ложь, — произнёс Браск оцепеневшими губами. Слюни яростно текли по его подбородку.

— А кто с кем сражался в Первой войне, о благороднейший сын лорда-трупа? Эту тайно крепко хранят. Ты знаешь? Первая война была вовсе не восстанием, а великолепным вторжением. — Голова металась из стороны в сторону, лицо демона скривилось от злобного восхищения, оценивая сказанное. — И все войны перед ней.