Константин Радов - Миноносец. ГРУ Петра Великого

В свете сих требований я часто ощущал себя весьма непотребным субъектом. В дни юности мой наставник уделял мало внимания подобным ритуалам, армейская жизнь тоже утонченности не способствовала, а двор царя Петра слишком прост и своеобразен. Весь его штат состоит из десятка-другого денщиков. Усвоенные мною солдафонские ухватки не создавали неудобств в Москве и Петербурге, могли быть терпимы в Берлине или Стокгольме, но в более проникнутых духом аристократизма странах оставляли позорное впечатление простонародности.

Люди склонны выстраивать окружающих не только по официальному рангу, но и по внутреннему достоинству, согласно собственной градации ценностей. Вот эта линейка у меня и сбилась. Качества, востребованные в настоящий момент, ничего общего не имели с воинской доблестью или натурфилософской образованностью. Презирать паркетных шаркунов или же восхищаться их внешним лоском и умением лавировать в хитросплетении дипломатических интриг? Желая преуспеть в своем деле, я просто обязан был им подражать. Ядовитое сочетание высокомерного пренебрежения к царедворцам и одновременно ощущения собственной ущербности в сравнении с ними отравляло мне душу при каждом визите. Как можно совместить противоположное? Оказывается, можно! Только равным в этом кругу почувствовать себя не удавалось.

Сие не означало, однако, недостатка почестей. Турки – наследственные неприятели австрийского дома, и победитель их вправе рассчитывать на самое благожелательное отношение. Не добившись пока отдельной аудиенции, о коей хлопотал Матвеев, мы с ним удостоились высочайшего внимания на общем императорском приеме. Две-три формальных фразы со стороны Карла Шестого не произвели на меня впечатления: я больше смотрел, нежели слушал. Узкое лицо молодого кесаря и длинный подбородок делали его неожиданно схожим со свояком, царевичем Алексеем. Только нижняя губа говорит о принадлежности к Габсбургам, да взгляд жестче. Царевич моложе пятью годами, но плоха надежда, что он успеет приобрести необходимую твердость характера. Злоязычные люди по секрету рассказывали: однажды, напуганный намерением отца устроить ему экзамен по корабельной архитектуре, Алексей для избежания оного пытался прострелить себе ладонь из пистолета – и промахнулся…

Уткнувшийся под ребра локоть посла прервал мою задумчивость, побудив с опозданием пробормотать приготовленный ответ монарху.

– Виноват, Андрей Артамонович! Загляделся, – шепнул я, когда всеобщее внимание сосредоточилось на других людях.

– Здесь как в бою, даже хуже: зевать ни на секунду нельзя! Слава богу, сегодня мы отмечены благосклонностью Его Величества в высочайшей мере.

– Вы серьезно? Мне так не показалось.

– Надо знать Карла: это величайший педант во всей империи. Скорее Дунай потечет вспять, чем он позволит малейшее отступление от этикета. Не заметить нас означало бы немилость. Кивнуть свысока – нейтрально. Заговорил, да еще с каждым особо… Увидишь, насколько любезнее нас будут трактовать после этого!

– Надеюсь! Если, конечно, я не испортил дело своей неуклюжестью.

– Ничего. Боевым генералам прощаются небольшие изъяны в манерах. И не только в манерах: враги принца Евгения любят перешептываться, что мать его до конца дней оставалась под подозрением как отравительница своего мужа. Но пусть попробуют сказать это при солдатах! Кстати, принц приедет из Италии не ранее Рождества: вам, без сомнения, известно, что с прочими обязанностями он соединяет должность миланского генерал-губернатора. В делах войны и мира его голос решающий, поэтому встречу с ним я считаю даже важнее, нежели с самим императором.

– А насколько влиятельны его враги? Полагаю, вы говорите о некой партии при дворе?

– Да, и в придворном военном совете – в особенности. Экстраординарные дарования всегда вызывают зависть недостойных. Но кроме злословия, им нечего противопоставить блестящим победам. Благодаря президентству в совете Евгению всегда удается провести свое мнение.

– Мне представляется, Андрей Артамонович, что гофкригсрат стал бы пудовой гирей на ногах генералов, не будь его руководителем сам главнокомандующий, и первый полководец Европы при этом. Порочен сам принцип: французы тоже пытались управлять армиями из Парижа, однако сие всегда оканчивалось плачевно.

– Ничего удивительного. Монарх, желающий напрямую командовать войсками, должен самолично стать в строй, как государь Петр Алексеевич, или ему лучше отказаться от этой затеи.

– Или во всем слушаться авторитетного фельдмаршала. Сейчас принятая в Вене система работает, но исчезни вдруг Евгений Савойский, и она станет источником неисчислимых конфузий. Все военное управление выстроено под одного человека.

– По-вашему, эту систему трудно будет переменить?

– Чрезвычайно трудно – именно по причине прежних успехов. Кстати, когда я был еще студентом, придумал загадку. Какое государство имеет название из трех слов и каждое слово – ложь?

– Не любите вы Священную Римскую империю!

– Она не девка, чтоб ее любить. Согласитесь, политическое устройство этой рыхлой конфедерации на редкость уродливо.

– Сие устроено соседними державами для своей выгоды.

– Я понимаю. Более того, мне кажется, что великодержавие австрийское первоначальным замыслом не предусмотрено. Габсбурги не так уж сильно выделялись среди имперских князей, пока не поднялись за счет турок, да еще в последнюю войну – завоеванием бывших испанских владений. Вообразите, что сей внучатый племянник кардинала Мазарини остался бы во Франции или даже восприял духовную карьеру, кою прочили ему с детства. Вы знаете, что пятнадцатилетнего Евгения именовали в Версале не иначе как «наш маленький аббат»?

– Забавно. Полагаю, Вену от турок отбили бы все равно, а вот завоевать Венгрию было бы сложнее. Да и биться с французами на равных имперцы не смогли бы.

– Вот и я так думаю. Так что первенствующее значение кесаря на континенте Европы – в значительной мере заслуга принца. Ну, и отчасти – его кузена Людвига Баденского, «Турецкого Луи». Очень упорный и цепкий был генерал. Сильный противник, мне в двух кампаниях против него довелось участвовать. Вот истинные строители имперского могущества. Но люди не вечны, а ткань бытия упруга. Маркграфа Баденского уже нет, Евгению не видно замены. Без него пружина европейского равновесия может сыграть в обратную сторону, и династия окажется в непростом положении.

– Не спешите его списывать в отставку. Я понимаю, в вашем возрасте любой, кто старше пятидесяти, кажется стариком… Смею вас уверить: несмотря на хилое от природы сложение и двенадцать ранений за время военной карьеры, здоровью принца можно позавидовать. Ну и дай ему Бог! Нам ослабление империи сейчас невыгодно.