Николай Петри - Зеркало в руках

  Хай Рэ оставалось одно - вернуться в лес. Не сразу отыскав понижение в трёхметровой линии обрыва, видец поднялся по смёрзшейся глине. На него сразу же набросился ветер. Поёживаясь, видец некоторое время размышлял, не вернуться ли ему назад, но поспешно отогнал от себя мысль о комфорте и принялся за работу. Ночь ожидалась долгая и трудная, к ней предстояло основательно подготовиться. Мороз и ветер не главное: лапник да пара-тройка берёзовых комлей помогут ему побороться со стихией на равных. Невидимый преследователь гораздо опаснее. Он видит человека, чувствует его, он теплее одет и лучше подготовлен к жизни в лесу. Но всё-таки он всего лишь зверь, и его инстинкты ничто против многолетнего охотничьего опыта человека.

  Хай Рэ знал это. И готовился.

  Помимо основного костровища из длинных берёзовых чураков, он изладил прочный навес из лапника, подкатил несколько брёвен (будет, что добавить в огонь глухой ночью). Потом принялся за главное. Каким бы хитрым, коварным или голодным хищник не был, он никогда не станет нападать на человека у костра. К тому же звери не переносят едкого дыма, потому что воспринимают его, как начало лесного пожара.

  Обо всём этом Хай Рэ знал, поэтому на небольшом расстоянии от главного кострища соорудил с десяток мелких. Однако вместо берёзы (среди хвойного леса она попадалась одиночными экземплярами) он нарубил в них сырую ель, осину, сирень, то есть такие породы, которые громко трещат в огне. Ель, пихту и лиственницу рубить не стал - они бросают искры, от которых может загореться одежда. Добавил ольхи - дерева мозглого, содержащего много воды и дающего больше дыма, чем огня.

  Закончив все приготовления, приступил к самому главному - пересаживанию пламени из огневицы в кострище. Ещё в начале работ по заготовке дров Хай Рэ позаботился о тёплом питомце - подкормил его корьём и несколькими горюнцами. Так что сейчас росток огня выглядел словно здоровый грудничок - румяный, тёплый, почти упругий на ощупь.

  Сегодня видец не стал пренебрегать старинным ритуалом (кто знает, сколько их осталось в его жизни?) и с благоговением в голосе проговорил:

  С этими словами Хай Рэ поместил язычок пламени в небольшую нишу из завитков берёзовой коры и медленно выпустил воздух из груди. Красно-жёлтый росток замер, словно оценивая будущее жилище, потом заморгал, встрепенулся и резво побежал по тонким белым колечкам.

  Видец вздохнул с облегчением. Хорошо! Значит, и этой ночью с ним ничего не случится.

  Пока огонь набирал силу Хай Рэ позволил себе расслабиться.

  Он огляделся по сторонам, пытаясь угадать, где именно залёг невидимый враг. В том, что зверь не оставил его в покое, человек не сомневался: какие-то туманные образы, самопроизвольно возникавшие в спутанном усталостью сознании, заставляли его думать именно так.

  Когда росток превратился в гудящее пламя, Хай Рэ с неохотой поднялся и медленно побрёл разжигать сторожевые костры. Ольха гореть не хотела, пришлось нести целые берёзовые головни из основного костра. Скоро горели (точнее - нещадно дымили) все костерки по периметру. Хай Рэ вернулся к главному кострищу и только сейчас понял, как сильно устал за этот день. И прошёл-то всего ничего, а вымотался больше, чем за весь долгий многодневный переход.

  Есть не хотелось. Пить тоже. Единственное, чего желал видец - уснуть и спать долго-долго, не просыпаясь и не видя снов, потому что его сны в последнее время всегда были тяжёлыми, мрачными, наполненными болью и страданием. Но и спать безмятежно Хай Рэ не мог. Мороз крепчал, ветер усиливался. Жар костра едва-едва разгонял стужу. Лапник за спиной оказался слишком чахлым, чтобы защитить человека от пронизывающего ветра. Но идти за новыми ветками видец не хотел - он боялся, что просто не сможет дотащить нарубленное до костра. К тому же ветер с наступлением ночи изменил направление и несколько ослаб. Теперь он дул с левой стороны, где росшие рядом несколько лиственниц немного ослабляли его свирепый напор.

  Незаметно Хай Рэ задремал...

   Волк размеренно бежал по неровным следам двуногого, удивляясь собственной неразумной настойчивости. Пахнущий дымом человек был опасен для него не меньше, чем ирбис, потому что его действия невозможно предугадать заранее. Двуногий был хитрее, коварнее и изворотливее самых свирепых хищников, однако отличался от них одним завидным постоянством: он никогда не нападал первым. Любой несмышлёный по молодости волчёнок-храбрец мог совершенно безнаказанно неделями кружить вокруг дымного логова двуногих, не попадаясь им на глаза, но если встреча всё-таки происходила, - у хищника оставалось немного шансов спастись бегством. При всей своей неуклюжести, облачённые в толстые шкуры двуногие умели молниеносно убивать своими блестящими летающими когтями на большом расстоянии. Правда, в ближней схватке у хищника оставался какой-никакой шанс одолеть двуногого, но это только в том случае, если обладатель дымной одежды был один, а такого, сколько себя помнил волк, раньше никогда не случалось...

  Раньше-то, может, и не случалось, однако вчера он повстречался именно с таким. С той поры волка необъяснимо, но настойчиво влекло к странному двуногому.

  Постепенно погода испортилась. Снег уже не падал невесомыми хлопьями, щекоча нос и подтаивая на разогретой бегом спине. Поднявшийся ветер превратил пушистые снежинки в жалящие крапивные иголки и всё больнее стегал ими по рыжеватой с подпалинами шкуре старого волка. Снова пришло желание укрыться где-нибудь и переждать разгулявшуюся непогоду. Однако косогор, по которому перед этим прошёл двуногий, был почти лишён растительности и продувался всеми ветрами насквозь. Нужно было миновать его, а уже потом, приблизившись к темнеющему вдалеке урману, поискать подходящее для лёжки место.

  Мороз становился сильнее, ветер усиливался, превращаясь в настоящий ураган, а голым возвышенностям, теряющимся в снежной мути, казалось, не будет конца.

  Несколько раз волк спускался к реке, в надежде спастись от обжигающего ветра. Но идти по обледенелым камням не смог - раненая лапа напоминала о себя каждый раз, как только проваливалась мягкими подушечками на острые ледяные иглы под тонким настом. Приходилось вновь возвращаться на тропу, в который раз удивляясь непонятной настойчивости двуногого в выборе пути: его дымное родовое логово находилось совсем в другой стороне! Почему же тогда он с таким упорством идёт в долину, куда звери никогда не ходят?