Сергей Куприянов - Под созвездием Меча

Катер опустился ночью среди холмов. Место это Пакиту было незнакомо. Когда они с Денисовым вышли наружу, и он несколько секунд жадно вдыхал родной воздух, от которого неожиданно закружилась голова, как от полукувшина пива, спросил по-русски:

– Мы где?

– В трех днях пути от Ширы. Она там, – показал тот рукой вправо от себя.

Пакит посмотрел на небо, наполовину закрытое густыми облаками. Но и этого хватило, чтобы сориентироваться по звездам, которые он так часто видел, стоя в ночном дозоре.

– Там, – продолжил Денисов, – примерно в дне пути у озера стоит лагерь. Человек на тридцать. Насколько мы смогли понять, это торговцы, с ними охрана. Ну, что еще? Извини, но вынужден повториться. Про наши с тобой приключения никому рассказывать не надо.

– Я помню твои слова, Андрей. Все до единого.

Пакит не должен был знать, что ему сделано гипнотическое внушение, целью которого было заставить его забыть все, что с ним произошло в последнее время, в том числе русский язык, а вместо этой лакуны ему была подсажена ложная память. Но ни Андрей, ни все остальные не могли знать, что дворцовые воины властителя Маришита еще в раннем детстве, когда их еще только отобрали для службы, подвергаются такому внушению, что даже гипноз с применением лекарств, медикаментозных средств по-земному, на них не действует. Если б раньше, давно, когда у Пакита еще существовали кое-какие претензии к службе и жизни, он знал бы слово «робот», то, возможно, он его смог применить по отношению к себе. Теперь подобное ему и в голову не приходило. У него был долг, который выше всего. Даже выше счастья, потому что служба властителю и была его счастьем. Все остальное – лишь случайности на его пути. Как трава, которую он топтал, а она в отместку оставляла на его одежде свой сок и колючки.

– Три дня, – с сомнением в голосе проговорил Денисов. – Воду мы тебе с собой приготовили. Мяса вяленого, лепешки. Кстати, не хочешь перекусить на дорожку?

– Спасибо, я сыт.

– Ну, смотри. Что еще...

Он выглядел потерянным и виноватым. Его даже можно было бы пожалеть. Но жалость чужда воину. Его главное чувство – долг. Все остальные лишь сопутствуют ему либо мешают. Сейчас ему мешал русский язык, и он перешел на родной.

– Я не могу вернуться с пустыми руками. Я должен посмотреть вблизи на этих торговцев. Вдруг это лазутчики? Ты мне поможешь?

– Пакит... Мне нужно улететь до рассвета. Сам понимаешь. Это не мой корабль, я им не распоряжаюсь.

Андрей все еще говорил по-русски.

Есть слова, которые воину произносить тяжело. Даже невозможно. Но есть вещи прямые и кривые. Вот меч – это прямое оружие. Но клинок его кривой. И от этого он не становится менее грозным. Так и воин. Его долг стоять как скала – непоколебимо. Но при необходимости он может гнуться как куст под напором ветра. Уползать змеей, жалить скорпионом, плавать рыбой. Он не деревянный солдат из старых сказок для бедных, идущий напролом. Человек, хотя бы прикоснувшийся к настоящему богатству, не должен быть нищим духом.

– Мне страшно. Понимаешь, отвык как-то, – сказал Пакит, снова переходя на русский.

– Ты не шутишь? – очень озабоченно спросил Денисов. – Ушам своим не верю. Что произошло? Ты не хочешь обратно?

– Нет, очень-очень хочу. Но вот у вас телевизор...

Сам того не очень понимая, Пакит тронул душевную струну «монаха».

– Телевизор?

Теперь его интонация содержала сомнение и понимание, что ли. Или вину?

– Мне кажется, я разучился быть воином. Все легко, все есть. Еда, зрелища. Кроме женщин, – не смог он удержаться от уточнения. Такого долгого воздержания у него никогда не было. С того момента, когда он стал взрослым.

– Что ты говоришь! Ты отличный воин. Вспомни только. Как ты их всех сделал. Нет, брось, все нормально. Поверь мне, я много чего повидал. Но лучшего бойца, чем ты, не встречал. Пакит! Ну, чего ты? А?

Пакит сел на землю там, где стоял. После теплой внутренности «лодки» здесь было зябко, и его начало слегка потряхивать от холода. И не только от него. Он глубоко, во всю грудь, вздохнул.

– Помоги мне, ладно? – Он сглотнул слюну. – Вы все не понимаете. Помнишь, ты сказал, что, когда морковку выдергивают, она помнит землю до тех пор, пока ее не начали резать?

– Я такого не говорил. Ты ошибаешься.

– Значит, кто-то другой. Какая разница. Я хочу снова почувствовать свою землю. Ты выдернул меня отсюда монахом. Так же и верни.

Пакит глубоко, со всхлипом вздохнул, подняв лицо кверху. Куст нагнулся под ветром до самой земли.

– Я тебя прошу.

– Черт возьми.... Я не понимаю. Ты хочешь, чтобы я обрядился в монаха?

– Да. И проводи меня. Сколько сможешь. Я должен привыкнуть и ощутить... Как тебе объяснить. Сделаешь? Только по-настоящему.

– Даже не знаю. Ну... Хорошо. Только не долго. Мы должны взлететь до рассвета.

– Спасибо тебе.

Кодовым словом, запускающим гипнотическое внушение, было произнесенное по-русски «здоров». Но пока Денисов не решался его произнести. Мы ответственны за тех, кого приручили.

Ложбину между холмов они, дворцовый воин и монах с неестественно отблескивающими глазами – в темноте этого видно не было, – прошли, спугнув выводок каких-то птиц, шумно улетевших прочь. Сзади, потухшая и невидимая в ночи, осталась скорлупа иной жизни, в которой остались телевизор и непривычная, но сытная еда. Впереди только то, что и должно быть – долг. Который обозначил принц Тари. С позволения властителя и по его воле. До рассвета еще далеко. А лагерь торговцев, это наверняка лазутчики императора, в целом дне пути, как сказал Андрей. Монах, за которым охотятся лазутчики императора. Потому что монахи – одна из твердынь, на которых покоится могущество властителя. Пусть годы его будут вечны.

Пакит наметил точку. За следующим холмом. Там, где на склоне растут ягодные кусты; их белые стволики видны были даже ночью. День пути. Ничего, он выдержит. Андрей не тяжелый.

Он хорошо помнил слова принца Тари. Если нападут лазутчики императора, то монаха с блестящими глазами они могут убить, но при этом должно быть очевидно, что это сделали именно они. Фактически это был приказ. Или приговор – как угодно. И он его исполнит.

– Пакит, мы, наверное, еще не скоро сюда прилетим. Через год, не раньше. Понимаешь?

Говорил это Денисов каким-то виноватым тоном. Почему так – Пакит не мог взять в толк. Или он что-то задумал? Он враг? Тем лучше.

– Это не от меня зависит. К тому же обстоятельства... – Денисов глубоко вздохнул. Пора было закругляться. – Но ты здоров.

Он обогнал на полшага и заглянул дворцовому в лицо. Оно было сосредоточенным и казалось бледным в свете одной из лун. Вторая была закрыта облаками. Денисов не видел перемен в его лице. Или их и не должно быть? Может, не подействовало? Или парень не расслышал?