Дмитрий Самохин - Меняла Душ

Последовавшие далее события развивались молниеносно. Двое птицеголовых совершили стремительный прыжок в сторону африканца. Арвати Махони, остолбеневший от ужаса, не успел ничего сделать, чтобы спасти свою жизнь. Рука птицеголового, обратившаяся в некое подобие массивной секиры, ударила по ногам Хранителя, подрубая их. Арвати Махони зашатался и упал. Из отрубленных ног хлынула густая алая кровь, которая тут же пропитала снег и насытила промерзшую землю. Африканец закричал. Его крик был страшен. От этого крика Ярослав, привыкший к боли и чужой смерти, задрожал мелкой дрожью и с трудом подавил в себе желание развернуться и пуститься со всех ног в лес, чтобы скрыться с глаз птицеголовых, которые плотоядно озирались по сторонам в поисках новой жертвы.

Крик Арвати Махони прервала короткая очередь Жнеца. Он прекратил мучения африканца. У того не оставалось никаких шансов на жизнь. В том месте, где рука-топор пришельца располовинила его ноги, показались черные пятна гнили. Они быстро разрастались, пожирая обрубки ног и поднимаясь к туловищу. С каждым новым сантиметром отвоеванного гнилью пространства мучения африканца усиливались, и не смолкал жуткий нечеловеческий крик.

Из второго флаера выскочили телохранители, внезапно осознавшие, что доверенное им лицо пострадало, и метнулись в сторону мертвого Махони. Птицеголовые подрезали им путь. Африканцы пытались отстреливаться, но пули отскакивали от доспехов пришельцев, не причиняя им вреда.

То, что увидел дальше Яровцев, нимало его удивило. Птицеголовые как-то нелепо крутнулись, и в следующую секунду в их руках оказались короткие автоматы незнакомой Ярославу модификации. Лавина свинца разорвала не готовых к сопротивлению телохранителей.

Яровцев сбил с ног Жнеца, и в ту же секунду место, где они только что стояли, вспорола очередь.

Ярослав откатился в сторону, ушел с линии огня, но утащить за собой Жнеца он не мог. Птицеголовые, чьи доспехи надежно защищали от пуль, накрыли окружающее пространство перекрестным огнем. Яровцев головы поднять не мог. И вдруг внезапно огонь стих. Яровцев тут же вскинулся и увидел бесчувственное окровавленное тело Жнеца, которое нелепо висело на плече одного из птицеголовых.

Гаргульи один за другим исчезали в пустоте. Они возвращались домой. Ярослав вскинул было игломет, чтобы отбить Жнеца, но с такого расстояния он мог попасть в товарища. Яровцев опустил оружие.

Он понимал, что видит Станислава Елисеева в последний раз, но ничего не мог с этим поделать.

Последний птицеголовый со Жнецом на спине исчез.

Марево прохода закрылось.

Ярослав выронил из ослабевших пальцев полупустой игломет. Он растерянно оглянулся по сторонам, осматривая побоище. Белый снег был залит кровью. Яровцев один остался в живых. Да еще Жнец, но для этого мира его можно было считать потерянным.

Ярослав медленно опустился в сугроб, зачерпнул полные пригоршни снега и умыл им лицо. Снег был холодным, но быстро таял, коснувшись разгоряченной кожи.

Всё закончилось, но Ярослав всё еще в это не верил. Он видел, как Меняла Душ ушел от них буквально сквозь пальцы, и найти его теперь не представлялось возможным. Яровцев понимал, что теперь Меняла вне его досягаемости. На этот раз всё закончилось, но Ярослав чувствовал, что это далеко не конец. Меняла Душ на свободе, и он волен действовать по своему усмотрению.

Вспомнилась фраза: «Имя ему — Легион…»

Не дорого ли они заплатили только за то, чтобы попугать Менялу, оказавшегося неуязвимым для их воздействия?

Ярослав Яровцев растерялся. Он не понимал, во имя чего Арвати, Жнец и многие другие пожертвовали своими жизнями. Но его жизнь продолжалась. Значит, надо подниматься, брать себя в руки и возвращаться в город, чтобы завтра с утра начать всё заново. Перед Ярославом раскрывался весь мир, миллионы возможностей. Только вот одно «но» мучило его: вероятность возвращения Менялы Душ, который только одним своим существованием сводил на нет все возможности и перспективы дальнейшего развития планеты, да и всей Вселенной в целом.

Ярослав поднялся из сугроба и перекрестился. Так, на всякий случай, ибо он не был истово верующим человеком, и поклялся над телами погибших, и над памятью плененного Жнеца, что, если Меняла Душ вернется, он снова встанет у него на пути и не допустит разрушения мира, который был ему так дорог. Ведь он всё еще Паладин и останется им до самого последнего вздоха несмотря ни на что!

Они хотели его убить. Они вынесли ему смертный приговор, прикрываясь мистически лживыми заверениями об опасности конца света. Грязные твари! Какие, в сущности, люди грязные твари! Он нес им добро. Он перестраивал их души к лучшему, обращал их в сторону света, а они повернули оружие против него. Они уверяли его, что своими Изменениями он роет человечеству выгребную яму, в которую свалят всех без разбора. Они пытались убедить его, что, обращая людей к свету, он дает тьме право на реванш. Они распространялись о весах и сбалансированности Вселенной, в которой он — соринка, выводящая организм из равновесия, грозящая полным тотальным уничтожением всему сущему. Но он в это не верил. Его пытались обмануть. Он Меняла Душ — это его дар и его проклятие. И он не даст себя уничтожить, как уничтожали других Менял, приходивших до него. Одному из Менял люди поклонялись до сих пор, почитая его равным Богу.

Матвей Ставрогин с трудом избежал смерти. Он поймал бы ее так или иначе. Смерть пришла бы из рук Паладинов или гаргулий, которые вышли по его следам на Землю. Но он ускользнул. Ему удалось изменить собственную душу! Внести крохотную коррективу, которая отклонила ветку будущего в сторону. Он ожидал Волны, которая всегда следовала за каждым его Изменением, но она не показалась. Может, Волна и была, но настолько незначительная, что он ее не заметил?

Матвей Ставрогин вновь начал жизненный путь, неся внутри себя таинственный Дар. Сначала, спасаясь от смерти, он думал отказаться от Дара, но не нашел в себе такой возможности. Это было нереально. Его Дар являлся неотъемлемой его частью, словно мозг или сердце. Он не мог существовать без него. Тогда Матвей внес изменения, которые не могли сильно повлиять на его личность.

Время текло быстро, приближая его к черному отрезку первой жизни. Отрезку, в котором вся Вселенная ополчилась на него, мечтая убить. Он так же менял души. Только был очень осторожным и вносил небольшие коррективы, не злоупотребляя Даром. Он помнил о Хранителях.

В тот день, когда он спасся бегством из замка гаргулий и угодил в новую ловушку, Ставрогин взял напрокат флаер и отправился за город. Его потянуло на старое место, где когда-то довелось столкнуться со смертью лицом к лицу. С тех пор прошло сто пятьдесят лет, отмотанных по временной шкале заново.