Вход для посторонних (СИ) - Бор Евгения

Аля Прошина порхала птичкой.

Сегодняшний день был самым успешным днём её жизни. Можно было и порадоваться.

Вообще то Аля к порхающим девицам приобщилась совсем недавно. Лишний вес украшал её бока столько, сколько она себя помнит.

Сперва была умилительная детская пухлость, которая со временем превратилась в выпуклость. Вот с этой самой выпуклостью Аля и прожила большую часть своей жизни.

Только бабушка жалела и понимала Алю. Все остальные шутили и следили за каждым всунутым в рот куском — для твоей же пользы, глупенькая.

Вот что, что, а глупенькой Алька никогда не была. Училась она хорошо и старательно. А что ещё делать толстушке, которая и носа на улицу лишний раз не высунет — в школе насмешек хватало.

Читала много. Даже писать пыталась.

После школы воплотила в жизнь заветную мечту, и поступила на журфак, уверенная в своём блестящем будущем.

Красный диплом произвёл впечатление на родственников и, выполнив эту достойную миссию, стал таким же бесполезным украшением, как и ямочки на щёчках — ну есть, а толку то что?

После нескольких неудачных интервью она всё-таки устроилась в редакцию популярного журнала, но спасибо следовало сказать не яркой корочке её диплома, а сестре папиного приятеля, которая дружила с женой главного редактора.

На этом удача покинула наивную оптимистку.

Её место в общей комнате было заставлено шкафами так, что приходилось приходить на работу первой и уходить последней чтобы не развлекать сослуживцев акробатическим этюдом — тюлень в горном ущелье.

Целыми днями она сидела в этом закутке и пялилась в свой компьютер в поисках оригинальных гороскопов.

Так Аля Прошина стала Астрой Ирбис, в чём было стыдно признаться даже бабушке.

Редакция жила своей шумной и весёлой жизнью, обтекая Алькин астрологический островок стороной. Она, если хотела, могла слышать разговоры, могла улыбаться чужим шуткам, но сама в разговорах участия не принимала. И не потому, что ей нечего было сказать, и не из-за отсутствия чувства юмора, которое редакторскими очень ценилось, а потому, что очень хорошо себе представляла, как все удивятся, услышав голос невидимки.

Попотев над своими дурацкими текстами первых пару месяцев, Алька решила начать борьбу за место в коллективе и за право на собственное имя. Первым пунктом составленного плана стояло — похудеть.

В некотором смысле пункт этот был предательством идей и принципов самой Али и её единственной подружки Тоськи, с которой она подружилась в универе.

Тося была такой же толстушкой, как и Аля (даже большей) и знала все психологические проблемы лишнего веса. За долгими вечерними чаепитиями они много об этом говорили и договорились до очевидной истины: толстяки, добрее и честнее всех прочих. Прощая себе свою слабость, они прощают всех. Даже тех, кто прощения не заслуживает…

План преображения, словно позорная капитуляция. Поймёт ли Тоська? Простит ли?

Тоська поняла и даже присоединилась.

Годовой абонемент в клуб был серьёзным капиталовложением, но они решили, что, уменьшив размеры, сэкономят на стоимости одежды — все знают, что распродажи — это для худышек.

Девушки так старательно потели, отрабатывая свои расходы, что к концу первого года уменьшились до распродажных размеров и полностью обновили свой гардероб.

Тоська уже нашла свою половину и походы в клуб прекратила. Алька продолжала, добиваясь модельного идеала. Должно быть все отличницы такие — стремятся к цели, забыв ради чего они эту цель выбрали.

Аля о цели своей помнила, но перед последним пунктом её жизненного плана стоял пункт «сделать карьеру в журналистике» и педантичная Алька не могла его перепрыгнуть и заняться последним пунктом — поиском мужчины.

Сегодняшний день оказался таким замечательным потому, что оба пункта соединились в один и пролили на Альку благодать и томительное волнение.

Астрологический закуток уже давно перестал быть островом, а стал вполне себе популярным местом, благодаря бабушкиной выпечке и Алькиным коротким юбкам. Хотелось думать, что больше из-за неожиданно стройных ног, но девушка знала — с бабушкиной выпечкой ни что не может сравнится.

Сегодня, как обычно по утрам, у её стола уже ошивался голодный гений журналистики Степан Широв.

— Где ты шляешься? Кофе уже остыл. Что у нас сегодня? — пошевелил носом, принюхиваясь.

— У меня пирожки с картошкой и грибами, а что у тебя — не знаю. Наверно холодный кофе.

— Ты что, делиться не хочешь? — удивился Степан, — предупредила бы вчера, я бы сегодня позавтракал. А теперь, хочешь, не хочешь, а делится придётся.

— Ты свой кофе пей, а я своими пирожками давиться буду.

— Ты что, обиделась, что я твой кофе выпил? Так приходить пораньше надо…

— А давай будем считать, что ты свой кофе выпил, а мой остыл, — предложила справедливый вариант Ляля.

— Я так и знал, что ты это скажешь! Ничего не выйдет. Я сюда уже плюнул, — сияя улыбкой сообщил наглец.

— Давай я тоже плюну, — демонстративно жуя, предложила девушка.

— Ты! Ты… Астра ты! — кажется Широв наконец поверил, что пирожка он не получит.

— Оскорблять-то зачем? За Астру пирожка я тебе точно не дам. Я лучше сама все съем.

— Не съешь. Тебе вредно, — не очень уверенно напомнил журналист.

— Тогда в типографию отнесу, — пригрозила Алька.

Пирожков ей не было жалко, но Степан в последнее время совсем обнаглел. Ведь договаривались: её выпечка, его кофе.

— Чёрт с тобой, держи, — и протянул ей пластиковый стаканчик.

— После того как ты туда плюнул? — переложила пакет с пирожками в ящик стола.

— Я пошутил, — признался Степан.

— А я нет. Хочешь пирожок — кофе неси…

— Эй, Ирбис, тебя главный вызывает, — окликнула Алю секретарша главного редактора, красавица Ольга.

— Чего вдруг? — удивилась девушка. Только вчера она отдала в набор свою галиматью и до следующей было ещё далеко.

— Так ты идёшь, или мне сбегать, узнать зачем? — Ольга в общую комнату не входила, предпочитая использовать дверной проём, как рамку для себя великолепной.

— Уже иду, — заверила Аля, раздумывая над тем, что могло понадобится от неё главному.

Ничего — подумалось с тоской, — разве что сообщить об увольнении.

Слухи о сокращениях витали в пыльном воздухе редакции уже довольно долго и не могли не встревожить Алю, как самого бессмысленного работника.

Действительно, если и увольнять, то кого как не Астру Ирбис. Ею может быть кто угодно, даже та же Ольга, обладательницы целых двух редакторских титулов — первой красавицы и последней дуры.

Аля огляделась по сторонам, ища пояснений на лицах собратьев по перу, но всё было как обычно, и только Степан наблюдал за её сборами с хищным нетерпением. Правильно оценив этот взгляд, вытащила из стола пакет с пирожками и вмести с ним удалилась.

За два года Аля успела пережить трёх главных редакторов.

Первый, жене которого она обязана своей работой, отбыл на заслуженный отдых. Его проводили шумно и торжественно, уверяя друг друга, что с уходом редакторского мамонта, журнал только выиграет в гонке на популярность.

Следующий тоже оказался мамонтом, хотя и помоложе. С его лёгкой руки журнал, на одну треть заполнился красочными кулинарными рецептами, на вторую советами молодым хозяйкам, а последнюю треть занимали непроверенные сплетни, перепечатанные из интернета.

После очередного скандала он тихо ушёл, уступив своё место совсем молодому и, как уверяли редакторские красотки, совершенно холостому Владиславу Сергеевичу Звягинцеву.

Владислав Сергеевич был человеком деятельным и, как редактор, непредсказуемым. Журнал разбух от туристических обозрений, чудес современной косметологии, советов визажистов и переписки с читателями на очень личные темы.

В такой обстановке стало интересней работать всем кроме Астры Ирбис. Как и прежде Аля Прошина блуждала по интернету, выискивая астрологические шедевры, переводила, подыскивая правильные слова, и внимательно следила чтобы не было повторений.