Правда выше солнца (СИ) - Герасименко Анатолий

Они спрыгнули вниз. Акрион прижал пальцем горошину в ухе.

– Горгий, – сказал он. – Ответь, Горгий…

Горошина молчала. Акрион выругался под нос.

– Го-о-оргий!! – заорал он, обращаясь вверх, туда, где на холме стоял старый стражник и его солдаты. – Включи приёмни-и-ик!

В ухе зашуршало.

– Слушаю, государь! – поспешно сказал голос Горгия.

– Ступай во дворец, – сказал Акрион. – Отдыхай. Я здесь останусь ещё ненадолго.

– Будет исполнено, государь, – откликнулся Горгий. – Только оно как-то того… Небезопасно. Мы бы лучше тут покараулили, а?

– Я сказал, отдыхай, значит, отдыхай! – притворно рассердился Акрион. – Со мной сам Гермес! Аполлон с Олимпа смотрит! Безопасней некуда.

– Как скажете, – виновато проговорила горошина.

– Всё, иди уже, – сказал Акрион и отключил передатчик. Следом за Кадмилом он обошёл орхестру и, пригнувшись, нырнул в низкую дверь у её подножия.

Здесь было темно, хоть глаз выколи.

– Сейчас свет зажгу, – пообещал Кадмил. Послышался шорох, звук удара и брань. Затем по низенькому помещению действительно разлился свет. Это была не обычная масляная лампа: мягкое сияние исходило от гранёного кристалла, без затей подвешенного на стене за верёвочку.

– Вот это да! – восхитился Акрион, разглядывая кристалл.

– Когда-нибудь такие в каждом доме будут, – гордо сказал Кадмил. Он поднял опрокинутый стул и водрузил его напротив удивительного вида устройства: металлического стола, на поверхности которого топорщились маленькие рычажки. Из-под стола тянулись в темноту блестящие жгуты. Тут же стоял массивный короб – один из усилителей, который должен был издавать самые низкие звуки.

Кадмил забрался с ногами на короб, запустил в него руку и выудил небольшой кувшин.

– Ну что, правитель эллинов, – пробка покинула горлышко с гулким хлопком. – За Золотой век!

– За Золотой век! – откликнулся Акрион. Он уселся на стул и хлебнул из кувшина. Вино, неразбавленное, моментально ударило в голову. Акрион огляделся в поисках воды. Воды не обнаружилось. Зато нашлось кое-что другое.

– А вот и твоя шляпа! – воскликнул он. Стул угрожающе накренился, заскрипел, но выдержал, и Акрион, дотянувшись, забрал с усеянного рычажками стола то, что на нём лежало, скрытое полутьмой.

Кадмил взял шляпу. Рассеянно повертел в руках. И замер, будто застигнутый взором Медузы.

– О-хэ, – позвал Акрион. – Что стряслось?

– Это не моя, – негромко произнёс Кадмил. – Моя новая была. Из телячьей кожи, мягкая. А эта старая.

Акрион пригляделся. И правда; в жёлтом свете кристалла было видно, что шляпа не просто старая – древняя. Грубой выделки кожа, вся в пятнах. Потертые поля, побитая тулья.

И тогда он вспомнил.

– Я видел её раньше, – сказал Акрион.

– Где?

Акрион провёл рукой по лбу. Вдруг стало холодно, и притом стиснуло грудь, словно каморку под орхестрой наполнили воды Ахерона. Хмель слетел разом, как не было.

– Где ты её видел? – спросил опять Кадмил, поднимая глаза.

– В Аиде. На голове Гермеса, – Акрион перевёл дыхание. Показал пальцем: – Вот здесь пятно. По нему узнал.

Кадмил вновь опустил взгляд на шляпу. Огладил её ладонью, расправил поля.

И улыбнулся.

– Что ж, – сказал он, – кажется, это теперь моё.

Акрион с силой взъерошил волосы.

– Ты понимаешь? – волнуясь, проговорил он. – Это же знак!

– Знак?

– Ты спрашивал, не гневаются ли боги из-за твоей лжи, – Акрион встал со стула, но, забывшись, стукнулся головой о низкий потолок и снова сел. – Так вот, ты не лгал. Ты теперь и есть Гермес! Они шлют знак! Видно, с этой поры ты в ответе за Элладу.

Кадмил аккуратно положил шляпу на стол и, взяв кувшин, сделал хороший глоток.

– Да уж, – проворчал он, отдуваясь. – Всю жизнь только и мечтал хлопотать о миллионе людишек… Ох и трудненько будет.

Акриону вдруг вспомнились слова Киликия. Очень давние слова.

– Трудные роли угодны богам, – сказал он торжественно.

– Только не мне! – Кадмил затряс головой. – Мне угодны самые лёгкие роли. Всегда были.

– Тогда считай это наказанием свыше, – развёл руками Акрион. – Или благословением. Считай, как тебе угодно… мой бог.

Кадмил сморщил нос:

– Ну не начинай, а? Сто раз сказано: для друзей – просто Кадмил!

Посмеиваясь, они допили кувшин. Потом Кадмил снова взял шляпу и, подумав, нахлобучил её на макушку.

– Удобно? – спросил Акрион.

– А то! Как всю жизнь в ней ходил.

Акрион кивнул в знак одобрения. Кадмил вздохнул и потёр шею.

– Как думаешь, – спросил он, – Гермес мной доволен?

– Думаю, они все тобой довольны, – сказал Акрион.

Где-то далеко-далеко прозвенела лира, и послышался тихий смех. Должно быть, ветер принёс отголоски праздника с агоры.

А может, эти звуки родились ещё дальше.

– Что ж, – сказал Кадмил, – я тоже собой доволен, чего там.

Моей жене Катерине – за то, что прошла вместе со мной очередную дорогу длиною в миллион знаков, и каждый миг оберегала меня, чтобы не сбился с пути.

Эду и Нике Шауровым – за правду, которая выше всего на свете, за помощь и настоящую дружескую заботу.

Марии Камардиной – за чуткость, искренность и наблюдательность, без которой несколько нитей в романе остались бы оборванными.

Софии Баюн – за чудесный юмор, понимание и невыразимо прекрасные стихи.

Кате Близниной – за дивную иллюстрацию, алый тёплый шарф и за самые добрые слова.

Всеволоду Храмову – за меткие стрелы коммов и, конечно, за музыку.

Курту Эллизу – за неустанную поддержку, честность и за крепкую веру в наше общее дело.

А сверх того – большущее спасибо всем, кто читал этот текст, оставлял к нему комментарии, дарил ему сердца и награды. Писать книги – огромное счастье, но ещё большее счастье – знать, что твои книги любят.

Eυχαριστώ!

Действие романа происходит в вымышленном мире, где около 600 г. до н.э. Землю захватывают могущественные пришельцы. Новые хозяева устанавливают выгодные для себя порядки и подвергают жизнь землян значительным изменениям. Так, в Элладе навсегда прекращаются многочисленные внутренние распри, а на смену разнородным устройствам полисов приходит единая власть, что-то вроде конституционной монархии с центром в Афинах. Поэтому роман ни в коем случае не претендует на историческую достоверность. Тем не менее, я старался сохранить в тексте реалии классической Греции. Это было, как ни крути, прекрасное время.

Полагаю, большинству читателей знакомы встречающиеся в тексте греческие слова, так что глоссарий здесь просто на всякий случай: вдруг кто подзабыл, что такое эфебия или каламистр, а лезть в Википедию лень. Ну, а если у вас найдётся, что добавить – не стесняйтесь, пишите. Автор будет чрезвычайно признателен за помощь специалистам в области истории, лингвистики, военного дела и прочим сведущим людям.

Комментарии приветствуются!

Аполлон (Дельфиний, Дидимей, Ликей, Локсий, Мусагет, Пеан, Пифий, Поймний, Феб) – эллинский бог солнечного света, олицетворение красоты и порядка, создатель искусств и законов, предсказатель будущего, целитель, легендарный основатель древнейших городов. В разные эпохи считался покровителем философов, музыкантов, поэтов, мореплавателей, ремесленников, лучников и гимнастов. Аполлон был одним из верховных богов, его культ имел огромное влияние на эллинскую культуру. Главный храм Феба находился в Дельфах, которые, по общему мнению, были центром Земли. Предсказания пифий – оракулов Аполлона – считались его прямым волеизъявлением и имели огромный вес; на их основе принимались важнейшие государственные решения.

Фигура Аполлона – сына Зевса, главного из богов-олимпийцев – имеет много общего с образом Христа. Так, эллины часто называли Аполлона спасителем и заступником, приписывали ему чудеса врачевания, а одним из его распространённых эпитетов был «Ποίμνιη» – пастух, пастырь. Тем не менее, существовала и другая ипостась Аполлона, разрушительная, проявлявшаяся в моменты, когда бог выступал защитником мировых законов и порядка. О многогранной сущности эллинского бога прекрасно написано в работе историка и юриста Е.Соколовой: «Образ Аполлона, сочетающий солярное начало с хтонической силой первобытного Хаоса, рассматривался в античности как наивысшее воплощение мировой гармонии, основанной на законе вечной космической справедливости. Именно Аполлон отвечал за природное равновесие вселенского универсума, малейшее нарушение которого со стороны людей и богов могло привести к искажению совершенного порядка вещей, установленного олимпийцами».