Сергей ГОРОДНИКОВ - ЧУЖОЙ ПРЕЗИДЕНТ

Белокурый рослый парень в ладно сидящей на нём полицейской форме вышел из машины вслед за сержантом, присоединился к нему, и они постояли у края перегородившей путь воронки, –явно от взрыва противотанковой мины, – долго не решались обойти её и ступить за границу полумрака, к свету. Телекамеры, стволы оружия под ними, которыми по периметру ощетинились каменные стены, казались неподвижными, отключёнными, однако вид площадки был красноречивее и убедительные любых доводов рассудка.

– Похож я на самоубийцу? – наконец с напускной беспечностью сказал сержант. И сделал медленный шаг вперёд.

Однако ничего не случилось. Ничего не случилось и когда он осторожно прошёл дальше, к чадящему и обугленному остову лимузина.

Пару минут спустя сержант и белокурый парень уже деловито занимались обследованием площадки, пытались разобраться, что же на ней произошло. Самым непонятным было отсутствие останков людей, следов крови, вообще следов жертв. Ради чего тогда здесь всё это творилось? Когда все разумные предположения оказались исчерпанными, ничего не объясняли, наоборот, только запутали, – доказательств ни одному из них не нашли, – сержант предложил подвести итоги. Но единственным итогом стал вывод, что вокруг были одни загадки. Придя к такому выводу, они сосредоточились на самой сложной из загадок: на бронированных плитах входа на объект. Пламя огнемётов дочерна облизало, испачкало плиты, за исключением участка, который очертаниями поразительно напоминал силуэт взрослого мужчины, – мужчины, стоящего в полный рост! И под этим силуэтом было много больше, чем в других местах, сплюснутых пуль и осколков. Если в данном месте, действительно, находился человек, как он мог стоять под пламенем, под стрельбой из многих стволов оружия?

– Ну что, – безнадёжно поинтересовался сержант, – есть идеи?

– Надо проникнуть внутрь, – серьёзно предложил парень.

– Идея хорошая, – согласился сержант. – Не пояснишь, как?

Отыскивая ответ, парень откинул голову и посмотрел вдоль стен вверх. Сержант глянул туда же. Прорубленное в горе большое вертикальное отверстие, через которое площадка освещалась дневным светом, напоминало круглое окно, и в этом окне виднелся клок голубого неба с бледными перистыми облачками. Создавалось впечатление, что на облачка наползал серый дым, рассеиваемый слабым движением воздуха.

– Из вентиляции объекта вытягивает, – догадался сержант. Он оживился. – Может, через неё?

Но парень зачем-то поправил ремень и неохотно признался.

– Бывший приятель… знакомый программист охраны, рассказывал. В вентиляционной системе полно ловушек. Стопроцентная гарантия. Мыши и птицы не пробирались…

Сержант пробежался глазами по отвесным стенам книзу, к застывшим без дела и бесполезным глазницам камер, к обездвиженным стволам оружия.

– А на объекте крупная авария, – неуверенно высказал он своё заключение. – Большой пожар. Если обесточена защита входа… Ловушки вентиляции… их тоже могло обесточить.

Шан не позволял ему остановиться, а он не смел оторвать от него взгляда, не смел оглянуться. Чужой президент даже не улыбался его бессилию оказать достойное сопротивление. В светло-сером тельнике, в коконе зеленоватого свечения, которое впитывало, поглощало пламя, он шаг за шагом неумолимо надвигался, и Борис вновь изо всей силы ударил кулаком в надменное лицо. Как и прежде, голова противника даже не дрогнула. Вокруг бушевало неистовое пламя, оно уже само зажигало и пожирало, обращало в пепел груды денег, ничем не отличимых от настоящих. Было трудно дышать. Борис отёр горячей ладонью обильный пот, который скатывался по лицу, застилал, щипал глаза, и ещё раз сильно, как только смог, врезал Шану в челюсть, – и с тем же успехом. От боли свело пальцы. Так недолго их и сломать, а это ни к чему, – и в бессилии изменить что-либо он опустил руки, продолжил отступление. Отступать приходилось между стенами огня, и пока ему удавалось избегать серьёзных ожогов, что само по себе требовало повышенного внимания, отвлекало от поисков новых способов сопротивления. Рука Бориса потянулась к пистолету гориллоподобного охранника, сунутому за поясной ремень.

– Можешь стрелять, – странным голосом, который стал отличаться от голоса человека-президента, раздельно выговорил Шан. – В горло, в живот, в глаза… Ну же. Стреляй.

Он был так спокоен, высокомерен, что у Бориса опять опустились руки. Надо было не терять присутствия духа, взбодриться, и Борис сплюнул в огонь. Слюна зашипела на горящих деньгах, вмиг испарилась.

– Миллиарды твои, горят! А? Может, триллионы?

После таких слов хотел рассмеяться от души, но получилось натянуто, плохо.

– Пусть. Кредитные карты и ценные бумаги в других уровнях, – с презрением, холодно отозвался Шан.

Борис постарался ответить всем высокомерием, на какое был способен.

– Зачем они тебе, разведчику? Ты не выполнил задание. Десант не высадится! – Он почувствовал, наконец-то задел нелюдь за живое. – Слышишь, Шан?! Десант не высадится! Твои труды пошли коту под хвост! – И он указал большим пальцем на свою грудь. – Из-за меня!! Глупая ты скотина!

На этот раз ему действительно удалось достать его, – не кулаком, не пулей, так словом. Лицо Шана исказилось, злобно, не по земному, и он прошипел:

– Надо было уничтожить, раздавить тебя. Там, в особняке…

Позади Шана к ним кто-то пробирался, в огне и дыму прикрывался одеждой. Шан расслышал шаги, резко обернулся, – обернулся так, словно боялся быть поражённым в спину. У Бориса от этого его неосознанного движения перед глазами всплыла, оживилась картина: двойник президента бежит к бронированным плитам входа на объект, бежит в аду разрывов гранат, очередей пулемётов, всё сжигающего пламени огнемётом, бежит странно, непонятно – подставляет пулям, осколкам грудь, голову, бока, но… укрывает спину. Подчиняясь внезапному позыву древних животных инстинктов, Борис выхватил из-за ремня пистолет, с двух рук мгновенно прицелился в скрытую зеленоватым свечением шею, и от неё, по линии позвоночника скорострельно расстрелял целую обойму. Не все пули осыпались со спины Шана, в светло-сером нательнике остались две дырки, – его ахиллесова пята оказалась в верхней трети позвоночника. Из ран проступила молочного цвета жидкость, она стала впитываться нательником, разрастаться пятнами, на глазах зеленеть. Шан медленно, с мукой повернул голову к Борису, лицо его исказила жуткая, нечеловеческая гримаса. Он с напряжённым усилием приподнял руку, издавая шип, скрюченными пальцами потянулся к горлу того, кто помешал выполнить задание, на которое было затрачено столько галактического времени и неимоверных затрат, усилий, – того, кто теперь нанёс смертельные раны. Но пошатнулся и рухнул к ногам Бориса, почти коснулся лбом грязных, разодранных и прожжённых искрами носков. Цвет кожи Шана начал скоро меняться, приобретать зелёно-коричневый оттенок. Не в силах оторвать взгляда от этих изменений, Борис отступил ото лба поверженного им иноземного существа и вздрогнул, когда через того обыденно переступил капитан, скрыл его своим телом.