Сергей ГОРОДНИКОВ - ЧУЖОЙ ПРЕЗИДЕНТ

И вот наконец-то они почти выбрались. В трубе под ним закашляла, резко дёрнула за штанину Рита. Даже мгновения бездеятельности Бориса раздражали её.

– Ну же?! – недовольно распорядилась она снизу.

И Борис с силой толкнул стальную решётку. Электромагнитный замок был отключён: хватило одного толчка, и с неприятным лязгом решётка откинулась, распахнулась, открыла выход на свободу. Грязный от пота, копоти и пыли, в ободранной и прожжённой одежде, он вылез в этот выход, с четверенек поднялся и встал, зажмурился на яркое, такое жизнелюбивое солнце. Сухой воздух, насыщенный запахами и звуками гор, изгонял из лёгких, из ноздрей и рта проклятый дым и до умопомрачения захотелось отыскать ближайший родник, припасть к холодной, живительной горной воде…

Вдруг резкая боль рванулась от затылка в мозг, затуманила глаза. У него получилось обернуться и на секунду устоять на ногах перед сержантом, – тот растерянно потёр ладонью рукоять сжатого другой рукой пистолета. Земля покачнулась, поплыла из-под ног, и, падая на сержанта, он пожалел, что теряет сознание.

– Помоги же?! – раздался за спиной приглушённый трубой и бетонной коробкой крик Риты.

И нехотя опрокидываясь в тошнотворную мглу, он глуповато-счастливо улыбнулся.

День выдался чудесным, с раннего утра словно заигрывал с Ритой, весело встречал и провожал её во всех комнатах, где она появлялась. Она провела беспокойную ночь сиделки, а чувствовала себя удивительно лёгкой, прямо-таки порхающей.

Всё же оказаться вдовой не так уж и плохо, в глубине души улыбалась она своим ощущениям, когда с серьёзным лицом выслушивала рекомендации домашнего врача, подтянутого и чрезвычайно любезного. Они спускались парадной лестницей президентского особняка, и она переступала со ступени на ступень чуть нетерпеливее, чем требовали приличия. Но что ей было за дело до каких-то надуманных приличий? Если даже солнце угодливо окрашивало просторную и светлую переднюю в яркие золотистые тона, так шедшие её настроению и лёгкому, светлому, не вполне домашнему платью, а расставленные повсюду цветы в вазах разыгрались красками, помогая ей растворяться в переживаниях и беспокойствах девятнадцатилетней девушки.

– Сотрясение мозга, – занудливо повторился её любезный сверх меры домашний врач и продолжил: – Покой, фрукты. Что ещё можно сказать?...

По его глазам было ясно, он может сказать ещё что-то совсем-совсем другое, и она торопливо перебила этого загорелого на южных морях, как оказалось, ловеласа.

– Спасибо. Вы мой надёжный друг. – Мило улыбаясь, она пожала ему руку, потом осторожно высвободила свою, встрепенулась, быстро проговорила. – Простите… Зовёт…

И она вспорхнула платьем, взбежала по лестнице, чтобы пропасть для врача из виду, и только ещё слышались её лёгкие, скорые шаги.

– Везёт же прохвостам, – пробормотал домашний врач. Он без удовольствия отметил, что неосознанно поднял руку, хотел пожатой Ритой ладонью потрогать собственный затылок. – Наняла б сиделку… Может, прислать?

Но Рита всё хотела делать сама. Она и прислугу выпроводила, чтобы никому не доверять ни дома, ни больного. Когда домашний врач завёл свой автомобиль, выехал к аллее пихт, она раскрыла обе двери в свою спальню, вкатила столик с фруктами, соками, кастрюля и тарелками. То есть со всем, что посчитала самым полезным для раненого. Раздался жалобный стон, и она поправила волосы. Всё-таки хорошо вовремя остаться вдовой. Прикрыла дверь и направила столик к тахте, слишком просторной для одного того, кто лежал в постели, по грудь укрытым тонким атласным одеялом.

– Как больно, – жалобно произнёс Борис, слабо приподнял руку и осторожно тронул подушечками пальцев пластырь на затылке. – И в голове шум, – пожаловался он подкатившей столик Рите.

– Это от голода, – убеждённо сказала она. – Поешь – всё пройдёт.

Она приподняла серебристую крышку кастрюльки, и из-под крышки вырвался пар и запах куриного бульона. Но Борис поморщился, словно от одного запаха ему стало хуже, и она опустила крышку, присела на край постели.

– Почему у тебя нет терпения и выдержки? – ласково сказала она, взяла со столика высокий стакан с апельсиновым соком, поднесла ему ко рту.

Но он отстранил и стакан.

– Меня тошнит, – возразил он. – И в голове шумит. – Он приподнялся на локте. – Но я ещё не придурок и не беспомощный ребёнок. Ты что-то не договариваешь… Я хочу знать!

Рита поставила стакан с апельсиновым соком на столик, взяла его ладонь и, накрыв своею, вздохнула.

– Дорогой, – не сразу начала она. – Я кое-что выяснила о тебе. Начальник полиции… он разузнал для меня. Ты и вправду не женат. Постарайся посмотреть на вещи... на всё, как настоящий мужчина. Ты сделал мне предложение. Мне было тебя так жалко. Я не смогла отказать.

Он застонал, откинулся на подушку.

– Меня каждый день били по голове пистолетом, – пожаловался он. – Я был в бреду.

– Дорогой, это был единственный миг твоего просветления, – мягко объяснила она. – И ты им, как тебе свойственно, воспользовался.

– Никогда не думал быть мужем. Я не умею… – Он ещё пытался упрямиться. – Не мог я такого сказать!

Она внезапно рассердилась.

– Хочешь сказать, я не так поняла?!

Что-то в ней промелькнуло от той фурии, какой её видел однажды. И он испугался, дрогнул, – у этой женщины, как выяснялось, был весьма крутой характер. С тоской вспомнив, какой у него самого проклятый, опасный возраст, он опять тихо застонал, закрыл глаза. Это не помогло, она оставалась сердитой, молчала. Стоило попробовать быть практичным – иногда они это понимают.

– А потом, я люблю свою работу, – примирительно заметил он.

Но Рита была неумолима.

– Тебя стукнули по голове, очень сильно. Дважды за два дня. Пора менять такую работу.

Ей надо сделать ребёнка, – с неожиданной ясностью понял он, – тогда ей станет не до него. Мысль его увлекла – в ней появлялась перспектива. Задумавшись, как лучше и половчее убедить её, он съел один пирожок с тарелки на столике, потянулся за другим, и тут до него дошло, что она вслух размышляет о чём-то, очень для неё важном. Он невольно прислушался… и у него отвисла челюсть.

– … Мне надо родить тебе ребёнка, – решала и за него эта женщина. – Нет, двоих… Лучше троих. Тогда ты успокоишься.

Новые повороты жизни понравились ей, а открывающиеся широкие возможности и задачи увлекли воображение. Она позабыла об обиде и с нежной благодарностью глянула, как он поперхнулся, закашлялся. Наклонилась к нему, нежно поцеловала в лоб и, улыбнувшись, легко вздохнула.