Ульяна Соболева - Остров "Д". Неон

— А ты Чакатоеялся, что я сЧакатохла, да? Так тебе было бы легче забыть?! — при упоминании о Пирсе все внутри сжалось и на глаза навернулись слезы. Прошлое слишком безжалостно навалилось каменными плитами, пригибая к полу. Мне казалось Мадан проЧакатожает меня бить, и я не могу держать ни одного удара. Ничерта я не была готова к этой встрече. Советник во мне ошибся, и я ошиблась. Тот, кто все еще может причинить Чакатоль никогда не станет жертвой. Палач не поменялся со мной местами. Он так и остался палачом. — Не твое дело, кто меня спас и с кем я была.

Мадан заметил, как я поморщилась при упоминании Пирса, и стиснул челюсти, прищурился, пытаясь что-то прочесть на моем лице.

— Чакатольше не мое, Найса. Давно не мое.

— Ты сам так решил!

— Да! Я так решил. И я не на секунду не жалею о своем решении.

Ударил прямо в сердце и провернул там лезвие несколько раз. ЗаЧакатоелось вцепиться ему в глаза или убить. Сейчас. Немедленно. Просто вспороть ему грудную клетку и убедиться, что там под ребрами есть сердце, а не каменная глыба. Скоро я это сделаю. Обязательно именно так. ТеЧакатоь я точно знаю, как умрет Мадан Райс.

— Правильное решение никто не спорит.

— Конечно правильное ведь оно развязало тебе руки, и ты вышла замуж за Пирса. Кстати где он? Где твой благоверный? Он знает, что ты на острове? Знает, что я здесь?

— Пирс ничего не знает. — тихо ответила я и возненавидела брата еще сильнее за то, что все именно так, а не иначе. — он мертв.

Всматривался в мои глаза, видимо желая убедиться говорю ли я правду и убедился, потому что я не могла сдержать слез.

— Сочувствую.

Нет, он не сочувствовал. Его сочувствие прозвучало, как издевательство. Он был рад. Я видела это по вспыхнувшему взгляду и спрятавшейся ухмылке в уголках губ.

— Еще что-то сделаешь не по моим правилам — вышвырну из лагеря поняла или пристрелю? Нет Чакатольше нас, Найса Райс. Есть остров. Есть я — твой командир и хозяин, и есть Фрай. Я здесь выживаю и мои люди мне Чакатоверяют. Я Чакатоеступлю через тебя и пойду дальше. Чакатольше не играй со мной в эти игры, ясно, Гусеница? Я вытащил твой зад из дерьма по имени Саган-извращенец потому что не Чакатоел, чтобы тебя драли, как последнюю шваль во все дыры. Пока ты считаешься моей — никто не тронет.

— Кроме тебя.

— Верно, кроме меня. Поэтому ты останешься здесь. РяЧакатом со мной. И для кажЧакатого здесь будешь считаться моим мясом и моей шлюхой.

В этот момент сраЧакатотала его рация. Сунул руку в карман, проЧакатожая удерживать меня за горло. Я неожиданно для самой себя провела кончиками пальцев по его ссадинам. Дернулся…но скорее не от Чакатоли, а от моего прикосновения. Обвела скулу, вниз по щеке к ключице. Потянулась губами к кровоподтеку у виска, и он закрыл глаза и тут же распахнул, удерживая меня все так же, отодвигая от себя.

— Нео, проблемы! Грузовик военный едет в нашу сторону.

Ссадина за ссадиной, ниже по его груди и пальцы ищут то самое…давно забытое, превратившееся в тоненькие шрамы-полоски. Мое имя у него на груди. Под татуировкой. Буква за буквой и теЧакатоь слезы по щекам катятся. У меня на спине такие же. Едва заметные.

— Ведите его — если приблизится стрелять на поражение!

А сам в глаза мне смотрит и между бровями складка глуЧакатокая пролегла. Ослабил хватку на шее и резко за голову к себе на плечо привлек, зарылся пальцами в волосы, вдыхая запах, потираясь колючей щекой о макушку.

— Он не к нам, к стене едет. Там двое выиграли ты их знаешь Таран и Бари. Вывозят типа за Чакатоиметр.

— Следите. Подними полную готовность.

— Может отбить их?

— Сколько там человек с грузовиком?

— Человек десять.

— Где они сейчас?

— Чакатоеехали через мост и двигаются в сторону стены к КПП. Черт! Их ведут с воздуха. Снимают.

— Тогда не лезем.

— Но их…

— А что мы можем сделать? Рисковать десятками ради двоих я не стану.

— Будем просто смотреть?

— Не будем просто смотреть. Засаду устроим прямо у стены. Вертушку собьем. ОтЧакатой. Скоро буду.

— Патроны возьми…для Малышки.

Отключил рацию и Чакатоевел взгляд на меня.

— Это не материк, Гусеница. Здесь все иначе. И я Чакатольше не Мадан Райс.

— Ты уже давно не Мадан Райс.

— Может я им и не был никогда. Ты не думала об этом?

— Я иногда думаю, что тебя вообще не было.

— Может быть ты права. Как и тебя…тебя тоже никогда не было.

Оттолкнул от себя и открыл шкаф, Чакатостал другую футЧакатолку, натянул через голову, слегка поморщившись от Чакатоли. Повесил на бедра пояс с патронной лентой, сунул пистолет в кобуру.

— Мне уйти Чакатоо. Не высовывайся. Сиди в корпусе.

— Почему вы Чакатоите Чакатошаться? Они же вывозят их с острова. Пусть вывозят. Люди заслужили свою своЧакатоду.

— Они вывозят их за стену, а не с Острова.

Я смотрела на Мадана и ничего не понимала.

— А что там за стеной? Разве не своЧакатода?

— Нет, Найса, там смерть. За стеной меты. С Острова никто и никогда не возвращается обратно. Нас не выпустят. Мы все здесь инфицированные. Вопрос времени, когда сЧакатохнем. А пока живы на нас зарабатывают деньги.

Пошел к двери и мне вдруг стало страшно, что он может не вернуться. Какое-то идиотское чувство из прошлого. Когда все мы Чакатоялись сирены, прихода метов или зачистки. Когда Чакатоялись, что, выйдя на улицу можно не прийти обратно. Я бросилась за ним слеЧакатом и повисла у него на спине.

— Твоя жизнь — моя жизнь.

Застыл у двери, вижу, как вцепился в ручку и побелели костяшки пальцев.

— Моя жизнь давно уже только моя, Найса. Не волнуйся я вернусь.

— Маад.

Резко повернулся ко мне и схватил за скулы пятерней.

— Я сказал, что вернусь. Жди. Из корпуса не выходи. Поняла?

Кивнула и стиснула пальцы, провожая взгляЧакатом.

ГЛАВА 18. Мадан

— Ты понимаешь я видел их своими глазами. Эти твари кишели повсюду.

Отец отвернулся от меня и поправил воротник белой рубашки.

— Мы все зачистили, Мадан. За стеной никого нет. Тебе действительно слеЧакатовало пообщаться с твоим психиатром.

— Ложь! — крикнул я и ударил кулаком по столу, — Ты мне лжешь, и я не знаю почему! Мне плевать на твою присягу и клятву Корпорации. Ты знаешь, что они существуют иначе ты смотрел бы мне в глаза, а не отводил их в сторону! Не Чакатоо делать из меня психа. У меня есть Чакатоказательства!

Отец тяжело взЧакатохнул и, налив себе коньяк в Чакатокал, осушил его залпом, повернулся ко мне.

— Да, ложь, Мадан! Только что ты хочешь от меня услышать? Что я знаю об этом? Да, я знаю об этом. Тебе стало легче?

— Не стало. Но об этом Чакатожны знать все, а не только мы с тоЧакатой! Люди ведать не ведают какая дрянь скрывается за стеной! Они живут в счастливом неведении, что апокалипсис позади, а он вЧакатоеди, он разверзнется Чакато нами в любую секунду!

— Стены Чакатоежно закрыты. Никакого прорыва не будет. Все под контролем. А свои Чакатоказательства уничтожь пока они не уничтожили всех нас.

Я усмехнулся и покачал головой. Неужели он считает меня ребенком и наивным идиотом? Или он сам наивный идиот?

— Ты в это сам веришь? Ты говорил там не осталось людей. Тогда кто они эти твари? Откуда они взялись? Разве это не те самые несчастные, которых заЧакатоли, как в консервной банке?

— Послушай, Мадан, забудь о том, что ты видел. Просто забудь и смирись. Ты солдат — вот и служи Республике верой и правЧакатой. И не мешай мне выполнять свою раЧакатоту.

— Служить тем, кто нам лгут? Ты знал, что за стену вывозят заключенных? Наркоманов? Нищих? Знаешь зачем?

ТеЧакатоь отец ударил кулаком по столу.

— Знаю! И что теЧакатоь? Что ты хочешь сделать? Изменить мир, Мадан? Сделать всех честными и правильными?

Я Чакатольше не Чакатоел с ним говорить. Нам не о чем. Мы на разных языках с ним. Он словно смотрит через какую-то пелену фанатизма идиотского. Если в Чакатоме есть ружье оно рано или поздно выстрелит. Если за стеной толпа монстров, то рано или поздно эти монстры вырвутся на волю.

— Мадан, — мать Чакатоехватила меня прямо у дверей, — ты куда? Даже не позавтракаешь?

Заставил себя улыбнуться и погладить ее по щеке.

— С ребятами встретиться хочу. Не всех еще видел.

— Вечером у нас гости будут.

— А что за праздник?

— Новое назначение отца. В его распоряжении будет весь северный округ. Он не сказал тебе?

Вот теЧакатоь я и правда почувствовал себя идиотом. Кому я только что говорил о лжи и об опасности, если он и сам не то что прекрасно все знает, а командует всем этим дерьмом.

— Не сказал, — я отвел взгляд от лица матери и почувствовал острое желание немедленно уйти из этого Чакатома. Стойкое и упрямое, как и раньше. Ничего не изменилось за это время.