Людмила Стрельникова - Тайна племени Бату

— Над чем работаем?

— Вам будет непонятно.

— Почему же? Это у меня с виду только внешность неинтеллектуальная, а внутренне вы меня еще не знаете. Человек только в конце жизни может определить, на что он был способен. Так что у меня все впереди.

Девушка смерила его оценивающим взглядом и монотонно, на одной интонации, то ли для того, чтобы он лучше понял, то ли для того, чтобы больше не приставал, сообщила:

— Ваши внутренности в учебнике анатомии давно описаны. А меня в данный момент интересует долголетие человека. Пытаюсь понять — что такое жизнь.

— Ну надо же! — воскликнул Георгий с деланным восхищением, и, подперев подбородок обеими ладонями, оперся локтями о стол, приготовившись слушать дальше.

Нона недовольно посмотрела на локти и, откинувшись на спинку стула, как бы отдаляясь от него, продолжила уже более естественным тоном.

— Сейчас перед наукой стоит ряд вопросов, на которые требуется найти ответ. Почему, например, собака не может прожить больше двадцати лет, в то время как другой живой организм, вроде человека, живёт до ста? Почему человек не может в среднем прожить больше ста пятидесяти лет, если слон живёт до трехсот лет? Почему каждому виду — определенный возрастной барьер, в то время как максимально живой организм способен прожить пятьсот лет? Животные имеют подобные органы; сердце, печень, почки и прочее. Редко когда какой-нибудь орган, например жабры, присущ только конкретному виду. Что же влияет на длительность жизни: пища, размеры органов, длительность выращивания потомства, или мы просто — биологические роботы, и всё в нас запрограммировано?

— Как интересно! И по тематике очень близко к моей селекции, — обрадовался Георгий. — У растения наблюдается то же самое: секвойя живёт тысячу лет, а редис — один год.

— Тысячу? — задумчиво повторила Нона. — Другая структура строения — и такая длительность? Любопытно. Над этим стоит подумать.

— Жора, ты мне нужен, — из своей комнаты выглянул Андрей. Волосы его были взъерошены, тёмные глаза горели озабоченно и одновременно вдохновенно. Он настолько был поглощён чем-то своим, что совершенно не обратил внимания на экстравагантный вид своего друга.

— Извините, — Георгий поспешал в соседнюю комнату.

И тут же для Ноны он перестал существовать: осенённая новой идеей, она погрузилась в глубокие размышления, забыв обо всём прочем.

В комнате изобретателя царил полумрак. Сбоку на стене горело бра. На столе стоял небольшой металлический ящик с крошечными кнопками, как потом выяснилось — кнопками управления. В верхней части, кроме кнопок, располагалась ручка, по бокам со всех четырех сторон — объективы с линзами; два были побольше, два поменьше.

— Считывающий аппарат Журавлева, сокращенно «САЖ», — с гордостью представил свое изобретение Андрей. — Сегодня закончил. Не терпится показать. Сейчас ты увидишь, что я делал в этой комнате месяц назад.

— Свет выключать? — спросил Георгий, предполагая, что аппарат будет работать, как кинопроектор, в темноте.

— Нет, свет тушить не будем. Чем больше света, тем даже лучше.

Андрей нажал в аппарате кнопку. Тёмные линзы засветились голубоватым сиянием. Что-то щёлкнуло — и вдруг посредине комнаты возникло что-то туманное, неясное. Словно лёгкая дымка заволокла пространство, комната раздвоилась, и за одними стенами, параллельно им, прорисовались вторые, более прозрачные и тонкие. В центре полупрозрачной комнаты стала медленно оживать материя.

В темной туманообразной массе странным образом выросли руки, ноги, голова. С каждым мгновением формы становились отчетливей. Какое-то жуткое состояние овладело Георгием: в центре комнаты он увидел своего друга, но не такого, какого привык видеть обычно, а несколько странного — бледного, полупрозрачного, сквозь его лицо, тело просвечивали стоящие за ним предметы.

Георгий повернулся к Андрею, остановив на изобретателе, стоящем чуть сзади, вопрошающий взгляд. Тот ответил загадочной улыбкой. А между тем полупрозрачный двойник изобретателя начал перемещаться по комнате: подошел к книжному шкафу, достал с полки какую-то книгу, такую же полупрозрачную, как и он сам, и стал листать. Нашёл нужное место, открыл, придавил страницу отвёрткой, чтобы та не закрылась, и полез в стол, извлекая оттуда какие-то металлические предметы. На полупрозрачном столе возник аппарат, но в разобранном виде. Двойник достал тонкие листы металла и беззвучно бросил на стол.

Тут только Георгий обратил внимание, что действия происходят беззвучно. Двойник поискал еще что-то в столе и, не найдя, направился в их сторону. В этот момент с непривычки Георгий испытал жуткое чувство; он увидел лицо Андрея, живое, естественное и в то же время такое странное в своей полупрозрачности и приглушенности тонов, такое неестественно бледное, расплывчатое, как дым, что захотелось броситься от него подальше, спрятаться в какой-нибудь тёмный угол и сидеть там, пока призрак не исчезнет.

Двойник друга шёл прямо на него, не касаясь пола, сантиметров на десять над ним, шёл с задумчивой сосредоточенностью в полупрозрачных глазах, не видящих того, на кого шёл. Лицо его хранило в себе какую-то нематериальную невесомость, несмотря на то, что сохраняло постоянно цельную форму. Задумчивые глаза, сквозь которые виднелся книжный шкаф, плыли с такой самоотрешённостью, что привели бы в ужас любого ограниченного человека, совершенно не способного ни на какое парение мысли.

Но Георгий тоже относился к людям творческим и умел парить мыслью в облаках. Недаром же он пытался вывести на своих грядках овощи, которые давали бы урожаи круглый год, не взирая ни на какую погоду. Поэтому в данный момент, собрав всю свою волю и вытаращив глаза, он замер в ожидании — что же будет дальше.

Призрак надвинулся на него, и, немея от непонятного чувства, селекционер увидел, как входит в друга, в его грудь, живот. Лицо призрака оказалось несколько выше его собственной головы, и на какое-то мгновенье он увидел Андреевы внутренности: шейные позвонки, вены, артерии, легкие, бьющееся сердце. Он чуть не задохнулся от необычного зрелища, но виденье длилось мгновенье, призрак прошёл сквозь него, и Георгий невольно обернулся. Двойник был рядом с настоящим улыбающимся Андреем. Аппарат щёлкнул, виденье пропало.

— Ну, как? — торжествующе спросил изобретатель.

Лицо Георгия по-прежнему невольно выражало растерянность и смятение, на лбу поблескивали капельки холодного пота.

Изобретатель расхохотался.

— Ты, я вижу, натерпелся страху.

Георгий вытер пот и, переведя дух, виновато проговорил: