Всеволод Глуховцев - Пурпурный занавес

– Ну, друг мой, это не запятая, а точка. Ивана погубил не ты, а кузен твой, Альтер-эго, так? Так. Следовательно, чист. А Марину твою… да какая разница из-за кого ты её встретил! Встретил ведь – вот что главное. А остальное – тьфу! И тут-то вот действительно запятая…

– Что такое?

– Да вот любовь… – здесь Бородулин сделался глубокомысленным, как Сократ. – Ты знаешь, давно меня мытарит одна задумка. И чем дальше, тем больше… С годами я всё твёрже убеждаюсь в том, что в мире разлита некая могучая сила… ну, условно её можно назвать женской сущностью. То есть, на человеческом уровне она проявляется в создании таких существ, как женщины. А вообще это какое-то базовое качество Вселенной, совершенно особое. Не знаю точнее, как объяснить…

– Я понял, – серьёзно сказал Гордеев.

– Да? Ну, тогда тебе ясно. Вот смотри: дядя твой уж какой был супер-пупер, вроде всё должен был видеть, как рентген. Так какого чёрта он не видел того, что у него под носом! Сына своего не видел, знать о нём не знал! Почему? А я тебе отвечу. Видно мадам эта, мать Семёна, так любила… такая там любовь была! А против этой женской любви всё бессильно. Всё! Вот тебе сила – София, так что ли?.. Вот и Марина твоя так же. Любовь – это, дорогой мой, не астралы там какие-то! Любовь столкнула вас, и дальше вела, и берегла, так что пусть Семён этот твой не трындит зря!..

Николаю мысль понравилась, он подумал, тряхнул головой:

– Ну, теперь уж не будет. Он своё отговорил.

Бородулин закряхтел мечтательно, заёрзал, взялся за бороду:

– Эх, если б найти эту мамашу Семёнову… Я думаю, она нам много бы чего интересного порассказала, а?

– Ну уж нет! – Николай даже испугался. – То есть, если вы сами, то ради Бога, а я – увольте, слуга покорный!

– Ладно, ладно, – Евгений Петрович засмеялся. – Это во мне азарт журналистский забродил… Технически-то идея вполне реализуемая, ничего сложного.

– Понимаю, – Гордеев глянул ввысь, сощурился. – Небо-то какое! Красота… Ладно, Евгений Петрович, пойду я. Всего вам хорошего.

– Увидимся, – Бородулин протянул ладонь.

Николай пошёл. Сначала как-то ни о чём он не думал, смотрел под ноги… а потом опять глянул вверх, увидел синеву небес, и его так и накрыла мысль: слушай, Коля, а ведь всё кончилось! Хорошо!..

И в самом деле, так легко стало на душе. Николай вздохнул счастливо, полной грудью и пошёл бодрым шагом.

Он пересёк знакомый Снежный бульвар, двинулся дворами, улыбался – просто так, от светлых чувств. Идя, он вспомнил, что это те самые дворы, по которым он нёсся хищной рысью несколько дней назад, ведомый таинственными знаками. И улыбнулся: теперь так это всё смешно кажется! Все эти символы, магические кланы, премудрость мира сего… Знаки! Вон оно, то крыльцо. К которому тётка подходит. Ну да…

Стоп!

Он и вправду встал.

Рослая крупная дама, величавой походкой поднимающаяся на крыльцо… не она ли, та гадалка из «Магикуса»?! Николай узнал её по эффектной платиновой шевелюре. Да ей-Богу, она… Или нет?

Покуда Николай стоял столбом, дама исчезла в тёмной подъездном зеве.

Бежать? Догнать!.. Николай чуть было не сорвался. Но удержал себя. Стоит ли? Ведь всё же кончилось… Кончилось? Ну конечно!

Вечером, во время ужина, он обстоятельно всё Марине рассказал. А потом спросил, что она думает по поводу всего этого.

– Я не знаю, что тебе сказать, милый, – она серьезно посмотрела на него, – это всё слишком грандиозно и страшно, чтобы… чтобы попытаться дать совет. Только ты сам можешь решить, как поступить. Я… ну, я боюсь за тебя, я простая, самая обыкновенная женщина. И я устала от всего этого, меня просто тошнит от этих Посвященных и магов. И потом столько смертей вокруг этого. Не знаю…

Николай ничего не ответил, лишь крепко прижал к себе подругу, вдыхая тонкий аромат ее духов. Да, он САМ должен принять окончательное решение. И он его примет!

Он хотел сделать это утром, подумав хорошенько. Но пришлось раньше. Ночью.

…опять то же дикое небо в облачных лохмотьях, тёмные камни, скалы, расщелины меж ними. Знакомый край, земля Дракона… Вот же мать его!

Николай так устал от этого всего, что ни ругаться, ни расстраиваться, ни переживать сил у него не было. Идти – были, но неохота. Он поискал глазами, куда бы присесть, но тут перед ним протянулась тропинка, побежала, обогнула скальный выступ, приглашая гостя идти. Он и пошёл – не спеша, ибо понимал, что спешить ему некуда.

Понимал он правильно, но удивиться всё-таки пришлось. Тропинка обогнула скалу, и там, за поворотом, куда-то пропал суровый ландшафт. Коля увидел весёлую лесную опушку, цветущее разнотравье, а дальше – сам лес, летний, дивный, с радостной зеленью берёз, черёмухи, и спокойной, солидной – сосен. И над всем этим никакое не драконье, а самое что ни на есть земное, голубое, ясное небо.

И человек, с грустной улыбкой стоявший на опушке, был вовсе не Дракон, и не могущественный и загадочный Учитель – хотя Николай сразу понял, что он видит сейчас обоих этих деятелей. Но они послушно свернулись, спрятались за спину этого пожилого человека. Михаила Евграфовича Гордеева.

Николай усмехнулся, подошёл.

– Здравствуй, дядя Миша.

– Здравствуй, Коля, – дядя улыбнулся чуть пошире.

Они заговорили очень дружелюбно, но рук друг другу не подали, да и стояли на расстоянии метров пяти друг от друга, будто меж ними была какая-то незримая стена.

Дядя огляделся.

– Ну, – начал он, – что же… Садись, Коля, поговорим.

Коля тоже огляделся, но куда сесть, не понял.

– Да прямо вот сюда, в траву. Смотри, как хорошо, тепло! Садись.

И они на том же расстоянии уселись на землю, которая и впрямь была так хорошо согрета летним солнышком.

– Слушай, дядя, – сказал сразу же Николай. – Это всё правда, что мне… э… ну, Семён… да, Семён. Словом, что он мне рассказывал?

– Да, – так же сразу ответил дядя. – Только он тоже главного не понял.

– Тоже? Как и я?

– Тебе, полагаю, сейчас это предстоит.

– Бог мой… – Николай поморщился. – Я-то думал… А тут ещё что-то предстоит!

– Это последний шаг, – успокоил его дядя. – Всё остальное ты уже прошёл.

– Да уж… Но дядя Миша, а что ж ты с начала не мог мне всё объяснить! Зачем комедию ломал? Учитель там какой-то.

– А это друг мой, не от меня зависело, а от тебя. Ты сам дорастал постепенно. Ведь нас, верно, люди представляют большей частью так нелепо, даже дико… Вот ты и понимал, как мог. И я тут ничего не мог поделать.

– Да уж, – повторил Николай и вздохнул. – Видно, и в самом деле до конца не понял… По поводу того, кто такие «мы» – подробнее, если можно.

– Пожалуйста, – охотно молвил дядя. – Мы – это обитатели биосферы. Дети её, если так можно сказать.