Львиное логово (СИ) - Чайка Дмитрий

Великий царь Синаххериб ударными темпами восстанавливал армию, скупая коней за безумные деньги, благо Мидия и Манна ему сейчас коней не поставляли. Ахемен выучил красивое слово «торговое эмбарго» и употреблял его к месту и не к месту. Уж очень оно ему понравилось. Ассирийские мастерские делали новые колесницы, а в армию набирали подрастающую молодежь. В Вавилоне все также сидел старший сын Синаххериба Ашшур-надин-шуми, которые в этой реальности не был убит в эламском плену, а вполне себе жил, постепенно находя общий язык с вавилонской знатью и жрецами. В общем, назревала очередная проблема, которую нужно было решать заранее, и, желательно, на чужой территории, и чужими руками.

В царском кабинете на производственном совещании присутствовали, кроме самого повелителя, Пророк, Умножающий казну Харраш и первосвященник Нибиру-Унташ. Стычка с Ассирией неумолимо приближалась, как грозовая туча, а войско только-только вернулось с короткой, но очень кровопролитной войны, где была разорена половина Манны, и было потеряно несколько тысяч воинов. Вот именно сейчас никто воевать не хотел. Кое-как выскочили из ловушки Синаххериба, который должен был добить Персидское царство после вторжения скифов. Нужно было залечить раны, восстановить поголовье коней, привести в порядок оружие и амуницию. Да просто стрел новых наделать, в конце концов. Колчан стрел строил сикль серебра, а это оплата труда ремесленника за десять дней. А что такое колчан стрел? Четверть часа боя, если не сильно спешить. Так что, война- это деньги. Считай, чистым серебром лучники стреляют. Нет, сейчас воевать никак нельзя.

— Надо им с другой стороны хвост подпалить, — задумчиво сказал царь, а присутствующие с благожелательным интересом прислушались к его словам. Повелитель менялся на глазах, превращаясь из прямолинейного рубаки в настоящего правителя, понимающего, что порядочные поступки не всегда целесообразны, и наоборот.

— Есть Табалу, Сирия, Финикия, Иудея и арабы, повелитель, — подсказал сиятельный Харраш.

Присутствующие задумались. Сирия была разорена в прошлой войне, Финикия тоже запугана и обложена данью. Табалу было вассальным царством между Киликией и Ассирией, и в целом, неудобств от своего статуса не испытывало. Арабы были себе на уме, и контактов с ними особых не было, нищие бедуины, что с них возьмешь.

— Иудея, — сказал царь, выразив общее мнение. — Что еще предложим, кроме очередной моей дочери?

— Царь Езекия — ревностный почитатель единого бога Яхве, повелитель, — вставил слово Первосвященник. — Можно это подать так, как будто у нас единый бог, а потому мы союзники. Хотя, честно говоря, бог скотоводов Яхве очень далек от светлого Ахурамазды. Очень жестокий и мстительный божок. Всех других местных богов просто локтями растолкал. Но сыграть на этом можно.

— Иудеи — прожженные хитрецы, — поморщился Харраш. — Когда пожимаешь такому руку, нужно потом пересчитывать пальцы. Я не думаю, что он от такой новости расплачется от радости и побежит резать ассирийские гарнизоны. Скорее наоборот, заподозрит, что мы хотим сунуть его под мечи Царского отряда. Те на него изрядно злы, они потеряли многих при последней осаде Иерусалима.

— Что же ему предложить? — задумался царь.

— Предложим ему оба иудейских царства. Если он соберет земли, которые раньше были едиными и установит там власть бога Яхве, то будет велик, как Шломо. Тот умер всего сто пятьдесят лет назад, и лучшего царя у иудеев не было. Большого ума был мужчина. Думаю, он согласится, — задумчиво сказал Нибиру-Унташ.

Макс с большим трудом догадался, что Шломо — это Соломон. Все-таки к нам это имя дошло через множество языков.

— А что, и правда Израиль таким великим царством был? А Шломо был так мудр? — заинтересовался Макс. Все-таки, царь Соломон был раскрученным персонажем.

— Да врут больше, — пожал плечами Нибиру-Унташ. — Я старые записи посмотрел перед нашей встречей. Их Иерусалим еще недавно дыра дырой был, туда люди после ассирийских походов на Северное Царство набежали. Дамаск, Тир или Геф куда больше были. А Шломо — это почти сказочный персонаж. Разговоров — на талант золота, а правды — и на сикль серебра нет. Иудеи- люди с большой фантазией. Но при Шломо там и впрямь довольно неплохо было, да потом сын, полный дурак, все отцовские труды похоронил. Честно говоря, если бы не нужно было к этой встрече подготовиться, я всего этого и не знал бы. Иудея — редкостное захолустье, кому ее история интересна?

— Ну и как мы его заставим на ассирийские гарнизоны напасть? — удивился царь.

— А мы слух пустим, что готовимся в поход на Шумерские земли выйти, вот Синаххериб и не посмеет войска увести, — заявил Пророк.

— А мы пойдем на Шумер? — заинтересовался Ахемен и сам себе ответил: — Не пойдем. И войска по домам будут сидеть. Так, движение на границе обозначим. Но слух пустим.

— Ты совершенно прав, брат. Харраш, у тебя есть ассирийские шпионы, за которыми ты приглядываешь? — спросил Макс.

— Да, Великий, — бывший ростовщик склонился в поклоне.

— Ты знаешь, кто из наших писцов на них работает?

— Знаю, Великий.

— Как? У меня под боком предатель? Тут? Во дворце? Почему не казнен? — возмутился царь.

— Харраш, объясни, — устало сказал Пророк.

— Повелитель, мы можем казнить изменника, но шпионы найдут нового. А этому мы можем подсовывать те сведения, которые должны попасть к ассирийцам, к важным вопросам мы его не допускаем.

— Ага, — задумался царь, — толково. Значит, вы даете всякую ерунду предателю, а тот ее передает ассирийцам? — и царь гулко захохотал.

— Да, повелитель, — с непроницаемым лицом ответил Умножающий доходы.

— Тогда ладно, пусть живет. Дозволяю. Покажете его мне?

— Не покажем, — опередил Пророк Харраша.

— Почему это? — обиделся царь.

— Ты человек прямой и честный, брат. Начнешь на него пристально смотреть, или еще как-то себя выдашь. Предатели, они как лань, трепетные. Почует и сбежит.

— Ну ладно, — насупился царь, — демоны с вами. Не хотите говорить, не надо. На казнь-то хоть позовете?

— На казнь позовем, — хором ответили Пророк и Харраш.

Коронные земли. Окрестности Аншана. Год 692 до Р.Х.

Набишту, староста сельского округа, подчиняющегося азату центральной провинции, с изумлением наблюдал, как новый плуг, который они получили, выворачивает толстенные пласты земли. Крестьяне его родной деревни испытывали схожие чувства. Еще недавно они ковыряли землю сохой и деревянной мотыгой, окованной бронзой. А тут одна упряжка быков работала так, как раньше работали две. А ведь это еще не все. С плугом в комплекте шла тяжелая борона, которая укрывала посеянные зерна и делала землю мягкой, как пух. Дивные дела творились на свете.

Унылая и беспросветная жизнь храмовых арендаторов изменилась очень резко и понеслась вскачь, как только местный князь совершил красивый полет со стены, окропив мозгами каменистую землю. Сначала куда-то исчезли ненасытные жрецы, столетиями тянувшие жилы из местных крестьян. По слухам, в соседней деревне, где земля принадлежала мелкому помещику, произошло то же самое. Власть просто куда-то пропала. Знающие люди говорили, что у знати отобрали землю, а их самих убили. А вот жрецы, как люди грамотные, стали писцами, учителями и дознавателями. Хотя большая часть сбежала в Сузы, опять же по слухам. И вот вместо этого сонмища кровопийц, самым лютым из которых был разорванный быками хранитель зерна Римуш, появился один-единственный перс, скромно одетый, но на дорогом коне. Он вызвал к себе старост и объяснил, как теперь будет строиться их жизнь. Крестьянин подчиняется старосте, староста — азату, а тот — лично персидскому князю. Все. Ставка налога осталась прежней — половина урожая, а для последователей Ахурамазды — четверть. Старосты, услышав про такие послабления, не на шутку воспылали. Мыслимо ли, четверть урожая в домах останется. Это же теперь крестьянин иногда есть досыта будет, да по весне малые дети перестанут от голода умирать. Дальше началось еще веселее. Тем округам, что новые каналы копали и залежные земли распахивали, еще меньше налоги делали. Крестьяне посмеивались. Вот глупцы! Они, крестьяне, себе больше земель взяли, а им еще и налог уменьшили. На новые земли посадили старших сыновей, которые тут же себе жен взяли. И только осенью, отчитываясь окружному писцу, в котором с изумлением узнал одного из храмовых жрецов, Набишту увидел, что зерна он сдал даже больше, чем обычно. Ну и кто тут глупец оказался?