Марк Лоуренс - Принц Терний

Час спустя на дороге появился первый разведчик. Остальные не заставили себя долго ждать, подъехали и присоединились к нему. Убедившись, что нас семерых, стоящих на ступеньках дома бургомистра, обнаружили, я произнес, указывая на всадников:

— Похоже, к нам гости.

— Вот дерьмо! — Брат Элбан сплюнул на ботинки. Он ничего особого собой не представлял — седовласый вояка в проржавевшей кольчуге, — поэтому я его и выбрал. Волосы и зубы у него почти отсутствовали, но зато оставалась крепкой хватка. — Это не разбойники, гляньте на лошадей, — прошамкал он.

— Знаешь, Элбан, возможно, ты прав, — ответил я и улыбнулся. — Я даже сказал бы, они, скорее, похожи на солдат.

— Господи помилуй, — послышался шепот Гомсти за спиной.

Разведчики развернулись и поскакали назад. Элбан схватил упряжь и направился было к рыночной площади, где наши лошадки мирно пощипывали травку.

— Ты так не поступишь, старик, — мягко произнес я.

Он развернулся, в глазах промелькнул страх.

— Ты же не прирежешь меня, Йорс?

Из-за нехватки зубов он никак не мог выговорить «Йорг». Полагаю, мое имя давалось ему с трудом.

— Я не стану тебя убивать, — сказал в ответ. Элбан мне почти что нравился, поэтому я не прикончил бы его без серьезной причины. — Куда ты надумал бежать, Элбан?

Он показал на горный хребет:

— Это единственный путь. Иначе собьешься с дороги или, еще хуже, вырулишь к топям.

— Тебе не стоит двигаться к горному хребту, Элбан, — произнес я. — Уж поверь.

И он поверил. Хотя, возможно, поверил, потому что все еще не доверял, если вам понятно, о чем я.

Мы стояли и ждали. Вначале на Дороге Топей появилась основная колонна, она шла маршем, затем, спустя несколько мгновений, из-за горного хребта показались еще солдаты. Порядка двух дюжин вояк с копьями и щитами, над ними развевались знамена графа Ренара. В основной колонне солдат не менее шестидесяти, за ними, не соблюдая строй с колодками на шеях, тащилось около сотни пленников, связанных между собой цепями. Полдюжины телег замыкало шествие. Крытые были нагружены запасами провианта, на остальных — тела штабелями, словно дрова для растопки.

— Дом Ренаров не бросает мертвых не сожженными. Пленники им ни к чему, — отметил я.

— Не понимаю, — заявил отец Гомст. Испуг сменился недоумением.

Я показал на деревья:

— Топливо. Мы находимся на самой границе топей. В торфянике на мили вокруг нет ни одного достойного дерева. Они хотят увидеть яркое пламя, поэтому возвращаются назад, чтобы устроить отличный праздничный костер.

У меня было объяснение действиям Ренара, но сам я, как и отец Гомст, не был уверен в том, что понял все правильно. Настоящая сила появляется благодаря желанию расправиться с кем-то. Она появилась в тот день, когда я решил отсрочить месть графу Ренару, — мне казалось, на тот момент от этой затеи не будет никакой пользы. И вот теперь, стоя среди руин Норвуда, я был переполнен жаждой, которую невозможно утолить праздничным пивом. Ожидание графа. Ожидать его появления, располагая горсткой рубак, в то время как рассудок и все чувства призывают спасаться бегством. Все, кроме одного, которое повелевает победить или погибнуть, но никогда не склониться.

Теперь я мог четко различить отдельные фигуры во главе колонны. Шесть всадников в кольчугах и рыцарь в тяжелых пластинчатых доспехах. Эмблема на его щите стала видна, когда он повернулся, отдавая команды. Черный ворон на красном поле, огненном поле. Граф Оссон Ренар не повел бы сотню солдат в протекторат Анкратов, это один из его сыновей. Марклос или Джарко.

— Братья не станут биться против войск, — проговорил Элбан, опустив руку на мой наплечник. — Мы сможем прорваться между деревьями, если доберемся до наших лошадей, Йорг.

Не менее двадцати людей Ренара стремительно приближались к роще, держа перед собой большие луки, — казалось, остановить их невозможно.

— Нет уж, — глубоко вздохнул я. — Лучше сдамся.

Протянул руку:

— Белый флаг, будьте так любезны.

Когда я приблизился к основной колонне, войска уже рассредоточились. Цвет моего «флага», скорее, можно было определить как серый. Более того, это был грязно-серый кусок материи, оторванный от подушечки для молитв отца Гомста.

— Потомственный дворянин! — закричал я. — Дворянин под флагом капитуляции!

Это их озадачило. Воины, развернувшиеся веером за оставленными нами лошадьми, позволили мне беспрепятственно пересечь рыночную площадь. У них был жалкий вид: отвалившиеся от кожаных доспехов металлические пластины, покрытые ржавчиной мечи. То были рекруты, слишком долго находившиеся в пути, непривычные к таким походам.

— Мальчонка первым рвется на костер, — пошутил один из них. Тощий прыщавый ублюдок. И загоготал.

— Дворянин! — громко произнес я. — Сдаюсь.

Даже не рассчитывал дотянуться до него мечом.

Зловоние колонны стало ощутимым, слышались рыдания. Пленные не проявили ко мне никакого интереса.

Два всадника Ренара преградили мне путь:

— Где ты украл доспехи, малец?

— Пошел ты куда подальше, — ответил я, затем спокойно продолжил: — Так кто же заправляет всем этим великолепным действом? Марклос?

Они обменялись взглядами. Возможно, бесприютные странствующие рыцари сами не отличали одного сына из Дома Ренаров от другого.

— Не советую убивать пленного благородного происхождения без приказа, — напутствовал я их. — Пусть лучше графчонок сам решает.

Оба всадника спешились. Высокие мужчины, судя по всему, ветераны. Забрали меч. Тот, что постарше, чернобородый с белым рубцом под глазами, нашел мой нож. На кончике его носа также виднелся шрам.

— А ты довольно уродлив, не находишь? — полюбопытствовал я.

Второй нож он отыскал в сапоге.

Никакого плана у меня не было. Головная боль не давала возможности его составить. Следовало проигнорировать внутренний голос, который так долго вел меня вперед. И проигнорировал бы, не будь я таким упрямым. Но вот я здесь, безоружный против превосходящего числом врага, глупый и одинокий.

Интересно, наблюдал ли брат Уильям за мной в тот момент. Очень надеялся, что мать этого точно не делала.

Интересно, суждено ли мне умереть? Сожгут меня или оставят изувеченный труп отцу Гомсту, чтобы он на телеге отвез его обратно в Высокий Замок?

— Человеку свойственно сомневаться, — произнес я, когда обладатель шрама закончил с обыском. — Даже Иисус сомневался, а мне до него далеко.

Тот посмотрел так, словно перед ним стоял умалишенный. Может быть, так оно и было, но в тот момент я обрел покой. Боль прошла, теперь я мог увидеть все происходящее четко и ясно.