Кэйтлин Свит - Узор из шрамов

Она скрывала это, как скрывала свою прежнюю жизнь, но сегодня подняла руки над головой, потянулась и ответила:

— На юг, где лето круглый год.

Я раскрыла рот, чтобы ответить, но слова вылетели из головы, как только я увидела внутреннюю сторону ее предплечий, на которых было два длинных морщинистых шрама.

— Что это?

Она опустила руки и сложила их на груди.

— Что именно?

Бардрем часто говорил: мы с Ченн совсем не умеем врать, и ему трудно выбрать, кто из нас врет хуже. Теперь она обернула рукава вокруг запястий и отвела глаза. Ее щеки побледнели, отчего глаза и волосы стали казаться еще темнее.

— Шрамы, — сказала я и встала, чтобы посмотреть ей в лицо. — Те линии. — От локтей до запястий шли светло-фиолетовые раны, которые зажили совсем недавно.

— Несчастный случай. Он был до того, как я сюда пришла, — быстро ответила Ченн.

Я фыркнула.

— Несчастный случай? Их два, и они одинаковые. Ты что, дважды уронила нож, или…

— Нола. — Неподалеку от Ченн на мостках стояла Игранзи. Я не слышала, как она подошла, хотя в руке у нее была трость, которая тихо постукивала по доскам. Она так согнулась, что теперь ей приходилось поднимать голову, чтобы нас видеть.

— Нола, — повторила она своим обычным твердым голосом. — Не дави на нее.

— Буду! — закричала я. — Буду давить, потому что ее ранили, и это не единственный секрет: раньше она жила в замке! Это… — Мое дыхание перехватило. Я подумала, что говорю слишком много и нарушаю слово, но на лице Игранзи не возникло удивления.

— Ты знаешь о замке, — медленно сказала я. — И о шрамах тоже?

Игранзи кивнула.

— Мы с Ченн говорили об этом. Я не хотела, чтобы ты знала слишком много, и не хочу сейчас, поскольку, Нола, дитя, в мире есть мерзкие вещи, о которых тебе не нужно знать. Не сейчас.

— Мерзкие вещи? — закричала я. Мой голос сломался почти так же, как у Бардрема. — Думаешь, я не видела мерзких вещей? Я видела, как мужчины убивали друг друга, я видела девушек с язвами, умирающих, истекающих кровью — и это еще не самые худшие видения! — Крик болью отдавался в ушах и горле, и я чуть понизила голос, хотя во мне пылал гнев. — Не пытайся оградить меня от этого: я должна знать. Я должна, потому что ты моя подруга, — обратилась я к Ченн, которая выглядела такой печальной, что у меня вновь перехватило дыхание. В этот миг тишины передо мной возникло ясное, отчетливое видение: Ченн сидит в комнате Игранзи с яркими покрывалами и ракушками и пьет из чашки с крабом. Они обе говорят, но Ченн — больше. Она проводит пальцами по старым шрамам. Рассказывает.

— Как вы могли… — прошептала я Ченн и Игранзи, стоявшим передо мной. Я прошла мимо одной, мимо другой, и побежала по мосткам в тень. Я не хотела знать, от чего убегаю, и припустилась еще быстрее.

Тем вечером Ченн пришла к моей двери. Она постучала, как обычно — четыре коротких стука, звучавших как шорох животного. Я не ответила. Я лежала на кровати, утопая в теплом одиночестве.

— Нола, — позвала она. — Нола, я иду в гостиную, но утром вернусь. Я хочу поговорить с тобой, пожалуйста.

Я не ответила.

Она ушла. Я слышала в коридоре ее тихие, быстрые шаги и подумала: «Уходит куда-то еще, как всегда». Я смотрела в темноту, в густые тени потолочных балок. Я почти надеялась, что она не вернется, и я смогу держаться за свой гнев, за боль и все то, что душило меня и одновременно защищало. Почти надеялась, ибо, когда тишина затянулась, а небеса за открытым окном начали светлеть, одиночество во мне превратилось в холод.

Если бы я ее впустила. Если бы пошла искать. Если бы, если бы… но нет. Я ее не нашла. Нашел он.

Не успела я уснуть, как меня разбудили крики. Я настолько к ним привыкла, что поначалу только глубже зарылась в постель, натянув одеяло на уши. Однако это не сработало: теперь кричали несколько девушек, на разные голоса. Я чувствовала, как дрожит пол. «Все бегут — наверное, случилось что-то ужасное», подумала я, но не двигалась, пока из коридора не донесся убитый голос Бардрема, звавшего меня по имени.

— Что случилось? — Глядя на него, я чувствовала холод; воздух был как ветер, последний ветер зимы, заползавший мне под кожу.

— Ченн, — сказал он, и я, не чувствуя ног, оттолкнула его и помчалась к двери, у которой все собирались.

— Здесь ее нет, — сказала Хозяйка, когда девушки расступились передо мной. — Мы найдем ее, и Игранзи о ней позаботится.

Эти слова вселили в меня надежду, но лишь на краткий миг, пока я не вошла в комнату.

Прежде я видела кровь. До сих пор мне казалось, что я видела много крови. Но здесь… здесь были темные лужи, брызги на стенах и даже на потолке; все поверхности были во влажных пятнах. «Слишком много для одного человека — может, это животные?», подумала я, чувствуя головокружение. Но когда посмотрела на смятую, испачканную кровать Ченн, поняла, что это не так.

Я ушла, но другие стояли, разинув рты. Услышав, что меня зовет Бардрем и Игранзи, я побежала вновь. За эту зиму Бардрем вытянулся, но даже его длинные ноги не могли сравняться с моими. Огибая углы, я слетела по расшатанным деревянным лестницах на кухню и выбежала на золотистый дневной свет.

Именно это золото меня остановило. Оттенок из моего видения, где Ченн сидела на троне — и Ченн действительно сидела, прислонившись к дереву.

— Ченн? — прошептала я и не удивилась, когда Ченн на меня не взглянула. Я подошла ближе. Доски под моими босыми ногами были холодными и гладкими. Я смотрела сквозь яркий свет и видела чистые изящные линии: покатые плечи, скрещенные ноги, длинные темные волосы. Ее голова слегка наклонялась вперед. Спит, подумала я, заставив себя забыть о той комнате в дневном свете. Я слышала, как меня звала Игранзи, но не остановилась. Была только Ченн.

Я опустилась рядом с ней.

— Ченн, — сказала я, — Ченн, Ченн, — и коснулась ее плеча. Ее ночная рубашка была белой и мягкой. Влажная кожа светилась — от росы, подумала я. Я мягко толкнула ее, и голова Ченн перекатилась.

Сперва я видела только ее глаза. Они были светло-зелеными, с черными зрачками. Зелеными без золота. Нормальные глаза, и это было так странно, что я отвернулась и посмотрела вниз.

Рана была такой же, как в моем видении — лепестки цветка, вывернутые наружу. Но это не было видением, картиной, которая пропадала спустя несколько секунд. Я смотрела на бледную, блестящую дыру в горле Ченн. Внезапно до меня донеслись звуки, похожие на хлопанье крыльев сотен птиц, решивших взлететь одновременно. Когда это прошло, я услышала пульс собственной крови — живой, живой.