Ярослава Кузнецова - День цветения

Вспыхнуло пламя вокруг Древа и Альберена — чистое, голубоватое, от арваранского пойла пламя. В церквах, что победнее, земляное масло жгут, но от него копоть, от земляного-то масла. Заструился воздух, на мгновение спрятав от нас прикованного Пророка и "стражников" его. И только золотая крона, жутковато отсвечивая голубым, тучей нависла над пламенной стеной. "Вспылало Древо прежарко" — завел хор сложным манером, когда одна партия голосов малость отстает от другой, и догоняет, и никак догнать не может. Словно языки огня друг на друга набегают. Здорово, это верно, но вот ни слова не разберешь, впрочем, чего там разбирать, и так все знают о чем речь идет. "Стражники" тем временем исчезли за алтарем. Отец кальсаберит читал далее:

— "Ученик же хотел войти в огонь, чтобы рядом с Учителем быть, но не пустила его стража. И плакал Царь, ровно малое дитя, и плакали из свиты многие, а жрецы и воины храма говорили так: "Вот он горит, не спас его Бог его, и слабый это Бог". Андакадар же из пламени огненного воспел хвалу Господу Единому…"

"Из пламени взываю к Тебе". Красиво, конечно, поют кальсабериты, да только ежели песнь эта, да детским голоском, вон как у Летери — уж на что я медведь толстокожий, а слез сдержать не могу.

— "И когда унялось пламя, не было Альберена у Древа. Ибо послал Господь Всеблагой ангелов Своих, и взяли они Андакадара, Пророка Божия, к Престолу Его…"

Разошлась золотая парча, скрывавшая алтарную апсиду. И оттуда, с "небес", по украшенной цветами лесенке, уже спускались два ангела, в белых-белых одеяниях, аж глазам больно. Звон упавших цепей вплелся в многоголосье. "Ангелы" бережно подхватили деревянного Пророка и вознесли среди гирлянд и сияния. Альберен воздевал руки в благословении. Тяжело всколыхнувшись, сошлись литые складки.

— "Наутро же пришли и узрели: Древо сожженное цветами покрылось, и благоухали цветы те слаще всего, что есть на свете Божьем…"

Огонек побежал по просмоленной веревочке, проложенной от свечки к свечке, и они загорались одна за другой быстро-быстро. И вот уже Древо — Цветет. Изнутри озаряется чеканная листва. Матово-розовым светятся пирамидальные свечи, выпархивают рои веселых бликов. Будто солнечные зайчики по воде, множатся, разбегаются, забираются под ресницы, заставляя смаргивать нежданную влагу.

"Восславим ныне День Цветения, среди мрака и снегов, да не устанут сердца наши, да не остынет кровь".

Господин Аманден, госпожа Агавра, господин Гравен и гвардейцы — господин Ульганар да Эрвел наш протянули ко Древу свои свечки, "Удели нам Света", запел хор, и крохотные огонечки затеплились на свечах прихожан — от одного к другому, от другого — к третьему…

— Имори.

Альсарена повернулась ко мне, протягивая свечу.

— Золотко…

— Что ты, Имори? — огонек разросся, я отнял свою свечку.

Господи, Боже Милосердный, явил ведь Ты чудо язычникам лебестонским, яви и нам, Боже, чудо — пусть не узнает хозяин про Мотылька и Альсарену, пусть не узнает…

Ничего не могу с собой поделать. Вот сижу за столом, на пиру, рядом с очаровательной девушкой, а в голове крутится одно — справится Колючка или нет. Не уйди в отставку Аверран, рука моя правая — был бы я спокоен, как у Господа в Садах. Но Рохар Колючка — это вам не Аверран, всего второй год пошел лейтенантству его. А случись что в мое отсутствие… Ладно, брось ты. Что может случиться? Драка? Колючка справится. Беспорядки в городе к нам отношения не имеют, а безопасность королевы и принца — обязанность Весельчака Ирвена и его парней. Тем более, что, будучи приглашены на праздники к Первосвященнику, они вообще под защитой Ордена святого Кальсабера. Гвардия просто поддерживает порядок во дворце. В конце концов, если ты так уж неуверен, оставив вместо себя Колючку, зачем вручал ему лейтенантский патент?

Тут, между прочим, рядышком может произойти кое-что посущественней, чем драка пьяных гвардейцев в пустом дворце. И не вмешаешься, вот что самое ужасное. Мы с Адваном оказались слишком далеко друг от друга, и я только посочувствовать ему могу. Даже не попробовать отвести разговор в сторону, пусть хоть так же бездарно, как по дороге в гостеприимный Треверргар. На самом деле, я просто боялся, что Адван спросит: "А куда же старые хозяева делись?" Вне зависимости от того, что ответит Эрвел, который был слишком мал, чтобы помнить всю эту историю.

А господин Невел Треверр, по-моему, крепко перебрал, и в качестве объекта излияний выбрал бедного моего учителя. Он вообще-то тяжеловат в общении, господин Невел Треверр. Особенно после пары-тройки бутылок.

Адван и так неуверенно себя чувствовал в чужом, незнакомом доме, единственный за этим столом гирот. Он сидит, напряженный, натянутый, как тетива. Руки намертво стиснуты в колени. Кажется, он вообще зажмурился…

— …существо женского пола, то есть, самка, — рядом произошло какое-то шевеление, соседка моя неожиданно вскочила, а я осознал, что вокруг происходит весьма оживленный разговор, — и поэтому следует употреблять местоимение "она". Во-вторых, со всей ответственностью могу утверждать, что драконом она не является. Это — уникальное существо, но, к сожалению, классифицировать его я не в состоянии.

Альсарена раскраснелась, глаза возбужденно блестят. Залюбуешься. Интересно, говорит ли она обо мне с таким же воодушевлением, как об этом "уникальном существе"?

— Внешне она напоминает помесь рептилии и большой кошки, высотой в холке приблизительно четыре фута, в длину где-то восемь с половиной, а с хвостом — все шестнадцать. По следу я попробовала вычислить вес — около пятисот фунтов, если Маукабра подчиняется известной всем охотникам системе подсчета.

— Как-как? — повернулся к ней господин Аманден, — Маукабра?

— Да, я имела смелость назвать ее так, — Альсарена смущенно улыбнулась, — Вы знаете, господа, на мертвом лиранате это значит "кошка-змея". Маукабра имеет гладкую шкуру коричневато-черного цвета с разводами, напоминающими муаровый атлас. Довольно длинную шею, плоскую клиновидную голову с маленькими ушами. Хвост у нее тонкий и очень длинный, как плеть. Строение лап практически идентично хищникам семейства кошачьих, когти втягиваются. Между прочим, никакого вреда людям она не наносит, сторонится поселений, а питается, по-моему, растительностью. По крайней мере, растительности она употребляет довольно много. Мы летом могли наблюдать сахарные клены, которые она превратила в мочалку.

— Мы — это кто? — заинтересовалась Иверена, оторвавшись от воркотни с кузеном Майбертом.

— А… — невеста моя почему-то слегка замялась, — Мы — это я и мои собаки, Редда и Ун. Прошу учесть, что животные Маукабру боятся. Подозреваю у нее некоторые эмпатические способности.