Дмитрий Скирюк - Руны судьбы

— Ори потише. — Санчес мрачно покосился на дверь, потряс бутылку и заглянул внутрь. — A, caspita! — выругался он. — Ещё и вино закончилось!..

— Да, дела, — вздохнул Родригес, пожевал обвисший ус и полез в кошелёк. — Ты прав, Санчо: на трезвую каску тут не разберёшься. Эй, Мигель! На, пойди к хозяину, закажи ещё вина. Э, да что это с тобой, hombre? Ты зелёный весь! Эй!..

Михелькин закатил глаза, обмяк, и, прежде чем кто-либо успел его подхватить, свалился со скамейки и с грохотом растянулся на полу.

Воцарилась тишина.

— Не боец, — с глубоким вздохом поставил диагноз Родригес.

Ланс Липкий посмотрел на свет щербатую пивную кружку, последний раз протёр её и со вздохом поставил на полку. Всё равно протереть их дочиста у него никогда не получалось. Наверное, мутным было само стекло. Он перебросил полотенце через плечо и огляделся.

Народу сегодня было мало, но не так, чтоб очень. В основном в пивном зале сидели завсегдатаи, но была и пара-тройка заезжих купцов, занявших отдельные помещения во флигеле и отгороженную нишу в северном приделе, и стражники, зашедшие погреться, и разные прочие люди, так что выручка обещала быть неплохая. За окном метался дождь, что тоже было для кабатчика весьма приятно — меньше будет охотников уйти пораньше. Пиво быстро убывало. «Надо на завтра пару дополнительных бочонков заказать», — мелькнула в голове у Лансама дельная мысль. Не откладывая дела в долгий ящик, он вынул из-за стойки амбарную книгу, помусолил карандаш и аккуратно приписал напротив количества бочек: «добавить ещё две». Подумал и добавил: «1 — светлого и 1 — тёмного». Захлопнул книгу. Повертел в пальцах огрызок карандаша. Нахмурился. Накатили воспоминания.

Сразу после разговора с сумасшедшим толстяком, монах вызвал Лансама к себе и задал несколько вопросов, как то: где, когда и как он познакомился с ведьмаком по кличке «Лис» или «Жуга», где оный ведьмак обретается, и когда и зачем заявляется в город, что за драка здесь произошла два месяца назад и почему, что травник творил при нём богопротивного, и кому принадлежит фармацевтическая лавка за углом. Ланс пробовал было состроить дурака, на что монах милейшим образом посоветовал ему не запираться, ибо ему, монаху fratres ordinis Praedicatorum, милостью божьей исполняющему обязанности инквизитора, известны способы добиться истины, а несчастный Смитте, хоть и пребывает в помрачении ума, события излагает довольно связно, с указанием времени и места. Итак?..

Георг сглотнул, вспомнил о сидящих внизу солдатах, готовых явиться сюда по первому зову монаха, и стал говорить. Рассказал он, конечно, мало — что он мог такого рассказать? Но что знал, рассказал. Монах выглядел довольным, посоветовал хранить молчание и впредь поосторожней относиться к подобным знакомствам, а через день, к невероятному облегчению Ланса, оставил заведение под жестяной Луной.

..Дверь натужно скрипнула пружиной и гулко хлопнула, впуская ветреный порыв дождя и низкорослого хромого человека с посохом, наглухо закутанного в мокрый клетчатый плащ. Из-под низко надвинутого капюшона даже глаз не было видно. Посетители, как это обычно бывает, скользнули взглядами в сторону вошедшего и вернулись к своим деловым и досужим разговорам, но потом один за одним вдруг почему-то опять на него уставились. Что-то в нём неуловимо привлекало внимание, вызывало если не страх, то недоумение и какую-то безотчётную тревогу. В корчме медленно, но верно воцарялась тишина, и, наконец, воцарилась совсем.

Не снимая плаща и даже не открывая своего лица, вошедший проследовал к стойке, взгромоздился на высокий табурет, и оперся на неё локтями. Молчал. Даже не поздоровался. Лансу был виден только круглый подбородок и бескровные пухлые губы.

Кабатчик нахмурился, но заставил себя улыбнуться. Улыбка не получилась.

— Что будешь заказывать? — спросил он. Человек провёл языком по губам.

— Пива, — глухо сказал он.

— Пива? Больше ничего?

— Ничего. Только пива.

— Хорошо, пива, так пива. — Ланс намётанным взглядом окинул старый и видавший виды плащ, истрёпанные в бахрому манжеты рукавов, и растоптанные, ужасно грязные и явно чужие башмаки. Человек был весь в пыли и паутине. Его шатало. К тому же и пахло от него премерзко — сыростью, тленом, кошачьей мочой, как будто он неделю ночевал по подвалам или чердакам.

— Чем будешь расплачиваться, приятель?

— А ты налей мне в долг. Я всегда плачу долги.

— Охотно верю, друг мой, — Лансам снова попытался улыбнуться. — Охотно верю. Только что-то я тебя никак не припомню. Может, у тебя есть что оставить в залог?

Не говоря ни слова, человек переложил посох из руки в руку, полез за пазуху (скривился при этом, как от боли), вынул какой-то предмет и бросил на стойку. Это «что-то» стукнуло, блеснуло, покатилось неровно как игральная кость со свинцом и остановилось в дюйме от кабатчиковых рук.

Сердце у Ланса ухнуло, рухнуло, помедлило и понеслось галопом.

Перед ним лежал до ужаса знакомый талер, сплющенный в серебряную пулю.

— Этого хватит? — прозвучал вопрос.

— А ва... я... ва... ше... я... — пролепетал кабатчик, бестолково двигая руками. Икнул и наконец выдал что-то осмысленное.

— А?.. — сказал он.

Человек тем временем поднял руку и медленным движением отбросил капюшон за спину. Поднял взгляд, увидел, как у Ланса каменеют зрачки, и усмехнулся.

— Привет от Лиса, — сказал он. Ланс икнул и сломал карандаш.

— Поздно, — сказал человек.

А затем сунул два пальца в зубы и пронзительно свистнул: «Гей-гоп!»

Двери, окна, даже, кажется, каминная труба — всё разом распахнулось, явив легион пищащих крыс, зверей и непонятных мелких бесов. Они метались, прыгали, орали и гремели ожерельями костей, привязанными к поясам, бросались мокрым снегом, собственным дерьмом, углями из камина. Всё это смерчем пронеслось по маленькой корчме, закручивая столы и посетителей. Они пообрывали все занавески, швыряли по полу солому, били стёкла и посуду, мочились в камин, пооткрывали все пивные краны, даже приволокли откуда-то подушку или две и порвали их пополам. На кухне визжали поварихи и посудомойки. Кабак наполнился криками, беготнёй и кружащимися перьями, ополоумевшие от страха люди не знали, куда деваться, кидались в окна, и наконец, сталкиваясь в дверях, бросились наружу и сгинули в темноте ночных проулков, преследуемые по пятам бесовским воинством. В корчме остался только Ланс. Закутанный в плащ человек исчез без всякого следа, и если б не чудовищный разгром, царящий в помещении пивного зала, Ланс мог бы подумать, что всё это ему привиделось. Он посмотрел на обломки карандаша в ладони, осел на табурет и спрятал лицо в руках.