Наталия Курсанина - Игра не на жизнь. Проходная пешка

Сзади раздались шаги, кто-то карабкался по лестнице вверх. Я отошла от входа — мало ли кому понадобилось подняться на башню, может, охране, а может, кому-то из жителей. Но в дверях появилось сначала длинное страусиное перо, за ним зеленый потертый берет. Берет с пером постоял, согнувшись и отхекиваясь от долгого подъема, и наконец разогнулся. Парень как парень. Не красавец, но и не что-то страшное — так, обычный человек лет двадцати пяти. На плечах кожаная жилетка, под которой бархатная рубаха. Кожа на бархат — моветон, но, по-видимому, ему так нравилось, а кто я такая, чтобы это менять? Когда он сделал пару шагов к зубцам, я увидела, что же ему так мешало взбираться по ступенькам. За спиной висела огромная, раза в полтора больше привычной, гитара с десятью струнами. Гитарный монстр.

В свое время, по молодости, мама загнала меня в музыкальную школу как раз на класс гитары-семиструнки. Год я честно пыталась учиться, а преподаватель честно меня мучил. В конце года он показал мне барэ. Все! На этом мое обучение закончилось. Барэ я брать не могу по причине нестандартного строения пальцев — средняя фаланга у меня западает внутрь, и чтобы ее вернуть на место, приходится расслаблять пальцы или встряхивать рукой. Во время игры такое недопустимо — надо укладываться в ритм. Так что мы с учителем, облегченно вздохнув, прекратили музыкальные пытки друг друга и, «обнадежив» маму тем, что музыка — это не моя прерогатива, разошлись своими путями. Это была моя первая и последняя попытка приобщиться к миру музыки. Лучшая музыка — это тишина! Факт!

Музыкант, обозрев окрестности, наконец увидел и меня. Он сорвал берет, поклонился и что-то сказал. Я улыбнулась и покачала головой — не понимаю. Парень спросил еще на одном языке, в котором было больше гласных, чем согласных. Результат был тот же. Мы оба пожали плечами и перестали обращать друг на друга внимание.

Первый аккорд был легким, как перьевое облачко. Он завис над башней, купаясь в лучах солнца, и неожиданно сменился целым перебором, закончившимся ударом по всем струнам. Я оглянулась. Музыкант сидел между башенными зубцами, удерживая гитару на колене, и играл. Очень неплохо играл. Я не мешала. Слушала. И растворялась в музыке и в ветре. Я плыла над лесом, купалась в водопаде, сожалела об ушедшем мире и радовалась новому. Я плакала о погибших и снова спасала выживших. Мое сердце билось в такт аккордам, и в ту секунду, когда музыкант, ударив напоследок по струнам, прижал их рукой, я почувствовала себя по-настоящему одинокой и брошенной. Никому в этом мире не нужной и чужой женщиной, не знающей, куда и зачем ей идти. Зачем вообще жить? И надо ли?

«Севгилим, севгилим…»

Музыкант, воспользовавшись моей задумчивостью, подошел ближе и, став на одно колено, выдал небольшую руладу.

— Бен ек сени севгилим! — автоматически, не успев задуматься, выдала я. Сколько раз я, живя в Турции, сбивала с местных этой фразой любовную спесь: «Я не твоя любовь!»

Кажется, мы удивились оба.

— Бен анладым?

«Ты понимаешь?»

— Понимаю, — ответила я по-турецки и поняла, что ничего не понимаю. Как в этом мире могут знать турецкий? Хотя русский-то знают. Может, еще какие-то языки будут родственными? Английский, например, или французский? Но ни английского, ни французского я не знала.

— Вы гостья барона?

Так, значит, здесь у нас — барон.

— Да. С позавчерашнего вечера. А вы?

— Я Тилиус, придворный музыкант. Но по некоторым причинам вот уже месяц торчу в этой дыре. Госпожа…

— Леттлерг.

— Госпожа Леттлерг, в последнее время так мало гостей, что не с кем перекинуться словечком. Я уже устал от этих жирных куриц, которые не видят дальше собственного носа и не умеют слушать настоящую музыку.

— И вы посчитали, что я умею?

— Ах, госпожа Леттлерг, как вы слушали! Вы стояли как завороженная! Я понял, для чего я взбирался сегодня по этой чертовой лестнице на эту башню — чтобы увидеть вас!

Ну ни хрена ж себе?! Вот это он загнул!

— Вы приехали с Ашуном?

— С кем? — удивилась я. — Нет, я прибыла с Рандиром и Тауэром.

— Это одно и то же. Вы не знаете?

Я ничего не знаю, но, кажется, пришла пора узнавать. Я умостилась между зубцами на прогретый солнцем камень. Музыкант сел у моих ног по-турецки, уложив свой крупногабаритный инструмент рядом.

— Я с ними только накануне приезда в крепость познакомилась. А почему вы назвали его Ашуном?

— Ашун, он Ашун и есть. Собака королевская.

— Не очень-то лестно вы отзываетесь о гостях барона, — я улыбнулась и склонила голову, как бы показывая, что я готова слушать.

— Вы не знаете об Ашуне?! — делано удивился Тилиус. — Я вам расскажу! Он называет себя Рандиром — Западным Ветром, но он Ашун — собака. Личная собака короля, которую он натравливает на тех, кто ему не нравится. Для ашуна нет разницы, кто перед ним — человек, эльф, ребенок — он убивает всех. На нем крови больше, чем на всех скайль-т-тэйлях вместе взятых! Говорят, что он даже собственную сестру убил! Представляете?

— Нет, не представляю, — заверила я музыканта. — Если он такой кровавый, то почему его барон принял?

— Барон! Барону нужна информация!

— Что-то я не заметила…

— Ах, вы не знаете, как это — быть бароном приграничной крепости! Тут скайль-т-тэйли и ур-хаи под каждым деревом! А торговый караван будет только через три недели! А если его не будет? Если скайль-т-тэйли выступят объединенными силами с ур-хаями, то победит тот, кто об этом раньше узнает.

— Но ты же сказал, что он убийца?

— Убийца — это да, но он еще единственный, кто ходит по этой территории, как у себя дома, вместе с этим сумасшедшим эльфом. Они ненормальные! Оба! Другие в эти чащи не полезут — дураков нет!

~~~

По крепости ходить с музыкантом было во сто крат интереснее, чем самой. Из Тилиуса получился неплохой гид. Ему со мной тоже было весело. Я поддакивала в нужных местах, прикалывалась, но в основном слушала. К полезной информации примешивались, правда, рассуждения о достоинствах местных красоток, даты фестивалей, расписывание заслуг самого Тилиуса, но в целом получалась достаточно ясная картина этого кусочка мира. Люди жили в десятке независимых герцогств, двух крупных королевствах, одним из которых правила женщина, и еще куче баронств или мелких владений, раскиданных по ближним и дальним землям. Эльфы тоже жили кланами по всему континенту. Где-то это были целые государства, где-то очень разрозненные общины, живущие сами по себе — такой «период раздробленности». Ур-хаи получались чем-то вроде кочевников, только лесных, а не степных. Их миграции не имели четких границ и времени перемещения. Как хотели, так и ходили. Иногда в какой-то местности становилось слишком густо от народа, а иные массивы были пусты. «Кто знает дороги ур-хаев — тот знает дороги войны». И чего им на одном месте не сидится?!