Виктор Кувшинов - Лэя

— Но ведь наш первый шар не поднялся и на пять миль! Как мы сможем подняться на такую высоту? — нашла еще одно препятствие для полета Лэя, боясь начать радоваться легкому возвращению.

— Это все относительное дело. Если ты здесь «выдумаешь» шар, который легче воздуха, то тогда и здесь он поднимется на три-четыре мили от стартовой высоты.

Однако ты права — стратосферные шары, гораздо больше по величине обычных, но ведь мы, с точки зрения воздухоплавания, находимся ниже уровня моря. Так что, на всякий случай, «придумай» шар раза в два больше и корзину пошире — хотя бы локтя три в ширину. Ведь нам придется лететь пять-семь дней. И еще одно, нам надо набивать бурдюки снегом и топить в них воду. Если наполним два бурдюка, то еды и питья нам хватит на неделю, а Зарову телу, перед возвращением хозяину, вообще очень полезно устроить чистку недельной голодовкой… Как ты думаешь, «придуманный» шар не развалится за этот срок на периферии впадины? — Женька попытался сразу увести разговор с опасной темы, увидев искру боли в Лэиных глазах при упоминании о скором расставании.

— Не думаю. Только если в самый последний день. До пояса дождей выдумки сохраняются больше двух суток, а здесь месяцами, — Лэя и сама боялась темы возвращения, как огня.

— Тогда за дело! — провозгласил деланно веселым голосом Женька.

Спустя пару часов он подтравливал газ из шара, впервые за двадцать дней щурясь на солнце, и пытаясь зависнуть над плотным слоем облаков…

Чашка была на своем месте, и даже застаревшие следы от кофе никуда не исчезли.

— Не мавзолей еще, но мемориальная чашка в память о бывшем сотруднике — это приятно, — заметил Женя.

Они сидели с Витьком в кофейной комнате, и он впитывал всеми фибрами ностальгическую атмосферу лаборатории, в которой провел добрый десяток лет. Все та же фильтровальная бумага вместо скатерти и отсутствие печенья или конфет.

Зная эту традицию, Женька прихватил по пути сюда коробку какой-то сладости в магазине. Пришлось, правда, опять наврать, что он два месяца по страшно важным и еще более страшно секретным делам, болтался в командировке в местах столь отдаленных, что никто из присутствующих там не бывал (что частично соответствовала действительности). Прослушав сводку последних околонаучных сплетен в исполнении Витюхи, Женька сказал:

— А ты, гляжу, растешь над собой. Теперь моя помощь в лабе не особо и нужна. Как девчонки, не забодали тебя своими достижениями?

— Не-е, у меня свой подход. К ним ведь нужно относиться, как природному явлению.

— Стихийному бедствию, имеешь в виду? — ехидно ухмыльнулся Женька.

— Ну иногда и так, а иногда и наоборот, могут очень даже наваять чего-нибудь приличного. Особенно Иринка. Она, вообще, очень самостоятельная, — признался Витек — Конкуренты растут?! — деланно озабоченно спросил Женька. — Она при мне уже неплохо справлялась.

— Да ладно, конкуренты! Счастье, что в лабе хоть кто-то еще более-менее соображает, что к чему и почему!

— Ну, а как Любочка?

— А что Любочка? Все так же — жизнь бьет ключом и все по голове, причем в основном, по моей!

— Ну ничего, куда без этого в нашей работе?

Они уже битый час сидели и сплетничали с Витьком за чашкой кофе. Девчонки, как всегда, налетев шумным шквалом, почирикали и разлетелись по рабочим местам, стесняясь проявлять явные признаки безделья при бывшем и настоящем начальствах.

Женька заметил, что Виктор, наверно, лучший руководитель, чем Женька. Было видно, что он терпимее и снисходительнее к девичьим ляпам, а это снижало стресс, и лаборатория становилась для них более привлекательным местом в жизни, а соответственно, в коллективе была заметна лучшая и слаженная работа. К тому же Иринка, действительно, крепко поджимала Витьке хвост своей усидчивостью и работоспособностью.

Женька второй день сидел в реале Земли и привыкал к своему старому имиджу.

Сначала было все по-хорошему непривычно и интересно. Буль сдал объект по всем правилам. Даже справку о здоровье и всяких анализах умудрился оставить на тумбочке у телефона. На самом деле, он умерил свой аппетит и скинул пару килограмм из тех четырех, что умудрился нагулять за первый месяц. Было забавно слышать комментарии о своем теле, как о взятой напрокат машине: там прыщ вскочил, там ссадину посадил, переломов, ожогов, и инфекций нет, прическу такую-то сделал…

Первый день он ходил, ностальгически вспоминая места, запахи и звуки. Сходил в магазин, принял ванну, смотрел телевизор, узнавая новости последних двух месяцев.

На второй день он решил сходить на работу, где все еще числился консультантом, и продолжил свое ностальгическое рефлексирование в лаборатории.

Выбил его из колеи звонок на мобильник. Это была какая-то Люся — подруга Буля.

То есть, теперь это была и подруга Жени, по-совместительству, так сказать.

Женька еще вспомнил, как смеялся, слушая сбивчивые и путанные объяснения Буля, что де мол, не смог бы он пообщаться по телефону с некоей Люсей от своего имени и не обижать девушку. Женька еще припомнил Булю, каким винтом тот понесся в реал соблазнять всех женщин сразу. Да, Буля подвело его ангельское отношение к жизни.

Он решил дарить любовь направо и налево и не заметил, как сам попался на этот хитрый крючок, теперь не зная, как с него соскочить. Да и не хотел соскакивать, наверное. Во всяком случае, не Женьке его было судить — чья бы корова мычала!..

Звонила эта самая несчастная или, наоборот, счастливая Люся. Пришлось врать соответственно инструкции, оставленной Булем. Кто бы мог подумать — ангел учил его врать! Хотя, чего там: они всегда врали. Взять любое святое писание — это ж какой-то адаптированный перевод для умственно неполноценных. А соврать во благо одной страждущей души, сам бог велел. Ну пусть не бог, но ангел, уж точно. Вот Женька и врал, отговариваясь, какая она хорошенькая и как он ее любит, но он сейчас в отъезде за тридевять земель и в тридесятом государстве и встретиться не сможет. Что, в общем-то, и не было таким уж наглым враньем, учитывая отдаленность Буля. Так что опять получился адаптированный перевод с ангельского.

И все-таки, этот разговор вывел его из себя. В голове пошли кругом вопросы, на которые не было ответа: "Кто он такой и его ли теперь это тело? Что он вообще здесь делает и что ему нужно от жизни? А может, он просто сошел с ума и сейчас настал миг просветления?" Нет, не сошел — на телефоне висел номер неизвестной ему Люси. "А позвоню-ка я Федьке, хоть поболтаем!" — пришла спасительная мысль.

Но тут его ждал прокол — Федя был недоступен на всех телефонах и частотах.