Сергей Михайлов - Трещина

– Это только слова! – возразил Борис. – Дикари, мамонты – это все убедительно, но…

– Вам мало фактов? – удивился Олег Павлович.

– Мало!

– Тогда посмотрите туда, – и Олег Павлович указал пальцем вверх.

Борис поднял голову. В темном майском небе, прямо над ними, словно глаза огромного хищника, сияли две луны.

Утром, после завтрака, состоящего из дюжины печеных лещей, которых наловил Климов одному ему известным способом, Николай и Борис отправились на поиски Лепешкина. Молодой сибиряк, выросший в тайге и чувствовавший себя в лесу столь же уверенно, как и его предки-охотники, сам напросился на участие в этой экспедиции.

Уже около часа прошло с тех пор, как двое мужчин отправились в путь. Борис шел с увесистой дубинкой на плече, поминутно озираясь по сторонам, Николай же, шествовавший впереди, не отрывал глаз от земли. Словно заправский следопыт, он осматривал каждый куст, каждый камень, каждую травинку, пытаясь найти хоть какой-нибудь след пропавшего бухгалтера. Но пока что тщетно. Лепешкин как в воду канул. Николай то и дело нагибался, поднимая что-то с земли, внимательно рассматривал, аккуратно клал на прежнее место и шел дальше. Но однажды он остановился и долго вертел свою очередную находку в руках.

– Борис! – позвал он взволнованно. – Скорее сюда!

– Что случилось?

– Вот! – Николай протянул Борису желтоватый камень величиной с куриное яйцо.

– Золото! – прошептал пораженный Борис.

– Оно самое, – тоже шепотом ответил Бармин.

– Где ты его нашел?

Николай приподнял лист лопуха:

– Здесь.

– Ну у тебя и глаз, – удивился Борис.

Еще час ушел не безрезультатные поиски. Солнце стояло уже высоко и заметно припекало. Поисковая группа все более и более удалялась от стоянки автобуса, но ничего примечательного, если не считать еще двух самородков, не нашла.

Вдруг Николай стремительно опустился на четвереньки.

– Что такое? – спросил Борис.

– След! – ответил Николай.

– Где? Я ничего не вижу.

– Вот! Здесь трава примята. И здесь. Видите?

Борис с сомнением покачал головой:

– Может быть, это медвежьи следы или еще чьи-нибудь?

– Нет, медвежий след мы уже четырежды пересекали. Это след человека, – уверенно произнес Николай.

– Вот как?

– След вчерашний, – продолжал Николай. – Видите, трава успела подняться? Более того, человек был в обуви, значит, дикари исключаются. Остается Лепешкин.

– Либо Мухин, – уточнил Борис.

– Либо Мухин, – кивнул Николай. – В любом случае нам нужно идти по следу.

В течение получаса следопыты двигались на юго-запад, стараясь не потерять с таким трудом найденный след. Но вот впереди послышался слабый стон.

– Слышишь? – прошептал Борис. – Кто-то стонет.

Николай кивнул и молча направился вперед. Через несколько шагов обоим спутникам представилась жуткая картина.

В луже крови лежал Лепешкин и стонал. Одежда на нем была вся изодрана, тело покрыто ссадинами и ранами, правая рука неестественно вывернута, что говорило о переломе, голова пробита, лицо перепачкано грязью и запекшейся кровью.

Николай бросился к бухгалтеру.

– Что с вами, Лепешкин?

Лепешкин приоткрыл глаза и долго смотрел на людей.

– Это… вы, – прошептал он чуть слышно. – Я умираю. Они… убили меня. Помогите мне…

– Что мы можем сделать? Говорите! – заорал Николай, потрясенный увиденным.

– Оставь его, – шепнул ему на ухо Борис. – Он не жилец.

– Мы должны ему помочь, – твердо сказал Николай, глядя в лицо Борису.

– Да не шуми ты… – Борис смотрел на Лепешкина. А у того из глаз текли слезы.

– Спасите меня… – еле слышно проговорил он. – Я хочу жить…

– Надо отнести его в лагерь, – сказал Николай. – Только там мы сможем оказать ему помощь.

Борис с сомнением покачал головой:

– Вряд ли мы ему поможем.

– Не оставляйте меня, – взмолился Лепешкин, – я… я вам заплачу, много заплачу… у меня есть…

Борис изумленно поднял брови:

– Да? И в какой же, интересно, валюте? Керенками или царскими червонцами?

– Борис! Прекратите! Видите, человек бредит.

– Нет, нет, я правду говорю, – прошептал бухгалтер. – Я заплачу. Золотом!.. У меня много золота… в портфеле…

Лепешкин говорил с трудом, каждое слово доставляло ему немало усилий. Видимо, силы покидали его.

– Нам надо спешить, – произнес Николай, – а то будет поздно. Борис, беритесь…

– Портфель! – взвизгнул Лепешкин. – Портфель возьмите!

– Да где он, этот ваш чертов портфель? – раздраженно крикнул Борис.

Портфель лежал в двух метрах от головы Лепешкина, скрытый высокой травой, поэтому его удалось найти не сразу. Николай с трудом поднял его.

– Какой тяжелый! Вы что, камни в нем таскаете?

Лепешкин усмехнулся, печально покачав головой:

– Молодой человек, этим камням цены нет.

– Золото? – удивился Николай. Лепешкин молча кивнул. Борис присвистнул.

– А вы зря времени не теряли, – сказал он. – Золота в этих краях, действительно, много, вот и мы кое-что нашли. Только зачем оно вам?

Лепешкин укоризненно посмотрел на Бориса.

– Вы, молодой человек, – прошептал он, – плохо представляете себе стоимость содержимого портфеля. Я бухгалтер, через мои руки прошли сотни тысяч рублей, и я со всей ответственностью заявляю, что в этом портфеле золота, по крайней мере, миллиона на три.

– Ого! – Борис с почтительностью взвесил портфель на руке. -Только все эти ваши миллионы – пустой звук. Вы, гражданин бухгалтер, заражены предрассудками цивилизованного мира. А здесь мир иной, здесь даже на три миллиарда вы не купите себе куска мяса. В этом мире в ходу только реальные ценности, а золото – эквивалент, в котором здесь пока не нуждаются.

Лепешкин ничего не ответил и закрыл глаза.

– Ему плохо! – крикнул Николай. – Борис, он умирает!

– Нет, нет, я ничего, – пробормотал Лепешкин. – Это так… Вы, наверное, правы. Здесь золото никому не нужно. Но прошу вас, – с неожиданной горячностью произнес бухгалтер, – возьмите этот портфель с собой. Все-таки, может быть, вы вернетесь… И там золото принесет пользу людям.

– Вы все же думаете, что мы вернемся? – спросил Николай.

– Кто знает! Раз судьба привела нас сюда, значит, она может и вывести отсюда.

– Вот и наш инженер говорит то же самое, – задумчиво произнес Борис.

– Слушайте его, – напрягая последние силы, сказал Лепешкин, -он умный человек, он найдет выход.

– Вы вроде как последнее напутствие нам даете. Уж не помирать ли вы собрались, а?

Лепешкин долго молчал.

– Когда я лежал здесь один, – наконец проговорил он, – мне было страшно. А теперь, когда вы рядом, я не боюсь умереть. Нет ничего ужаснее одиночества; к сожалению, я это понял слишком поздно. А смерть моя действительно близка, и если я протяну до вечера, то это будет просто чудом.