Артем Лунин - Время жестоких чудес

– Погоди, этот кажется…

– Осторожней, Кати…

– У меня нож, может…

– Не надо, он не очне…

– Смотри, совсем еще мальчишка…

– Красивый…

– Я помогу ему…

Боль и безразличие во мгновение вспыхнули и сгорели дотла в белой ярости.

Нет не поможешь вы не можете быть такими добрыми и чистыми после того что сделали с нашим миром вы должны пить кровь убитых и творить черные заклинания а не помогать раненым врагам

Хрип. Пахнущий кровью и адским зельем воздух ворвался в легкие. Рифленая рукоять в руке.

Страшно изранненый берич поднялся из груды тел и вскинул громобой.

Макшем бежал.

Откуда у берича громобой?

Почему он направлен на целительницу, которая не участвует в битве?

Макшем бежал.

Почему она не чувствует?

Почему никто, кроме него, не видит безусловной линии смерти?

Макшем бежал, сжигая себя. Берич, оказавшийся на его пути, покатился, расплескав алую волну из отверстой груди. Второй пытавшийся остановить юношу оставил в себе его меч.

Мгновения тянулись невыносимо медленно, воздух неохотно расступался перед телом…

И Макс понял, что не успевает.

Но он бежал.

Влад рассказывал…

И Макс прыгнул изо всех сил, перечеркивая линию смерти – просто ладонью.

Пуля ударила в человеческую плоть и разлетелась сверкающими брызгами, Макс грянулся оземь, между пальцами его тек расплавленный свинец.

Невредимая Кати отчаянно закричала.

Алек полоснул стрелка мечом за миг до того, как тот умер, и теперь все бестолково топтались вокруг Макса.

– Зови его, – говорила Юлия. – Не давай уйти совсем…

Грудная клетка Макса часто вздрагивала, и в такт дергалась рука, на пальцах которой застыл свинец. Он хрипел, силясь вздохнуть, и отпихивал целительницу.

– Подавился языком. – Она вставила ему между зубов нож, разжала челюсти, ловко орудуя пальцами во рту. – И нервная система…

Макс задергался, засипел, отбросив Юлию.

– …В шоке…

Пальцы руки, в которую Макс словил пулю, больше не дергались, и все увидели зловещие провалы в Живе. Макс вздохнул, царапнул грудь пальцами целой руки и обмяк. Сердце его перестало биться. Юлия беспомощно опустила руки.

– Все…

– Не-еет!!!

Кати оттолкнула Юлию, целительница упала бы, не подхвати ее Алек. Кати опустилась на колени, приникла к губам, вдувая в легкие воздух, и ее слезы остались на лице погибшего. Сложила руки замком, с неистовой силой налегая на его грудь, пыталась подтолкнуть молчащее сердце.

Ничего.

– Перестань, уже ничего… – кто-то попытался оторвать ее от тела.

Кати запрокинула голову к небу.

Небу было все равно.

Красивый нежно-зеленый сполох неторопливо плыл в теплых струях воздуха на высоте в три человеческих роста. Другой сполох, меняющий цвет от тускло-малинового до пронзительно-алого, летел быстрее и извивался, напоминая огненную медузу, вдруг прыгнул вперед и коснулся зеленого…

Негромкий хлопок, искры, запах грозы. Оба сполоха исчезли, словно и не было их.

Искры, треск…

Запах грозы…

Оба исчезли…

Какой-то скрытый смысл… воспоминание…

И вдруг горе, отчаяние и неистовая надежда сложили мысли и чувства четырех воедино. Алек, Влад и Джо, повинуясь мысли Кати, подняли тело и положили на бревна. Юлия ужаснулась.

– Нет, не все! Он еще не умер! Я попробую… – Кати дергала с руки серебряный браслет, замочек не выдержал, браслет упал в лужу крови. Девушка потерла ладони и вытянула руки над телом. – Отойдите, отойдите все!

Целительница тронула Узор, и между ладоней возник шарик энергии. Тело выгнулось дугой, когда младший брат молнии, созданный человеческой волей, стек с тонких пальцев и вонзился в голую грудь. Тело дернулось, выгнулось дугой и расслабилось.

Нужно сильнее…

И снова молния ударила в тело, изо рта выплеснулась кровь, Кати механическим движением вытерла лицо, продолжая что-то горячечно шептать, опять простерла руки. Тело подпрыгнуло и скатилось с бревен. Миг абсолютной тишины и

тук… тук… тук…

Кати вздохнула и без чувств опустилась рядом с возвращенным к жизни юношей. Она уже не ощущала, как ее поднимали, несли куда-то. Машинально выпила поднесенную к губам чашу и провалилась в глубочайший сон без сновидений, похожий на смерть.

Она проснулась в темноте, отгороженной от света рваной тканью, острый химический запах щекотал ноздри. Чья-то мысль коснулась девушки, раздались легкие шаги, и занавесь отдернулась, лицо Юлии в тусклом неверном свете было похоже на старинную фреску на стенах святилища воличей – или на имперскую икону. Моргая, Кати оглянулась, кажется, они были в каком-то из цеховых помещений кузнечного цеха. Но это сейчас не важно.

– Он жив? Все в порядке?

– Он жив, – ответила Юлия с запозданием, и Кати поняла, что не все в порядке. – Жив, но рука его…

Кати закрыла глаза и вдруг оказалась рядом с Максом. Неверяще потрогала разлитую по руке черноту.

– Чрезмерное напряжение убивает… – сказала тихо Юлия.

И чернота эта медленно поднималась к локтю.

Нервная ткань умирала, не выдержав мысленной мощи, которую Макс стянул в своей руке.

– Почему им никто не занялся? – спросила Кати. – Где наши старшие?

– У нас есть тяжелораненые… – окончание фразы потерялось в звенящей пустоте, заполнившей голову Кати. Она поняла, что ей сейчас придется сделать.

Она может это сделать.

Должна – значит, может.

– Мне нужна мертвая вода, – со стороны услышала она чей-то голос. – Лучше четвертная. И экстракт покой-травы, тоже четвертной. И свет. Много света.

Забегали люди, торопясь исполнить, загремели склянками. Вспыхнули солнечные лампы, в которых горел многажды пропущенный через перегонный куб корис. Кати вытянула перед собой руки, полюбовалась на грязные, покрытые шрамиками и ожогами жгучих настоев пальцы.

Не дрожат.

– Горячей воды. – Кто это говорит?

Кто-то стянул Узор, и вода в железной миске мгновенно запарила. Поднесли бруски желтого мыла, губками принялись тереть ее руки.

– Нож и пилку. Зажимы для кости и вен. Иглы и нитки. – Кто же это говорит, кто? И что собирается делать? Какой страшный голос, незнакомый, холодный и равнодушный…

Голос целительницы.

Кати протянула руку, и в нее тотчас вложили скальпель. Девушка уверенно сделала первый надрез…

Белокамье горело два дня. Никто и не пробовал потушить пламя, только присматривали, чтобы огонь не перекинулся на леса.

Воличи снова обосновались в лагере на поле. Долгий отдых победителям не грозил, ведь где-то еще бродила вторая армия. Старшие войи отбирали людей для разведки.