Гай Кей - Песнь для Арбонны

— Адемар, — сказал Блэз, все еще сопротивляясь. — Ты делал для него все. Ты даже пытался отдать ему Розалу.

На лице его отца отразилось презрение.

— Я не сделал для Адемара ничего, только протянул ему веревку для повешения. Большего он никогда не стоил. Он был орудием, которое позволило бы мне отдать Арбонну богу. Вот и все. — Он снова пожал плечами. — Кажется, в этом мы потерпели неудачу. Об этом я горюю перед смертью. Я действительно думал, что мы не можем проиграть. В этом случае я надеялся, что сын Коррезе увезет тебя отсюда назад, в Портеццу, и со временем я еще мог бы осуществить обе половины моей мечты. Адемар никогда не смог бы удержать Арбонну после того, что я намеревался здесь устроить. — Его красивый голос, подумал Блэз, объясняет все так соблазнительно просто. — Что касается Розалы, правда, Блэз, это должно было еще больше настроить баронов против него — и тебя тоже, если бы ты нуждался в дальнейшем стимуле, и это должно было произойти только после того, как она родит наследника для Гарсенка. Скажи мне, мальчик, Кадар — это твой сын, не так ли?

Блэз почувствовал, что у него начинают дрожать руки.

— Ты должен запачкать все, к чему прикасаешься, даже в конце жизни? Хоть что-то может остаться чистым?

— Моя смерть, по крайней мере. Так мне обещано, — сухо ответил Гальберт. Его губы скривились. — Брось, Блэз, если он не твой, то я умру, гадая, чей он. Я провел кое-какое расследование после того, как Ранальд прожил в браке довольно долго, а наследника все не было. И обнаружил, что все эти годы, пока он был первым рыцарем короля и похотливые женщины дрались, чтобы затащить его в свою постель, он не стал отцом хотя бы одного ребенка, которого мне удалось бы найти. Вспомни, что мой брат тоже не оставил наследника. В нашем семени, возможно, есть какой-то порок, хотя я избежал этой участи. А ты?

Блэз посмотрел на свои дрожащие руки. И сказал:

— Ничто не имело значения, кроме цели, правда? Ничто не имело смысла само по себе. Мы все были орудиями, каждый из нас, Адемар, Розала, Ранальд и я, даже когда мы были еще маленькими.

Его отец коротко и решительно мазнул рукой.

— Чего ты хотел, Блэз? Колыбельных? Похлопывания по спине? Руку любящего отца, сжимающую твое плечо, когда ты делал успехи?

— Да, — ответил на это Блэз как можно более ровным голосом. — Да, наверное, это то, чего я хотел.

Впервые Гальберт, кажется, заколебался.

— Ты справился неплохо и без этого.

— Да, — опять повторил Блэз, вдохнул воздух и медленно выдохнул его. — Я справился. — Он посмотрел на отца. — Если бы у нас было время для дискуссий, я бы мог рассказать тебе кое-что о своих чувствах, но не уверен, что мне этого хочется. — Он помолчал. Теперь его охватило глубокое спокойствие. — Еще что-нибудь, отец?

Молчание, потом Гальберт медленно покачал головой. Еще несколько мгновений они смотрели друг на друга, потом Блэз повернулся и вышел из круга. Солдаты расступились, давая ему проход. Он увидел, что отряд лучников в красных одеждах Карензу подошли к остальным. За ними он увидел своего коня, повод которого держал Ирнан. Блэз подошел, вскочил в седло и поскакал прочь. Он не оглянулся.

У себя за спиной он услышал голос Рюделя, задавшего вопрос, и ответ Тьерри, очень ясный, затем услышал слова команды и еще услышал, как запели стрелы.

Вначале Блэз не догадывался, что едет по той же тропе, по которой Бертран покинул поле боя. Он направился на запад, к краснеющему диску солнца, и подъехал к аллее вязов, которая вела к арке. Здесь он остановился и оглянулся назад, на костры, усеявшие поле. Он чувствовал себя очень странно. Ему пришла в голову мысль, почти случайно, что он теперь один в целом мире.

Именно тогда, посмотрев вниз, он увидел свежие следы конских копыт и понял, что Бертран проехал по этой тропе до него. Герцог тоже теперь остался один, подумал Блэз, в другом смысле и одновременно в том же самом. Ариана что-то говорила об этом тогда, давно: Бертран потерял со смертью Уртэ чувство страстной ненависти, которая определяла его жизнь и управляла ею более двадцати лет. Ненависть, подумал Блэз, может быть такой же могучей, как и любовь, хотя певцы, возможно, пытаются уверить вас в обратном.

Он дернул повод коня и снова двинулся вперед. Проехал под огромной дугой арки, и на мгновение его обдало холодом, даже в плаще, когда он въехал в ее тень; затем он выехал на противоположную сторону под угасающий свет солнца. Над его головой стая птиц летела на юг вместе с ветром. Его отец мертв. Его брат мертв. Вероятно, очень скоро он станет королем Гораута. Кадар Ранальд де Грасенк, вероятно, его сын. Он боролся с этой мыслью с осени. Об этом нельзя рассказать. Он достаточно хорошо знал Розалу, чтобы понять, что она никогда расскажет.

И это, как и следовало ожидать, унесло его мысли к Аэлис де Мираваль, которая так давно умерла и из-за любви к которой два сильных человека сломали и погубили свои жизни. Он ехал сквозь эту тишину вслед за одним из этих двоих, который уцелел, сквозь голые зимние виноградники, где давно убрали осенний урожай, а первые почки появятся еще не скоро. Виноградники уступили место траве, а лес вырастал перед ним, по мере того как Блэз ехал все дальше, и вскоре он подъехал к маленькой хижине на опушке этого леса и увидел знакомого коня, привязанного снаружи.

На пороге, там, где могла бы сидеть женщина с ниткой и иголкой в конце дня, чтобы воспользоваться последними лучами света, сидел Бертран де Талаир.

Герцог поднял глаза, когда Блэз спешился. На его лице отразилось удивление, но лишенное неприветливости. Блэз не совсем понял, так ли это. Он увидел в руках Бертрана флягу с сегвиньяком. Это тоже вызвало воспоминания, отчетливые, как звон храмового колокола. Лестничная клетка в замке Бауд. Луны, проплывающие в узком окне. Эта фляга, переходившая из рук одного в руки другого. Блэз с горечью размышлял о Люсианне Делонги, Бертран говорил о женщине, умершей более двадцати лет назад, а не о той, чью постель он только что покинул.

Герцог увидел, что он смотрит на флягу, и поднял ее.

— Там еще немного осталось, — сказал он.

— Мой отец мертв, — произнес Блэз. Он не ожидал, что скажет это. — Лучники Тьерри.

Выразительное лицо Бертрана застыло.

— Для этого сегвиньяка не хватит, Блэз. Его слишком мало для событий сегодняшнего дня, но садись, посиди со мной.

Блэз прошел по траве и сел рядом с герцогом на пороге. Взял протянутую флягу и выпил. Чистый огонь пробежал по его жилам. Он сделал еще глоток, почувствовал тепло и вернул флягу.

— Все закончилось? — спросил Бертран.