Темень (СИ) - Шашков Михаил

— А что ещё с ними было делать?

— Именно! — вырвалось у Саши, будто он учёный, открывший новый закон материального мира. — Ты могла их оставить в лагере или освободить и бросить. Но ты до сих пор даже не знаешь, что надо было делать с ними. Даже сейчас у тебя и в мыслях нет другого варианта, кроме спасения. Личные цели привели тебя в лагерь, но потом ты смогла сделать правильный выбор, — Саша отдышался после долгой речи, успокоил голос, — Мария, я не знаю, что тобой движет сейчас, почему ты до сих пор здесь и почему делаешь то, что делаешь. Сделанного уже не воротишь, но я верю, что никогда не поздно поступить правильно.

Мария засмеялась. Тихо и нежно, без обычной для неё гнусавости. У Саши промелькнула мысль, что сейчас она впервые похожа больше на женщину, чем на солдата.

— Из тебя вышел бы хороший дознаватель, Саш. Ты умеешь из чужих ответов узнавать больше, чем в этих ответах видит сам отвечающий. И как я так прокололась? Ведь работа дознавателя — это как раз моя работа в том числе, — Мария виновато улыбнулась, — хорошо, я помогу вам. Быть может, действительно, ещё не поздно.

Саша откинулся в койке, положил голову на прохладную подушку и прикрыл глаза.

— Спасибо, Мария. Честно, спасибо.

Когда Мария добралась до дома, с минуту девушка не решалась войти. Была поздняя беспросветная ночь, но в доме ещё горел свет. Тёплое тусклое окно единственное на улице продиралось сквозь густую темноту. Мария вдохнула полной грудью и зашла за калитку. Ничего ведь страшного, ведь всё обошлось. По крайней мере для Аси.

Мария вошла в тёмные сени и закрыла за собой дверь. Только Мария начала разуваться, как на пороге показалась Ася с лампадкой, которую она придерживала обеими руками. В тусклом дрожащем свете её лицо осунулось, когда Ася увидела охотника, её брови нервно подпрыгнули, а когда она увидела гипс — глаза сделались мокрыми. Не теряя ни минуты, Мария улыбнулась на показ, подняла сломанную руку.

— Не переживайте, Ваш муж пострадал ещё меньше моего. Он сейчас в госпитале, там смотрят, чтобы не было заражения от пустяковой царапины. Он только ногу вывихнул.

Ася улыбнулась и живо задышала, по щеке скатилась несдержанная слеза. Девушка вытерла лицо.

— Слава богу.

Мария разулась и вошла с Асей в дом. Ася направилась к столу, где стояла остывшая еда, а Мария, вопреки Асиным ожиданиям, сразу пошла наверх.

— Вы не хотите поужинать? — спросила девушка, когда Мария уже прошла половину лестницы.

— Нет, спасибо. Я не голодна.

— Хорошо. Тогда спокойно ночи, — Ася потёрла локон волос, — спасибо, что уберегли Сашу.

Мария опустила взгляд на жену шахтёра. Девушка смотрела на охотника добрыми, почти детскими глазами. Её слова были искренни, и от этой искренности у Марии возникло мерзкое чувство в груди. Будто бы кто-то резко стянул её легкие и сердце в одну точку. Охотник с усилием проткнула клыком язык, горло насытилось кровью. Вдруг Мария услышала едва уловимый скрип, что дошёл до неё с первого этажа оттуда, где находилась кровать Валеры. Скрип вырвал Марию из объятий стянувшего её отвращения. Она ответила Аси, стараясь не открывать сильно рот, чтобы не плеваться кровью.

— Угу, пожалуйста… Наверное.

Подойдя к кровати, Мария скинула с себя бригантину, акетон и одежду на пол и бросилась в постель. Девушка отвернулась, припала головой к холодной стене и укуталась плотно в одеяло, заглатывала кровь, что сочилась из языка, обтёсывая ранку об зубы.

Мороз сковал окна чудными узорами. Мороз проникал сквозь брёвна, овладевал стенами и через них морозил помещения несмотря на все усилия затухающей к утру печи. Мороз обнимал женщину, погружая её в пучину снов. В них она стоит одинокая посреди ледяного поля. Она зовёт кого-то знакомого, кто был ей некогда дорог, но снег пожирает все её крики. Снег проглатывает её мольбы к человеку. Этого человека нет в этом поле, не найти его силуэт даже у границ белого горизонта, сливающегося с небом, но женщина продолжает его звать, ведь крик помогает ей напрягать горло — крик помогает горлу не замёрзнуть. Только мольбы к человеку не дают ей замолчать навеки, не дают снегу пожрать и её саму.

Женщина стоит посреди поля, и по коже её стучат крупные капли дождя. Они стекают по её могучим плечам, по груди, по торсу, по ногам капли спускаются к чёрной земле. И кровью кричит небо на горизонте, и в кровавом свете женщина видит, что лежат у неё под ногами тела. По телам этим ветвились дранные раны, под кожей пурпуром расходились обломки костей. Трупы лежали в сырой земле, разрубленные, раздавленные, растерзанные и пожёванные, и все они смотрели на женщину, и с лиц их слезал цвет, а губы наливались белизной. Смотря в глаза мертвецов, женщина ужасалась. В их глазах увядала она сама. Лоскутами отходила красная кожа, с кусками кожи падали чёрные волосы, мышцы обмякли, словно пропитались кислотой, сползали с костей, кости истончались и исчезали, растворяясь в нескончаемом дожде. В глазах трупов умирал человек, и сколь не пыталась она протянуть себе руку, женщина не могла дотронуться до отражения. И она замолчала. Она не звала больше человека, потому что он также лежал у её ног. У её ног лежал труп диверсанта, капитана, патриота. Ей так много хотелось сказать капитану, столько чувств ей хотелось взвалить на его плечи, но она молчала. Все слова хоронила в себе. Но неизменно с её губ ненароком срывался один и тот же вопрос: «Ты погиб за свои идеалы, так и не узнав, чем всё закончилось. Так скажи мне, патриот, что бы ты делал, если б остался жив?».

Дрожащий женский голос резанул Марии ухо. Сначала ей показалось, будто это часть её сна, как тут же голова её треснула от боли. Мария выпрямилась в кровати. На улице был свет, но девушке казалось, будто бы она не засыпала вовсе. Её обыденный сон казался ей столь долгим до пробуждения, сколь коротким и мимолётным он казался после. Женский нервный голос с первого этажа, по всей видимости, был реальным, ведь не только Мария слышала его — с женщиной разговаривала Ася, она пыталась успокоить женщину. Мария натянула рубашку и брюки, стараясь не прикасаться к левой руке.

Когда Мария спустилась, она увидела, как у выхода в сени стояли Ася и незнакомая ей коренастая женщина в чёрном полушубке. Стоило только Марии начать спускаться, как их разговор стих. Стоило охотнику лишь показаться, как глаза женщины блеснули, спустились к полу. Женщина глубоко дышала, тёмные глаза бегали по полу, а руки легли недвижимо вдоль тела; полуоткрытые губы то и дело порывались сказать что-то. «Изумительное начало дня», — подумала Мария. Охотник села на нижнюю ступеньку.

— Я так понимаю, — начала Мария, — Вы жена Николая. Примите мои соболезнования. Мне очень жаль…

— Мне не нужны соболезнования, — как можно сдержаннее сказала вдова, подняв глаза на Марию. Чёрные глаза будто были застеклены, разглядывали со страхом охотника, — я хочу знать, почему ты не спасла моего мужа.

— Понимаете, я не могу следить за каждым работником рудника и не могу быть во всех его местах одновременно. Но в тот раз, как только мы узнали, что Саша и Николай не вернулись, за пять минут я спустилась на четыреста с лишним метров вглубь, но когда я пошла их искать, Николай уже…

— Я не хочу слышать ваших оправданий! — голос вдовы дрогнул, женщина, подняв глаза, поспешно сглотнула слёзы. Ася ненамеренно вжалась в стену. Голос женщины стал совсем беззвучным, слабым. — Почему Вы сразу не согласились нам помочь?

— Мне очень жаль, но вскоре всё будет сделано, обещаю, и тогда отряд изловит и прикончит чудовище.

— Это не вернёт мне…

Мария приподняла голову, её взгляд отпрыгнул в угол, и брови подскочили:

— Вы не хотите слушать ни соболезнований, ни оправданий, ни утешений. Что Вы хотите услышать от меня?

— Не знаю. Не знаю, чего я вообще хотела, приходя сюда, — женщина резко развернулась и стремительно вышла из дома.