Олег Яковлев - Мартлет и Змей

– Что ж, не мне вас судить. Мы ведь живем в разных реальностях, так сказать. Я многого не знаю и не понимаю. Слишком коротка жизнь… хе-хе… но я благодарен вам за эту горькую отраву, что вы влили в меня, пока я был без сознания.

– Отвар из листьев Белого Дуба. Целебное зелье. В нем столько живительной силы природы, что оно какое-то время не дает умереть, но излечивать раны твоему телу, человек, придется самому.

– Да, я это уже понял…

– Теперь расскажи мне, зачем ты все это делал? Зачем служил Бремеру? Ради золота?

– Рядом с вами, господин Жаворонок, с вашими моральными устоями, нерушимыми принципами и твердокаменной волей я чувствую себя какой-то низменной тварью, червяком, недостойным вашего спасения. Я пытаюсь оправдать это тем, что человеку отмерен слишком короткий жизненный срок, и приоритеты у нас, так сказать, несколько иные, чем у вас, долгоживущих детей Тиены. Да, золото. Но при этом риск. Азарт. Шпионские игры, когда сердце дрожит, а дыхание перехватывает, когда бежишь по лезвию ножа… Хотя кому я все это рассказываю?! Хе-хе… Хаэтану, вся жизнь которого балансирует на грани?

– Знаешь, человек, мы не такие уж и разные. И среди народа Тиены есть те, кто молится на золотого идола. У кого душа весит четко просчитанное число, равное рубинам, изумрудам и сапфирам. Но разница между мной и тобой в том, что меня не захватывает то, чем я занимаюсь, я не тону в черноте плаща, если ты понимаешь меня. Как паук не теряет от сладострастия рассудок при ловле мух, так и хаэтан всегда трезв разумом, не подвержен легкомыслию, азарту, а чувство риска, которое горячит кровь и сжигает сердце, из нас вытравливают в самом детстве.

– Что же касается меня, то я, знаете ли, уже как-то подустал от всего этого… И подумываю, уж не сменить ли род деятельности. Вон и Ведриг давно не бывал в своих родных горах…

– Я знаю, о чем ты думаешь, человек, – улыбнулся господин Жаворонок, многозначительно кивнув в сторону женщины.

– Да, вы правы. Знаете, я все это начинал ради красивых одежек. Сапожки, атласные перчатки, щегольской плащ – да мне и не нужно было большего, покрасоваться, и только. Но сейчас… мне кажется, я обрел нечто, что несоизмеримо дороже. Я не знаю, верите ли вы в то, что можно увидеть именно того человека, стоит только взглянуть на него, но я буду так думать, несмотря ни на что. Сейчас, с четырьмя дырками от стрел в теле, я по-настоящему счастлив. Вот только не знаю, что она… я ведь… ну, не богат… калека… и все такое…

– Ты закрыл ее от стрел своим телом. Насколько я знаю женщин, для них это кое-что да значит. Полагаю, она для себя уже все решила.

В этот миг Полли вдруг обернулась и одарила Томаса легкой игривой улыбкой. После этого вновь вернулась к своему собеседнику и принялась хохотать над очередной его шуткой как ни в чем не бывало. Кажется, Ведриг показывал фокусы, вытаскивая из колпака то взведенную мышеловку, то колоду карт, в которой одни тузы, то умудрился выловить из его черных глубин живого гуся.

– Позвольте вопрос, господин Жаворонок. А у вас есть семья?

– Нет. Не позволяет мой… образ жизни. «Моя любимая, разреши обнять тебя после разлуки, только палаческий топор оботру от крови…» Нет, это не для меня… Хотя об отношениях я знаю много. Но для меня это все суть наблюдения. Любовь – не более чем любопытное преобразование, как научный эксперимент для ваших алхимиков.

– А что будет с саэграном Неллике? Вы ведь его так и не нашли! Вы не боитесь его мести?

– Ему некуда возвращаться, человек. Он так и не знает, что навсегда остался в Теале. Этот город затянул его в свои недра, словно топь. И пусть он ступит (если еще не ступил) за ворота, но ему не выбраться оттуда ни за что. Его душа, называй это тенью, образом, сознанием… в общем, сама сущность того, кого зовут Неллике Остроклюв, навсегда осталась в Теале. Как это ни прискорбно. Хаэтаны не боятся мести, да и Неллике никогда меня не отыскать. Мне жаль его. По-своему он был велик. И знаешь, человек, он бы разорвал в клочья не только Теал, а весь Ронстрад, да и сам Конкр, если бы не я. Если бы не я…

– Милорд, они здесь. – Внимание Бремера привлек к себе слуга, осторожно постучавший в двери Логова Змея.

Барон сидел в кресле у окна и любовался закатным небом. Он был облачен в черную котту, отороченную соболиным мехом, и черные штаны-чулки и башмаки с острыми носами. Длинные бледные пальцы что-то задумчиво выстукивали на подлокотнике кресла, витом змее.

В кабинет Танкреда вошли двое. Видок у них был еще тот: грязная рваная одежда, черные потеки на лицах, нечесаные лохмы, да и пахло от них немытыми телами и затхлой прелостью подземелий. Правда, гордое выражение их лиц и величавость фигур плохо соотносились с лохмотьями, небритостью и некоторой истощенностью.

– Я так полагаю, что именно вам, сэр, мы обязаны своим освобождением? – зычным басом пророкотал Уильям Сноббери по прозвищу Верный Королевский Болван. – Что ж, мы благодарны вам. Позволите узнать ваше имя?

Барон перевел взгляд на панно «Славного и древнего рода Бремеров» и не ответил. Мысли его были далеко. Посетителей будто никаких и не было, а к нему решили заявиться какие-то два назойливых призрака.

– Это Роланд Бремер, сын покойного Танкреда, – прошептал на ухо господину Моран Искряк.

Его мантия представляла собой весьма плачевное зрелище: во многих местах разорванная, грязная и засаленная, с карманами, полными дохлых крыс, которых от скуки волшебник отлавливал в каземате, – она держалась на нем, должно быть, при помощи одного только волшебства.

– Сэр Роланд, – граф Уильям тер раскрасневшиеся и вспухшие отеки от кандалов на руках, – мы с Мораном благодарны вам за наше освобождение. Я полагаю, что…

Роланд впервые взглянул на графа и указал на кресла возле вытянутого стола, на котором громоздились кипы документов и колонны неразобранных книг.

Граф и его придворный маг поспешили усесться, а сэр Уильям так еще и потянулся к бутылке с вином и бокалу – спрашивать позволения и претерпевать очередные муки, связанные с этикетом и вежливостью, он уже был просто не в состоянии.

– Да, так вот, я полагаю, вы скажете, что собираетесь делать дальше. Мерзавец Тан… эээ… в смысле, ваш покойный батюшка, я так полагаю, оставил вам в наследство как само баронство, так и все его беды. Мы с ним были, как вы, наверное, знаете, не совсем в ладах, но тешу себя надеждой, что все… гм… недоразумения между родами Сноббери и Бремеров на нем могут и закончиться. Мне передали, что на Реггер за время моего отсутствия навалилась странная хворь: все как один обитатели замка как по волшебству заснули и проспали несколько дней. Проснулись же они только этим утром в один миг и все разом. Говорят, что им снилось, как множество теней обитали в замке все это время, шныряя по коридорам, залам и комнатам, как у себя дома. Зачем я это говорю? Ах, да… Как вы помните, в плену в Реггере содержится ваш родственник, граф Уинтер, – я пошлю весть немедленно освободить его из темницы. А вы… Что?