Останки Фоландии в мирах человека-обычного (СИ) - Элеонор Бирке

— Откуда? — спросил он, то ли себя, то ли мальчонку. Он подошел, а мальчик вдруг улыбнулся: — Ты кто? — спросил Галахан.

— Я Марк. Вы помните меня? — ответил мальчик. — Вы! Это ведь вы? Вы так помолодели! Господин Ветхон, это вы? Скажите, что это вы! Вы поможете мне? — мальчишка заплакал, а Галахан все пытался вспомнить, откуда же он знает этого мальца? «Марк! Марк? Кто такой этот Марк?..» а мальчишка все вторил:

— Это вы! Вы! Слава мечте! Я думал, что умру. Слава мечте! Где вы были?.. То есть где мы? Вы знаете, что это за место?

— Как ты?.. — в голове крутилось только одно слово «выбрался», и Галахан повторил его, совсем не понимая, что же это значит. — Ты выбрался? Как? Откуда ты выбрался? — он почувствовал себя, какой-то механической машиной, неспособной анализировать. Он был ненастоящим, он сам был… иллюзией. Казалось ему позволили мыслить в каких-то рамках, буквально — В РАМКАХ! Его пленил коробочный разум, в котором нет места для чего-то иного, для догадок, для собственных мыслей. «Выбрался, выбрался… выбрался… СТОП! Я не Галахан! Я живу в Воллдриме, я — чучелове…»

— Эй! — раздалось за спиной.

Галахан обернулся. К нему шагал он сам. В таком же желтом обтягивающем жакете и плотных шортах до колена: человек — его отражение, человек с рыжими зрачками, окаймленными черной радужкой.

— О, наконец-то! Выбрался! — сказал пришелец, разглядывая Марка, а Ветхона он будто бы не замечал. Он явно был доволен или даже безумно рад увидеть мальчика. Он выставил указательный палец вверх, и его гладкая поверхность сверкнула в свете здешнего светила. Он потер пальцем переносицу и шагнул к чучеловеду.

Копия вела себя будто это он тут хозяин. Может это и был Галахан? Пришелец небрежно глянул на Ветхона и приложил кулак к губам. Будто дым, он стал втягивать Ветхона в себя. Да, он точно был не копией. Явился господин оригинал!

Ветхон почувствовал, как размягчается его тело, как он превращается в нечто бесформенное, в какой-то дым или пар. Он вот-вот оторвется от земли, он уже в воздухе… он бестелесен, его засасывает…

«Нет! Нет! Я живой! Я не придуман, я живо-о-о-ой, живо-о-о-о.…» — кричало его коробочное сознание. — Не-е-е-е-ет! — но вот каждая из его клеток оказалась в глотке Галахана, и в этот момент последняя мысль: — Я до-о-о-о-о-ом-а-а-а-а.…» — сжалась и сдавилась. Настоящий Галахан, потревоживший сновидение Ветхона, укутал его своими скорбными объятиями, какой-то черной и беспроглядной любовью; обнял, как земля сжимает в объятиях отдаваемое ей тело, лишенное жизни…

Ветхон открыл глаза. Нет, этот сон был иным, совсем иным. Страшным, но одновременно умиротворяющим. Ветхон ловил внутри себя понимание, принятие, родство. Любовь всегда была тяжелой и давящей. Он уже испытывал это чувство… кстати, когда он испытывал его?..

Слезы стекали по морщинистым вискам Ветхона, лежащего на спине на лужайке перед своей мастерской. Это были слезы счастья, пришедшие вместе с предчувствием чего-то важного. Пантелей смотрел в небо и ловил отголоски прошлого. Он наслаждался моментом и не спешил вспоминать. Он вдруг понял, что память в любом случае вернется. Теперь в ней представлялась огромная дыра, в которую вот-вот хлынет все, что удерживалось некой стеной, выстроенной умелыми мечтами одной старой женщины… Этот поток вскоре наполнит его жизнь смыслом.

Похоже действие коктейля все еще не прошло: небо «играло», перетягивая внимание на себя. Ветхон отвлекся и стал смотреть. Он залюбовался небесными играми облаков.

Белоснежные облака плыли, преображались. Они стремительно меняли форму и даже цвет. Масса белых, серых, темно-синих туч усмехалась опьянению учителя. Формируя головы, разрывая их и создавая новые непременно язвительные лица, которые кружились в вышине над лежащим на траве учителем, в сценах из прошлого, давно минувших дней, забытых диалогов и ситуаций.

Небесный фон заполонила целая ватага взлохмаченных голов облачных гигантов. Кривые, отвратительно улыбчивые и обязательно важные, — все смотрели вниз на крохотного жалкого чучеловеда. Они смеялись, презрительно отворачивались и о чем-то шептались.

Вскоре головы стали преображаться в живность, дома, детей и взрослых. Фантазии учителя проигрывали сотни сценариев… а может это были вовсе не фантазии? Ошметки, остатки историй и фактов, но разрозненных и нечетких. Спустя какое-то время картинка неба выстроилась в схему подключения кота к генератору, в план трубок, в строение живых чучел…

— Мырррррмяуууууу! — резануло слух Пантелея.

Он встал. Сколько минут, а может быть часов он пролежал на улице? Трудно сказать. Голова все еще кружилась, да и все вокруг кружилось. Галахан, лица на небе, страх, догадки… а ведь он начал что-то вспоминать…

Ветхон взглянул на свой дом и сарай мастерской. Стены, крыша, окна и двери, — все выглядело смазанным, будто сделаны они были из свечного воска, расплавившегося под гнетом пламени.

Вдруг свет в мастерской погас. На улице был день, но из помещения лилась тьма. Она падала из дверного проема, будто столб тьмы, затеняя яркость солнца. Тьма вела себя как свет, а свет таял в ней, будто сам был тьмой. В темноте прогудело новое «Мяу!», переходящее в шипение, а потом десятки голосов запели кошачьи песни. В голове Ветхона схема соединения нескольких генераторов и десятков трубок становилась все более четкой, детальной и научно обоснованной. Вырисовывалась одна большая и единая система.

— А ведь все это реализуемо, — произнес он. — А ведь так можно оживить сотни животных одновременно!

Воодушевление наполняло его грудь, он тянул воздух носом и наслаждался этим сладким холодком внутри, покалыванием. Глаза старика разгорались азартом, он уже планировал где взять необходимые запчасти, и что можно стащить из школы. Но вдруг из темноты показалось несколько животных, а через несколько секунд на чучеловеда двигалась уже целая ватага разноцветных кошачьих: рыжих, полосатых, черных… Старик остолбенел. Поток котов не заканчивался. Они были злы и сбиты с толку, они шипели, кусали собратьев.

Они уже умерли или только готовились к этому? Чучеловед сходит с ума или все еще действуют пары коктейля для оживления? Да какая разница! Они нападут! Это он знал совершенно точно. Старик бросился прочь, а котяры помчались следом.

Откуда они все взялись?! Ведь он только планировал массовое оживление! Почему? Как так вышло?

Что делать?!!!

Не разбирая дороги, не думая и ничего не слыша вокруг, он без устали мчался по улицам Воллдрима. Он будто черпал силы из неведомого источника. Он так забылся страхом и галлюцинациями, что пробежал несколько километров по дорогам и тропинкам, по улочкам и закоулкам. На одной из улиц Пантелей споткнулся и упал. Он в страхе обернулся, но, слава мечте, коты уже давно не бежали за ним.

Он встал на четвереньки, но вдруг защемило сердце, он стал задыхаться. Он хватал воздух, скорчившись и пригнувшись к земле. Песок влетел в рот, резанул глотку, и Пантелей закашлялся, схватился за грудь. Приступ не прекращался. В какой-то момент Пантелей ударился лбом о камни, которые выстилали дорожное полотно. Ветхон кашлял, пытаясь выплюнуть рвавший горло песок. Не в силах остановить приступы кашля, он лег на спину и зарыдал, и вскоре к плачу примешался смех.

Безумие сжирало его сущность, он четко это чувствовал, но не пытался взять рассудок под контроль. Ум трогался, ум исчезал, чучеловед готов был полностью свихнуться.

— Почему? Почему все рушится? — шептал он, всхлипывая. — За что, боже? За что?..

Но что это? То есть кто? Над ним пронеслось нечто. Огромная птица быстро удалялась, поднимаясь вверх, делая круги и петли. Высоко над землей она зависла, взмахнула крыльями, и из них выстрелили молнии. Да, именно из крыльев. И, нет, это была не птица. Это… Это…

— Это человек!.. — Ветхон встал на ноги и потер глаза. Он приложил ладонь ко лбу, всматриваясь ввысь. Он рассмотрел руки и ноги крылатого человека, туловище, голову. Это был мальчик — мальчишка с крыльями. И только теперь до Ветхона дошло: