Андрей Круз - У Великой реки

Сам то барин сразу не скумекал, кто за ним охотится, что братец родной за ним с того света пожаловал с целью справедливой и кровавой мести, и обратился к охотнику, а когда мертвяка одержимого я изловил, правда и всплыла. Неагрессивным мертвяк оказался, Гайалом стал, вместо последнего и решительного боя предпочел со мной поговорить. У мертвяков «мстителей» такое часто бывает, что не враждебны они никому, кроме конкретной жертвы.

С околоточным то нашим, великореченским, некромант неплохой иногда работает, когда зовут и приплачивают, вот он и поспрошал пойманное чудище. А тот как на духу историю всю и выложил, заклятьями придавленный, как его брат родной в болоте утопил.

Дальше все было просто. С мертвяками что самое главное? Не врут они никогда, не умеют, особенно если некромантом знающим пытаемы. Да и другие доказательства сыскались. Затем был суд, скорый и справедливый, заказчика моего на виселицу отправили за смертоубийство, а коль наследников не было, то имущество пошло с молотка. Землю арендаторы из аборигенов раскупили, а мне, как поимщику оной нежити, право первой ночи на распродаже предоставили. Вот я полуторку то и ухватил. Подзанял денег под продаваемый «виллис», у кого смог, у себя в кубышке покопался, по сусекам пошарился, выскреб все остатки, и все же купил. Потом, правда, месяца два на еду едва хватало, но вскоре «козел» продался, а затем был еще заказик денежный, в общем – выкрутился.

А теперь на такую покупку нарадоваться не могу. Я на ней, когда заказов по главной моей специальности не было, и город никаких наград ни на что не обновлял, не раз мотался в Серые горы, что на месте бывшего Вышнего Волочка раскинулись, и там скупал у гномов всякие полезные железяки. И вез их в родной город Великореченск, где и продавал с немалой выгодой для себя. До летнего торга из своих пещерных заводов ни ногой, а к ним тоже не попадешь. Не пустят, и весь сказ. Обычаи у них такие, а с гномами как? Если втемяшилось что в его круглую бородатую башку в форме обычая, предками завещанного, то не вышибешь не то что кузнечным молотом, а даже аммоналом, хоть в оба уха ему заложи.

А мне повезло, завелись у меня в тамошней владетельной семье знакомства. Спас я как-то, хоть и случайно совершенно, даже сам не понял, что сделал, дочку тамошнего управителя Дарри Рыжего, Вару. Круглолицую, розовощекую и пухленькую девицу, очень-очень симпатичную даже по человеческим меркам, если вам нравятся такие задорные розовые пухляшки маленького роста, с типичными для всего гномьего племени хитрыми голубыми глазками. Охотился я неподалеку от их владений на одну восьминогую чешуйчатую тварь, по заказу, а тварь, как потом выяснилось, охотилась на загулявшую в лесу гному. Когда тварь замерла перед последним прыжком, собираясь приступить к завтраку, я всадил ей в бок гарпун из здоровенного арбалета, а трос от которого уже был накинут на толстую сосну. Завтрак как-то забылся, тварь на заговоренной веревке заметалась так, что чуть дерево с корнями не вырвала, а я же с удаления расстрелял мечущуюся на привязи зверюгу из «Секиры», уже не торопясь, крупнокалиберными пулями с закаленным сердечником.

Как бы то ни было, гному я спас, она вылезла из кустов сразу же, как только восьминогий… этот самый, короче, не знаю, как назвать, испустил дух. Я ее проводил до общинных ворот, передал с рук на руки охране, и расчувствовавшийся папаша объявил меня «добрым гостем общины». А это не просто слова, это такой медальон, который надо предъявлять, и такой документ на пергаменте, который можно в сортир выбросить, но с медальоном разрешается ездить туда, когда в голову взбредет. Романтическая история охотника и принцессы, только вместо свадьбы охотник и принцесса заключили выгодный торговый союз, и она не стеснялась брать в свою пользу комиссионные с моих покупок в их кузнях.

Так, предаваясь воспоминаниям, я пересек поле, и въехал в сосновый лес. Рытвин стало меньше, зато колеса застучали по выпиравшим из под песчаной почвы, усыпанной иголками, узловатым корням. Стало темнее, благо день и так клонился к сумеркам, и с утра в небе висела какая-то хмарь, закрывавшая солнце. Пасмурно было, в общем, и дождило время от времени, хоть и не сильно. Апрель, что вы хотите?

В лесу вообще чуток повнимательней надо быть. И зверья в нем побольше, чем в чистом поле, и нечисти хватает. Тот же леший так может тебе извилины заплести, что сам не заметишь, как с дороги съедешь. Пешему в таких обстоятельствах так и вовсе хана обычно, пойдет куда ведут, пока не схарчат, а с теми, кто за рулем, сложнее. Но все равно, можно так съехать, что обратно не выедешь.

Я пощупал висящий на груди на веревочном шнурке амулет от морока. Даже не амулет это, а серебряная бляха на шнурке, знак моей принадлежности к почтенному в этом мире сообществу охотников. Как раз и защищает нас от морока, ментального доминирования и любого иного воздействия на сознание. Полезная штука, наша бляха.

Однако в лесу было тихо, разве что темновато, пришлось фары включить. Свет по любому лишним не будет, не важно, солнечный он, или электрический, а все одно – Свет. Иную погань можно обычным фонариком отпугнуть, настолько той же нечисти подчас свет не по нраву. Хотя, далеко не всей, очень далеко не всей.

Дорога шла через сосняк напрямик, даже руль крутить почти не надо было, поэтому я достал из «бардачка», откинув железную крышку, пакет с бутербродами, и фляжку с клюквенным морсом. Развернул бумагу, достал бутерброд, ветчина на ржаном хлебе, и вцепился в него зубами. Класс! С утра не жрамши, а сейчас вечер уже. Как раз все четыре бутера заточить успею, пока до места доеду.

Сосняк закончился минут через тридцать, дорога нырнула в пологий овраг. Я перебрался вброд через мелкий, но широкий ручей, аккуратненько, на первой передаче, не останавливаясь ни на секунду, чуть подгазовав, выбрался на обратный склон. Колеса немного забуксовали на мокром песке, но полуторка все равно выбралась без проблем, и вновь очутились в поле, на этот раз, засеянном льном. Лен, по нынешним временам, сельхозкультура, почитай что основная. И не только в наших краях, где его исторически растили. Он ведь теперь вместо хлопка, а тут он родит хорошо. Ткут из него льняные ткани и продают их до самых низов Волги, очень большая статья дохода нашему Великореченску. Аборигены и так со льном умели управляться, а после того как мы, пришлые, здесь появились, внедрили в это дело технологии и даже фабрики открыли. Теперь местные льняные ткани по всему миру расходятся, это до нас их только для себя здесь и делали.

Льняное поле огибало выбросившийся в него, подобно полуострову, язык леса, и когда я его обогнул, увидел вдалеке стены Великореченска. Почти что дома, к тому же с удачей. Добыча то вон, в кузове валяется, сюрпризов ждать уже и не следует, похоже, скоро денежки с городского головы получу – и отдыхать. Заслуженно. С ощущением выполненного долга.