Ольга Погожева - Я стану твоим врагом

Мужчина качнул головой, оглядывая закованную в латы жену. Шлем скрывал стянутые в пучок волосы, оставляя открытыми только обветренные губы, и глухие темные глаза, взгляд которых даже сейчас, в момент их близости, казался твердым и жестким. Никогда он так не хотел обнять её, как сейчас, никогда, даже в их первую брачную ночь.

— Я никогда не оставлю тебя, Марион. Верь мне. Никогда.

На поле брани стоял великий стон, в котором терялся звон оружия, всхрипы обезумевших животных, влажные чавкающие звуки, когда меч или копье встречались с плотью, и бесконечный гул тысяч голосов, воющих, кричащих, ненавидящих и взывающих.

Марион откинулась назад, на спину своего скакуна, увернувшись от разящего копья, дернула поводья, заставляя коня развернуться следом, двинула ребром щита в круп чужого скакуна. Конь взревел, становясь на дыбы, и женщина дала шпоры, поднырнув под раскрывшегося врага. Длинный режущий удар, от подмышки до бедра, а затем наотмашь по вздрогнувшей спине… Каждое движение отдавалось болью. Тело, уставшее, отяжелевшее от долгой битвы и собственных лат, подчинялось неохотно, болезненно реагируя на каждое сокращение точно судорогой сведенных мышц, — но подчинялось, подчинялось. За годы сражений, тренировок и наполненной ежедневными заговорами и опасностями жизни Марион поняла единственную вещь: расслаблять нельзя. Сожрут противники или подведет собственное тело, почуявшее близость очага — и вот тогда наступит конец. Ни одного лишнего движения, ни одного слова или крика, ничего, что могло бы отвлечь от цели…

Им не победить в этой битве. Валлийцы хуже подготовлены и истощены, но обладали той звериной волей к победе, той хищной силой, которая не давала сломить их вот уже много сотен лет. Ранее бывшие всего лишь одной из провинций Аверона, свободолюбивые и дикие народы Валлии объединились, чтобы почувствовать вкус свободы от чужого протектората — и уступать столь тяжко вырванную независимую жизнь не собирались. Но и валлийцам тяжело давалась битва. Марион казалось, не раз и не два, что они умрут здесь все до единого — и войска императрицы, и королевское войско Валлии.

Свистнула стрела — у самого уха. Ещё и ещё одна — и Марион крутанулась в седле, выискивая стрелка. Метили прицельно — либо в неё, ведь на её шлеме была особая императорская печать и синяя лента, либо в Магнуса, сражавшегося впереди своего войска. На миг их взгляды встретились — Марион и чужого лучника — а затем острая боль в плече и удар, сбросивший её с коня…

Она вскочила тут же, перекатившись подальше от своего коня — стрелок ранил и его тоже, и ошалевшее от боли животное галопом ломанулось через ряды, топча своих и чужих. Марион зашипела, сжимая пальцы вокруг засевшей в плече стрелы, развернулась, всаживая меч в чье-то открывшееся горло, пригнулась, уходя от удара со спины, не оборачиваясь, двинула щитом назад, в живот нападавшему. И лишь оглянувшись, в свете яркого полуденного солнца она увидела вставшего на дыбы коня командующего Магнуса, сбрасывающего пронзенного копьем всадника с седла…

— Магнус!!!

Она рванулась сквозь ряды сцепившейся пехоты, отмахиваясь от своих и чужих, мечом, локтями, ногами прокладывая путь к рухнувшему под ноги сражавшихся солдат командующему.

Руки уже тянулись к мужу, глаза выхватили сразу всё: хлынувшую ртом черную кровь, пальцы, вцепившиеся в копье, быстро угасающий взгляд, направленный на врага…

Убийца сидел в седле, выхватив короткий толстый меч из ножен, и Марион не колебалась ни секунды: пущенный её рукой кинжал вонзился в шею вражеского коня, и животное рухнуло, захрипев в предсмертной агонии, и едва не погребая под собой седока.

Марион коротко зарычала на вставшего на пути чужого солдата, двинула кованым сапогом в край щита, раскрывая его для удара, и обрушила клинок на незащищенную латами шею. Не дожидаясь, пока тот рухнет, отпихнула в сторону безвольное тело, и упала на колени рядом с мужем.

— М-м-ма-а-а…

— Тише, Магнус… тише…

Задыхаясь, глотая собственный соленый пот, смотрела Синяя баронесса на умирающего мужа. Агония продлилась всего несколько секунд, и всё это время, неделимое, незабываемое, страшное и ненавистное, они смотрели друг другу в глаза. Десять лет. Десять лет тихого семейного счастья, понимания, и самой крепкой дружбы, которая может быть между мужчиной и женщиной, занимавшихся одним делом — войной.

А потом взгляд командующего императорским войском Аверона застыл, и Марион поднялась с колен.

— Убийца.

Выбравшийся из-под рухнувшего коня валлиец застыл, глядя на неподвижную фигуру перед собой. Вокруг кричали, убивали и умирали люди, и их короткое знакомство — последний миг перед смертельной схваткой — произошло быстро.

Марион увидела высокого крупного мужчину, чернобородого, с пронзительным, удивительно ясным взглядом синих глаз. Он убивал здесь, как и все, но эти спокойные, вопреки всему вокруг, нечеловечески спокойные глаза мигом вернули её к жизни, избавив от отрешенной пустоты смерти. Он издевался! Он издевался над ними — всеми, кто пал от его руки, и не испытывал ни уважения, ни благоговения от того, что убил самого командующего, ни удовлетворения, ни злости, ни ненависти — один лишь безмятежный покой, бесконечное превосходство над противником.

И он заплатит, каждой каплей крови — за это равнодушие, за смерть её мужа, за её потерю, за её теперь уже шаткое положение, за отсутствие каких-либо эмоций на до отвращения чистом лице…

Марион обрушила клинок первой, не ожидая, пока покалеченный при падении валлиец отыщет отлетевший в сторону меч. Прикрываясь одним лишь щитом от шквала ударов, отступая назад на раненных ногах, убийца искал свой единственный шанс на спасение. Но прежде, чем его ищущая рука сомкнулась на рукояти чужого меча, очередной удар Марион, кромкой щита в подбородок, отбросил его наземь, и от удара шлем убийцы слетел, явив взору слипшиеся от пота пряди черных, как вороново крыло, волос.

Он лежал у её ног почти поверженный, почти мертвый — и она не стала медлить с ударом. И в последний миг, когда её клинок уже опускался на обнаженное горло, в тот самый миг мужчина выкинул здоровую ногу вперед, отбрасывая от себя смерть, и от жестокого удара кованым каблуком в живот Марион задохнулась, падая наземь, под ноги сражавшимся воинам.

— Бегу-у-у-ут!!! Они бегут!!!

— Валлийцы бегут! Отступают! Леди Марион! Леди Марион!!!

Её подхватили под локти, вздергивая на ноги, и мутный взгляд выхватил за спинами своих офицеров и солдат вражеское облачение — и лицо врага, разрубленное острием её так и не достигшего горла клинка…