Эйдзи Ёсикава - Мусаси

Однако в описываемое Ёсикавой время это классовое разделение еще не было таким четким. Почти повсюду бродили банды воинов-крестьян, в стране разбойничали ронины, или самураи, лишенные патрона. Это были главным образом остатки войск даймё, потерявших свои владения в результате битвы при Сэкигахаре или более ранних войн. Потребовалось поколение, даже два, прежде чем общество в рамках системы Токугавы четко разделилось на классы; до этого оно пребывало в состоянии брожения и внутренней неустойчивости.

Другой знаменательной переменой в начале семнадцатого века в Японии было появление новой системы правления. С окончанием крупных боевых действий и восстановлением мира правящий военный класс обнаружил, что для успешного управления страной административные таланты гораздо важнее, чем военные навыки. Началось постепенное превращение класса самураев из воинов, владеющих мечом и мушкетом, в бюрократов, умеющих пользоваться кистью и бумагой. В условиях мира самоконтроль и образование возвысились над военным искусством. Западный читатель удивится тому, насколько широко была распространена грамотность в Японии уже в начале семнадцатого века, насколько часто японцы ссылались на китайскую историю и литературу, подобно тому, как современные им западноевропейцы обращались к традициям Древней Греции и Рима.

Третье крупное преобразование в Японии эпохи Миямото Мусаси произошло в области оружия. Во второй половине шестнадцатого века фитильный мушкет, незадолго до этого завезенный в Японию португальцами, стал главным боевым оружием. В условиях мира самураи могли позволить себе с презрением отвергнуть огнестрельное оружие и вернуться к традиционному мечу. Расцвели многочисленные фехтовальные школы. Возможности для применения меча в настоящих военных действиях резко сузились, поэтому военное искусство постепенно сменилось искусством боевых единоборств. При овладении последними постоянно подчеркивалось значение самоконтроля и воспитания характера, а не чисто военные достижения фехтовальных навыков, которые редко удавалось продемонстрировать в настоящем деле.

Повествование Ёсикавы о юных годах Миямото иллюстрирует все эти перемены, происходившие в Японии. Мусаси был типичным ронином из горной деревни и стал оседлым самураем-вассалом только под конец жизни. Он основал школу фехтования и самое главное – постепенно превратился из человека, следовавшего инстинктам воина, в фанатичного приверженца самодисциплины в духе Дзэн-буддизма, исповедующего самоконтроль и слияние с природой. В молодые годы Миямото все еще происходили смертельные поединки, напоминавшие турниры средневековой Европы, но Ёсикава изображает Мусаси человеком, сознательно превращающим боевое мастерство из средства войны в способ воспитания характера в условиях мира. Военное искусство, самодисциплина духа и эстетическая утонченность слились в единое целое. Этот портрет Миямото Мусаси, по всей видимости, недалек от исторического оригинала. Миямото Мусаси известен и как талантливый художник, зрелый скульптор, и как мастер владения мечом.

Япония семнадцатого века, воплощенная в образе Миямото Мусаси, глубоко вошла в сознание японцев. Долгое и относительно спокойное правление Токугавы сохранилось по форме и содержанию, хотя и в несколько окостенелом виде, до середины девятнадцатого века – это всего лишь сто с небольшим лет тому назад. Сам Ёсикава был сыном бывшего самурая, который подобно многим представителям своего класса так и не сумел приспособиться к новым экономическим условиям. В новой Японии самураи не нашли себе места, однако большинство тогдашних лидеров были выходцами из класса феодалов, и романтический ореол, окутывавший самураев, в обязательном порядке поддерживался всей системой образования, становясь духовной основой самосознания японской нации. Этому процессу способствовали литературные произведения, такие как «Десять меченосцев», пьесы и фильмы, поставленные на их сюжет.

Эпоха Миямото Мусаси так же дорога и близка современному японцу, как период Гражданской войны американцу, поэтому сравнение романа Ёсикавы с «Унесенными ветром» отнюдь не случайно. Времена самураев все еще живы в душах японцев. Многие японцы предпочитают видеть себя бескомпромиссно индивидуалистичными, высоко принципиальными и эстетически возвышенными современными Миямото Мусаси, а не «экономическими хищниками» с групповым сознанием, какими они нередко воспринимаются извне. Оба образа имеют право на существование, иллюстрируя сложность японской души, скрытой за непроницаемой наружностью.

«Десять меченосцев» резко отличается от сложных психологических, рефлексивных современных японских романов, которые наиболее часто переводятся на английский язык. Он тем не менее полностью вписывается в традиции японской литературы и мышления народа. Деление романа на эпизоды является не только результатом его первой публикации в газете, но и соответствует наиболее распространенной композиционной схеме, восходящей к истокам японской прозы. Идеализированный образ благородного воина типичен для феодального прошлого, что нашло свое отражение в сотнях других книг и фильмов о самураях. Самой яркой чертой японского характера сегодня является развитие самоконтроля и укрепление воли путем самодисциплины в духе Дзэн-буддизма наряду с самозабвенной любовью к природе и чувством сопричастности с ней. «Десять меченосцев» – не только великий авантюрный роман, он позволяет заглянуть в глубь японской истории, а также понять идеализированный образ современного японца, каким он сам себе его представляет.

Кругом были трупы. Тысячи трупов.

«Мир сошел с ума, – смутно промелькнуло в голове Такэдзо. – Человек – это опавший лист, гонимый осенним ветром».

Жизнь в нем едва теплилась, он сам был похож на труп. Он попытался поднять голову, но не смог оторвать ее от земли. Никогда еще он не чувствовал себя таким слабым.

«Сколько же времени прошло?» – подумал Такэдзо. Лицо облепили мухи. Он хотел их отогнать, но не смог даже шевельнуть рукой. Она словно окаменела, как и все тело.

«Наверное, я давно здесь», – подумал он, пробуя согнуть пальцы. Он еще не осознал, что ранен и две пули засели у него в бедре.

Небо заволокли низкие черные тучи. Прошлой ночью проливной дождь обрушился на долину Сэкигахара. Был полдень пятнадцатого дня девятого месяца 1600 года. Хотя тайфун уже прошел, дождь то прекращался, то вдруг с новой силой обрушивался на убитых и на лежащего Такэдзо. Такэдзо открывал рот, как рыба, пытаясь поймать капли дождя.